Ноябрь 1901 года выдался необычайно сухим и теплым. Это особенно ощущалось за городом, в Сокольниках.
Вера Федоровна ехала по Третьему Лучевому в открытой коляске, с удовольствием вдыхая терпкий сосновый воздух. Жена кожевенного фабриканта Василия Бахрушина спешила с благородной миссией.
Впереди уже показался купол храма Живоначальной Троицы, а за ним — городок детского приюта из красного кирпича, окруженный палисадником.
Экипаж миновал ворота и по двору забегали маленькие фигурки: мальчики в серых полотняных рубашках и девочки в опрятных передничках остановили игру и готовились приветствовать попечительницу.
Директор сиротского дома подал Вере Федоровне руку, помогая сойти с экипажа: «Пожалуйте! Милости просим осмотреть только что обустроенный корпус имени брата вашего, Федора Федоровича Мазурина…»
Она шла в окружении детей, гладила их коротко стриженные затылки, расспрашивала о том, как им живется, как успехи в учебе… Дети щебетали и радовались.
На душе у нее было хорошо и спокойно: «Пройдут годы, но эти беспризорные души не забудут моего милосердия. Они будут молиться за Мазуриных… И освободит нас Господь от роковой кары!»
Мазурины были выходцами из серпуховских купцов. Глава клана начал с того, что в Москве в Верхних торговых рядах организовал продажу тканей и купил небольшую фабрику при сельце Реутове.
Старший сын Мазурина, Алексей, унаследовал батюшкины капиталы и приумножил их.
Недурной собой и знающий подход к дамам, он очаровал незаконную дочь графа Шереметева — Анну Федоровну и женился на ней, получив богатое приданое и особняк на Покровской улице.
Алексей Мазурин много путешествовал по России и за границей. Он был неробкого десятка и однажды в сибирской гостинице, рискуя жизнью, вступился за заезжего купца, которого лихие люди задумали ограбить.
После потасовки новоявленные друзья сели за стол и разговорились. Новый знакомый оказался греком из малороссийского города Нежина. Мазурин поинтересовался: «Как же вас занесло, любезный, в эти края?»
Купец ответил: «Я давно веду торговлю русскими мехами в Лондоне, а на Ирбитской ярмарке сбываю драгоценные камни с Востока». Грек поделился с Алексеем своими планами развернуть в Москве торговлю жемчугом, самоцветами и бирюзой из азиатских стран.
Алексею показалось интересным и они стали компаньонами. Приятели побратались и обменялись нательными крестами.
Через пару месяцев заморские товары заполнили мазуринские лавки. С самого утра московские модницы спешили за покупками к ним. Торговля шла бойко. Вскоре грек, закупив изрядное количество пушнины, собрался в Лондон, а оттуда — сразу в Индию, чтобы на вырученные деньги приобрести большую партию алмазов.
Поездка предполагалась длительная и опасная, поэтому жену с дочерьми он поручил заботам названного брата.
Накануне отъезда грек принес в дом Мазурина большой ларец: «Здесь золото и ценные бумаги. Пусть, Алеша, они хранятся у тебя в тайнике, поскольку в собственном доме я опасаюсь пожара и воров. Так мне спокойнее будет! Жене моей на проживание выдавай деньги по надобности. Как вернусь, сочтемся!»
Братья обнялись и грек уехал. Сначала его дела шли как нельзя лучше: выручив за пушнину в Лондоне хорошие деньги, он удачно провел сделку в Индии и отплыл в Россию.
Однако его корабль попал в шторм в Аравийском море. Купец чудом спасся. Несколько дней его, ухватившегося за обломок мачты, носили волны, пока рыбаки не подобрали беднягу и не доставили в какой-то индийский порт.
Почти месяц он метался в лихорадке и беспамятстве, а поправившись, стал искать способ вернуться домой. На это ушло несколько лет. Только благодаря помощи консула он оказался в Москве. На Покровке, на месте своего деревянного дома, купец увидел лишь обгорелые руины.
Он кинулся к соседям. Сосед-священник поначалу страшно испугался: «Мы считали тебя погибшим!» Придя в себя, он рассказал, что дом его выгорел дотла несколько лет назад, а Мазурин отказал его жене в помощи. Жена купца с дочками поселилась у чужих приютивших людей и просила милостыню.
Вне себя от гнева, грек помчался к побратиму. Алексей Алексеевич после сытного обеда изучал кассовую книгу. Внезапное появление бывшего компаньона испугало Мазурина, но ненадолго.
Грек призвал его к ответу. В голове Алексея пронеслось: «Признать свою вину? Зачем? Это не укрепит потерянной дружбы. Ценные бумаги давно пристроены и дают хороший доход. Лучше будет сказать, что никакого ларца я не видел, а обвинение этого оборванца — бред сумасшедшего!»
Алексей встал из-за стола, сорвал с себя нательный крест и швырнул в бывшего друга со словами: «После твоих вымогательств и наглой лжи я тебе не брат!»
Ошеломленного купца прибежавшие на зов хозяина слуги вытолкали за дверь. Бедняга не сопротивлялся. В панике он побежал в суд. Но и там разбирательство кончилось не в пользу обманутого. Миллионное состояние Мазурина, его положение в обществе не позволяли усомниться в честности. Вдобавок ответчик сам обвинил бывшего компаньона во лжи, вымогательстве и шантаже.
Грека осудили и отправили в тюрьму. Он уже не ждал лучшей доли, но помог случай. После вступления на трон Николая I началась ревизия казематов в Москве. Сердобольный генерал в ходе осмотра тюрем обратил внимание на заключенного и согласился выслушать его историю.
Узник сказал: «Я готов остаться в тюрьме на всю жизнь, если Мазурина заставят держать клятву перед крестом и святым Евангелием, что ларца он от меня не получал!»
Это произвело большое впечатление на генерала и на докладе у государя он доложил о просьбе несчастного. Результат последовал незамедлительно — купца из тюрьмы освободили, а от Мазурина царь потребовал принесения прилюдной клятвы в достоверности своих слов.
В ночь 1833 года, казалось, вся Москва собралась на Покровке. Сотни людей заполнили переулки в ожидании необычного зрелища — принесения потомственным почетным гражданином, городской головой Алексеем Алексеевичем Мазуриным клятвы перед святым крестом в истинности своих показаний в суде.
Ровно в полночь, босой, одетый в саван Алексей вышел из своего особняка со свечой. Он последовал за священниками в черных ризах, несущими крест и Евангелие. На его пути к Казанскому собору на Красной площади толпился народ, с безмолвным ужасом взиравший на богача. Затаив дыхание, люди ждали покаяния…
Глухой голос священника, предупредившего Мазурина о страшном гневе, ожидающем клятвопреступника и его потомков, оставил его безучастным. подняв пустой взор к кресту, Алексей бездумно произнес слова клятвы и направился к выходу. Толпа расступилась и охнула… В наступившей тишине раздался голос: «Будь проклят ты, и пусть твой род будет недолговечен!»
На следующий вечер за картами в Купеческом клубе на Большой Дмитровке только и разговоров было, что об этом происшествии. И все единодушно пришли к выводу: скандал на всю Москву… можно верить или не верить в злой рок, а все же… жуть берет, как подумаешь, что Мазурин обрек свой род до седьмого колена на адовы муки…
Игроки стали раскладывать масти, и разговор прервался. Впрочем. что можно сказать плохого об уважаемом всеми гражданине, прекрасном отце семейства и благодетеле?
Ложь Мазурина в храме не оставила греку надежды на спасение. Вскоре он тяжело заболел. Умирая, о попросил жену передать Мазурину, что желает уйти в мир иной без злобы и со всеми помириться. Но тот проститься не захотел. Когда наступил день похорон, Мазурина какая-то неведомая сила повлекла в церковь, где отпевали усопшего.
Храм был полон народу. Вдруг все расступились: неверным шагом в храм вошел человек, который принес столько горя усопшему. Мазурин наклонился, чтобы поцеловать руку бывшего побратима, но внезапно отпрянул и с безумным криком выбежал прочь. Рассудок покинул его навсегда.
Сумасшествие Мазурина вызвало в Москве многочисленные толки. Шли дни, и люди стали забывать об этой жуткой истории. Детей клятвопреступника кара вроде бы миновала, и жили они вполне благополучно.
Старший сын его — Федор Алексеевич — считался в Первопрестольной первым женихом. Став хозяином дома на Покровке, он мог позволить себе любую прихоть: теперь он дворянин, одевается по последней моде, подолгу живет в Лондоне и настолько усвоил английские манеры, что о купеческих корнях даже не вспоминает…
Задумав жениться, Федор поручил поиски невесты опытной свахе, которая подобрала ему девушку из богатой семьи купцов Алексеевых. Однако он забраковал невесту: «Какое-то безликое создание. Зато ее подруга хороша!»
Шестнадцатилетняя Сашенька Перлова поразила его в самое сердце. О прежней невесте он и думать забыл. Вскоре сыграли свадьбу и молодые зажили в новом особняке на углу Златоустинского и Лучникова переулков.
В трехэтажном доме, проданном им наследниками Юрия Нелединского-Мелецкого, были роскошные гостиные и белоколонный зал, украшенный лепниной. Во внутреннем дворике зеленели экзотические растения и били фонтаны.
Александра Васильевна из молоденькой девушки вскоре превратилась в изящную светскую даму. Роскошные балы, обеды и приемы сменяли друг друга. Жену Федор Алексеевич обожал, дарил подарки и осыпал драгоценностями.
В семь родилось девять детей. Старшие сыновья получив отменное образование, продолжили обучение в Европе, а дочери воспитывались дома гувернантками, читали романы и играли на музыкальных инструментах.
И вдруг Федор Алексеевич на фоне полного здоровья скончался. Будто подкосило его! Безутешная вдова в коммерции ничего не понимала и распоряжаться деньгами не умела. Она полностью доверилась старшему сыну Василию.
«Кому же как не Васеньке взять все в свои руки? И учился за границей, и говорит по-умному. Ну не Алешке же все доверить?» — размышляла Александра Васильевна.
В самом деле, второй ее сын — Алексей — был повеса и франт, прожигал жизнь в ресторанах и в будуарах молоденьких актрис. На третьего наследника — Федора — надежды никакой не было. Замкнутый и нелюдимый, он сторонился людей и интересовался только книгами. Остальные сыновья были малолетними.
Встав во главе клана, Василий Федорович забросил дела — им овладела ненасытная страсть к игре, частенько целые ночи он проводил за ломберным столом.
В некогда гостеприимном доме Мазуриных стало жутко. Неясные звуки, в которых слышался то тихий плач, то стон, наполняли гулкие комнаты. В своем кабинете, в этой мрачной обители, Василий повесил полотно, изображающее Иисуса, снятого с креста. Сестра Федора, хорошенькая Варенька, всплеснула рукам: «Невыносимо смотреть на это страдание, братец!»
Варя Мазурина была очаровательной девушкой и «мазуринское проклятие» не помешало ей найти хорошего жениха. Из многих претендентов разборчивая невеста выбрала владельца суконной фабрики Михаила Чернышова. По случаю их помолвки был устроен грандиозный бал, во время которого произошли события, заставившие Москву содрогнуться вновь…
В тот вечер особняк в Златоустинском переулке был наполнен родственниками и гостями: Мамонтовы, Хлудовы, Перловы, Расторгуевы — всех не перечесть. Василий Мазурин на правах главы семейства распоряжался торжеством.
Яркий румянец и лихорадочно блестевшие глаза указывали на его волнение, которое гости приписывали важности события. Лакеи разносили ледяное шампанское. Когда начался бал, Варенька открыла его первой парой со своим женихом.
В роскошном бальном платье, сверкающих драгоценностях она произвела большой фурор. Опираясь на руку жениха, Варя благодарно думала: «Какой Василий молодец, что заказал украшения для нее у своего друга-ювелира Ильи Калмыкова. Надо обязательно поблагодарить Илью Ивановича!»
Озираясь по сторонам после первого танца, Варенька поискала глазами ювелира и Василия среди гостей. Не найдя ни брата, ни Калмыкова, девушка вновь закружилась в танце, увлекаемая Чернышовым.
А в это время, когда в верхнем этаже веселые гости угощались напитками и танцевали, Мазурин поджидал в кабинете старого приятеля Илью Калмыкова. «А вот и ты! Наконец-то! «- устремился он навстречу гостю. Приятели обнялись. Василий усадил Илью: «Присядь тут, я принесу деньги… Ну и весело у нас сегодня! Надеюсь, останешься? Да и Варенька ждет!»
Илья сидел, беспечно покуривая сигару и болтая о пустяках. Мазурин, который не желал платить за бриллианты, неожиданно приблизился к Калмыкову сзади и полоснул бритвой по горлу.
…Суд над Василием Мазуриным состоялся в ноябре 1867 года. Присяжные приговорили его к смертной казни. Но затем вердикт изменили, и Василий получил пятнадцать лет каторги. С тех пор и других отпрысков рода стали преследовать несчастья.
После происшествия беспечный Алексей Федорович в доме Мазуриных оставаться не смог: «Меня преследует тень брата. Эта жуткая картина в его кабинете…»
На свою часть наследства он выстроил особняк в Сокольниках, где зажил на широкую ногу с актрисой-француженкой.
Спустя несколько месяцев красотка сбежала, прихватив с собой всю наличность и драгоценности. Дом и имущество Алексея отписали за долги. В отчаянии Алексей пустил себе пулю в висок.
Теперь за грехи деда пришла очередь расплачиваться для Николая Мазурина. Тихий и молчаливый, он жил в ожидании кары. Его меланхолия закончилась помешательством. Другой брат — Нил, жизнерадостный здоровяк, внезапно заболел чахоткой и за месяц угас.
Библиофил Федор Федорович, на которого легли все заботы о матери и сестрах, также оказался беспомощным перед волей рока. Жил он в окружении котов и кошек, которых называл по имени-отчеству и не брезговал с ними есть из одной посуды. Он умер от обычной простуды, прометавшись в жару три дня. Так прервалась мужская ветвь рода Мазуриных.
Казалось бы, в полном предрассудков купеческом мире Москвы «мазуринское проклятие» должно было вызывать чувство страха. Но нет! Прелестные барышни из «нехорошего рода» оставались желанными невестами.
На девицах Мазуриных женились фабрикант Сергей Михайлович Третьяков, промышленник Андрей Александрович Алексеев, чаеторговец Дмитрий Петрович Боткин, владелец «Трехгорной мануфактуры» Алексей Яковлевич Прохоров…
Но счастья, надо заметить, в этих семьях не было — любимые супруги трагически умирали молодыми…
Неся на себе крест проклятия, мазуринские потомки пытались хоть как-то отвести от себя руку провидения. Они были милосердны, старались облегчить страдания нищих и убогих, жертвовали большие деньги на приюты и больницы.
И что бы не строили Мазурины. неизменно рядом возводили храмы, где могли покаяться и попросить прощения себе и своим детям.
