На сырой соломе

Её пересохшие губы молили только об одном: «Пить!». Кто-то сжалился и принес несколько капель в черепке от разбитой посуды. Она металась, что-то шептала, иногда с трудом приподнималась. Роскошные волосы спутались, вокруг глаз образовалась чернота.

Одна из блестящих светских красавиц, женщина с огромным сердцем, оказалась в этом грязном месте на сырой соломе. И никто не мог ей помочь.

Блеск золотых эполет отражался в холодном затуманенном зеркале. Юная девушка шестнадцати лет ответила генералу Вревскому согласием. И он, герой, трижды награжденный золотым оружием «За храбрость», осыпал руки маленькой Жюли поцелуями.

— Благодарю! – Прошептал он.

Ему было сорок три года. Давно пора было остепениться, но в суете служебных дел никак не получалось притормозить, задуматься о будущем. И вот Юлия поразила его воображение!

«Она… выше среднего роста, со свежим цветом лица, блестящими умными глазами, добра бесконечно. – Писал Ипполит Вревский своему брату, Борису. – Описание вызвано не моим влюбленным состоянием, это голос всеобщего мнения».

— Я должен сказать, — сообщил барон, когда Юлия уже приняла его предложение, — у меня есть дети… Трое. Но не беспокойтесь о них! Им обеспечен уход, я дал им фамилию Терских, они не потревожат вашего покоя.

Легонько кивнув, Юлия не стала возражать. Внебрачные дети были у многих генералов того времени. Оно и понятно – вечно занятые, они всё равно оставались обычными людьми.

Кто-то привозил из своих походов юных турчанок, другие заводили детей с собственной прислугой, у барона Вревского была красавица-черкешенка, умершая после рождения последнего ребенка. Теперь Юлия становилась для них мачехой.

Свадьбу сыграли в 1857-м, после чего молодожены переехали во Владикавказ. Молоденькая баронесса редко видела мужа, но она не роптала. Ее собственный отец был воякой, и привычка ждать была у неё в крови.

Однако в один несчастный день ожидание оказалось фатальным – Ипполита Вревского принесли тяжело раненым. Юлия вызвала лучших лекарей, она сама ухаживала за мужем, но спасти его не удалось.

Всё было черным – её платье, чехлы на мебели, её мысли. «Ты молода, мой друг. – Горько сказал ей деверь. – Счастье еще постучится к тебе. Не оставайся во власти своих печальных размышлений».

Первый раз в жизни Юлия действовала самостоятельно. Девушкой она подчинялась родителям, потом – мужу. Теперь, став вдовой, она могла решать, что ей делать. Оставаться на Кавказе не было никаких причин, и она поехала в Петербург. Бастардов своего мужа забрала с собой, и первым делом начала хлопотать о присвоении им фамилии Вревских.

— Вы хотите, чтобы у этих детей было право на наследство? – С удивлением спрашивали её. – И даже баронский титул?

— Да. – Спокойно отвечала Юлия. – Род моего мужа должен быть продолжен. Я ведь не успела подарить генералу наследника.

Об этой вдове героя в Петербурге заговорили сразу. Такая юная и такая прекрасная! Императрица пригласила Юлию к себе, и, после непродолжительной беседы, пожаловала баронессе должность фрейлины. «Она очарована ею!» — Говорили при Дворе. И не только Мария Александровна отдавала должное душевным качествам госпожи Вревской.

«Я не встречал такой пленительной женщины, как она, — писал о ней Соллогуб. – Никогда эта женщина не сказала ни о ком ничего дурного, и у себя не позволяла злословить… В каждом она старалась выдвинуть его хорошие стороны».

Её стали повсюду приглашать – на балы, праздники, на домашние вечера. Баронесса Вревская одних пленяла своей грацией, других – острым умом. Радушно принял её и столичный писательский круг. Иван Сергеевич Тургенев, уже знаменитый писатель, познакомившись с Юлией, стал одним из её почитателей.

А она… В нём она словно увидела своё спасение. Отражение её собственной души. Или ей это только показалось?

«Мне не нужно распространяться о том чувстве, несколько странном, но искреннем и хорошем, которое я к вам питаю, — писал Тургенев – Юлии. – Вы это всё лучше меня знаете».

Они общались, но в этих беседах всегда существовала какая-то недомолвка. Сердце Юлии было готово выпрыгнуть из груди, но Тургенев не спешил. «Она поехала к нему в Спасское, — судачили в Петербурге, когда писатель серьезно заболел, — и выхаживала его! Неужели дело идёт к свадьбе?».

Баронесса Вревская была молода и красива, у неё было состояние, она считалась одной из самых популярных женщин при Дворе, но Тургенев держался прохладно. Его душу давно похитила Полина Виардо. Юлия страдала, Юлия рвалась к нему, а он называл их отношения только «дружеской любовью».

Из письма Тургенева от 26 января 1877 года:

«С тех пор, как я Вас встретил, я полюбил Вас дружески – и в то же время, имел неотступное желание обладать Вами…. Оно было, однако, не настолько необузданно, чтобы просить Вашей руки. К тому же, другие причины препятствовали…»

Другими причинами были возраст – Тургенев не молодел – и всё та же Виардо. Она находилась далеко от Петербурга, но её тень словно нависала над писателем, преследовала его неотступно.

Наконец, они объяснились. Все надежды Юлии рухнули в один момент. Она уезжала домой с глазами, полными слёз: Тургенев не будет с нею. А когда в апреле 1877 года Россия объявила войну Турции, баронесса Вревская – неожиданно для всех! – объявила, что поедет тоже. Как сестра милосердия. Она внесет в победу свой посильный вклад.

Юлию не пытались отговорить – все знали про разбитое сердце, про решимость баронессы Вревской. В июле она уже была на юге. Её самоотверженность стала примером для остальных – еще девять женщин из высшего общества поехали с нею.

Вскоре Вревскую, за большие заслуги,представили к ордену, и императрица посетовала, что ей очень не хватает Юлии в Петербурге. К тому же, она ведь уже выполнила свою роль. И награда получена! «Я здесь не для орденов». – Сухо заметила Юлия.

Работала она на износ. С каким-то отчаянием, с самоотверженностью, намного превосходившей остальных. «Ни одной свободной минуты», — писала Юлия – родным. А в начале 1878-го заразилась от раненого тифом. Уже больная, в горячке, пыталась снова помогать, а потом… просто упала.

Обстановка была походной, скудной. Юлия лежала на сырой соломе, брошенной прямо на земляной пол, и часто просила пить. Воды было мало, сущие капли. Никаких средств, чтобы помочь Юлии — тоже. Дело приняло такой серьёзный оборот, что 24 января Вревской не стало.

«Её жизнь – одна из самых печальных, какие я знаю», — написал Иван Тургенев. Жалел ли он о своём упущенном шансе? Кто знает. Ему самому было отведено после этого не так уж много — писатель закрыл глаза навеки в сентябре 1883-го.

Оцените статью