«Мы очень любили курить вместе, ночью, целоваться и курить. Когда мы встретились на улице, он, разговаривая, вдруг взял меня за мизинец. Я была молодая девочка – мне было семнадцать лет. Горечь. Слёзы. Никогда ни с кем так не было, а другое ничто не похоже.»
Она пережила своего ненаглядного Илю на 44 года – это было тихое сияние догорающей свечи. Вся жизнь – память о муже и любовь к дочери. Умирая, Ильф сказал жене: «Оставляю тебе мою Сашеньку. В память о себе».
Когда Марии Николаевны не стало, Александра Ильинична Ильф, разбирая бумаги матери, в одной из папок обнаружила стопки писем. Это были письма отца начиная с осени 1922 года, бережно хранимые и бесконечно перечитываемые.
Только теперь дочь с изумлением узнала, что мама отвечала на них ему, давно ушедшему. На одном из писем – несколько строчек её рукой: «Вот снова прошло много времени, и я читаю. Часто нельзя – разорвётся сердце. Я старая, и вновь я та, что была, и мы любим друг друга, и я плачу. Мне очень скучно без него с тех пор, как его нет».
Любовь оказалась длиннее, чем жизнь.
Илья Ильф (тогда ещё Илья Файнзильберг) и Мария Тарасенко познакомились осенью 1921 года в Одессе. Разница в возрасте – семь лет и целая жизнь.
Илья, окончив техническую школу, успел поработать в чертёжном бюро, монтёром на телефонной станции, токарем на военном заводе, заведующим складом и бухгалтером в Опродкомгубе, опубликовать первые стихи под женским псевдонимом, получить журналистский опыт в газете «Моряк» и принять участие в боях против генерала Деникина.
Даровит, неподражаемо остроумен, амбициозен и грезит о Москве, а посему Одесса давно «жмёт» ему в проймах.
Маруся – совсем юная, прелестная семнадцатилетняя девушка, слывущая признанной одесской красавицей. Витает в облаках, увлечённо рисует и немножко влюблена в старшего брата Или – Михаила.
В отличие от Маруси Иля сразу разглядел свою судьбу. С ней – недосягаемым божеством – он был робок и застенчив, поэтому платонический роман продлился довольно долго. Они встречались в художественной мастерской: Маруся писала его портреты, а он читал ей стихи.
Темы для разговоров нанизывались как бусины на длинную нить: одна за другой, одна за другой, и не хватало часов в сутках, чтобы переговорить обо всём.
Это был упоительный эпистолярный роман: расставшись со своей ожившей грёзой, Илья шёл домой и ночи напролёт писал ей. Правда, в письмах к Марусе не было места привычным шуткам, которые проскальзывали в переписке с подругами.
Например, с Линой Орловой: «Здесь холодно, и меня мучает воспоминание о Ваших тёплых коленях. Я один в комнате, где могли бы быть и Вы. Я грустен, как лошадь, которая по ошибке съела грамм кокаина…»
Он боялся обидеть или случайно ранить Марусю неосторожным словом, поэтому фирменный «ильяильфовский» юмор заискрится гораздо позже – в письмах к жене. Это будет невероятная смесь нежности, обожания и неумелых попыток продемонстрировать свою практичность, спрятанных за шутливым тоном. А пока…
«Моя девочка с большим сердцем, мне незачем писать тебе, раз мы можем видаться каждый день, но до утра далеко, и вот я пишу. Мне кажется, что я любил тебя ещё тогда, когда зимой, под ветер, разлетевшийся по скользкому снегу, случайно встречался с тобой. <…> Завтра утром я приду к тебе, чтобы отдать письма и взглянуть на тебя».
Лишь через несколько месяцев он впервые решился коснуться её руки, а ещё несколько позднее – положить голову на колени. Осенью 1922 Маруся призналась Иле в любви.
«Мне нет спасения от шумящего твоего дыхания. Всё одно. Вечером в воротах гремит замок, я вхожу. Утром со звоном летит гидроплан, я просыпаюсь. Это ты и это любовь к тебе. Вначале тайная и неразличимая, теперь она стоит поперёк моего дня. Нет пощады, в снах, что мне видны, она шумит твоим дыханием. Мне нечего писать, кроме как об этом».
В первых числах января 1923 года Ильф перебрался в Москву. Мечта сбылась! По словам дочери, молодой искатель славы и приключений был в восторге: по сравнению с тёмной и голодной Одессой громадная шумная столица казалась городом-сказкой.
«Три дня я рыскал по Москве вроде очумелой и потерянной колесницы. Этот феерический город гудит и бушует. Всё здесь преувеличено – слишком много всего», – писал Ильф.
Илья приступил к работе корреспондентом в газете «Гудок», помимо этого писал фельетоны, а также рецензии на фильмы в газетах «Вечерняя Москва» и «Кино».
«По приезде в пышную столицу опочил я на полу у приятеля-благодетеля», – шутит молодой журналист, имея в виду Валентина Катаева, с которым подружился ещё в Одессе. Там же, в городе юности, ждала Маруся, и письма влюблённых летали юркими ласточками между точками А и Б.
«Милая моя девочка, разве Вы не знаете, что вся огромная Москва и вся её тысяча площадей и башен – меньше Вас. Всё это и всё остальное – меньше Вас. Я выражаюсь неверно, по отношению к Вам, как я ни выражаюсь, мне всё кажется неверным».
Москва, 28 февраля 1923 г.
Для Маруси эта переписка – почти священный ритуал: «Когда я сажусь писать вам, я крашу губы, чтобы стать красивее, как будто бы вы увидите».
«Мой Иля. Мой маленький, с детским лицом. Бог. Мой добрый, хороший Бог… Вы ведь все равно всегда со мной. Утром я просыпаюсь и, ещё не помня что, помню – Иля, Иля, Иля. Целый день маленький Бог и Иля. Мне очень, очень хорошо.
Я хочу, чтобы и вам было легко. Иля, что мне сделать? Иля, ведь уже больше прошло времени, как вас нет, и меньше осталось ждать. Май, июнь, июль, а потом август. <…> Иля, я вас очень, очень, люблю. Милый, милый Иля.»
Одесса, 7 мая 1923 г.
Ильф советовал любимой учиться живописи в Петрограде. Маруся послушалась: собрала вещи, села в поезд, но до места не доехала – в Москве не выдержала и выскочила на перрон. Жить в разлуке с Илей она больше не могла.
21 апреля 1924 года Мария Тарасенко и Илья Файнзильберг стали мужем и женой. Следующие пять лет Маруся жила на два города: Одессу и Москву, а письма оставались той крепкой неразрывной нитью, которая связывала две родных души.
Продолжение следует…
*
*
*
*
*
