В бане Егор всякого насмотрелся! А что поделать, должность такая — банщик в номерной, или «семейной», бане. Нумера-то закрываются, а банщик остается с посетителями. Парку поддать, воды испить предложить, веничком гостей попотчевать. Только успевай поворачиваться.
Женщин после работы в бане Егор возненавидел. Уж кто-кто, а он знал, какая им цена. И простолюдинкам, и барышням.
А вот Лукерья по «семейным» банькам не ходила, чем и привлекла Егора. Знала бы бедняжка, чем обернется для нее знакомство с банщиком!
Крестьянский сын Егорка Емельянов приехал в Петербург в возрасте шестнадцати лет. Крепкий, сильный, оборотистый парень в большом городе не затерялся, сходу нашел себе тепленькое во всех смыслах местечко — устроился банщиком при номерных банях.
Номерные бани, несмотря на то, что второе их название было «семейные», являлись, как писали в газетах того времени, «источником грубой чувственности».
В баню приходили с девицами с улиц, с любовницами. Егорка в качестве банщика помогал парам.
Насмотревшись на всякое, Емельянов стал циничен, отношение к женщинам его переменилось.
«Бабы все одинаковые, — говорил Егорка, цыкая зубом. — Што крестьянка, што барыня».
При этом, Егор был совершенно непьющим, по кабакам не ходил, а деньги, которые посетители бани давали ему «на водку», откладывал на черный день.
Появилась у Егора в Петербурге и «зазнобушка». Аграфене Суриной было двадцать два года. Девка высокая, видная, красивая. Характер у Аграфены был веселый и бесшабашный, и мужчин она меняла как перчатки.
Егор относился к Аграфене грубо. Подойдет к окну, постучит кулаком, чуть стекла не высадив:
«Эй, выходи!».
Сурина, набросив на плечи шаль, сразу выскакивала из дома. Задержишься на минуту — возлюбленный может и под ребра кулаком. Коротко так, незаметно. Хоп! И болью пронзило весь бок.
С Аграфеной Егор гулял по бульварам, водил ее в «приличные заведения», бывал с красавицей и в своей бане, в нумерах.
Дело шло к свадьбе.
Но вдруг произошло нечто, поразившее всех знакомых и Егора, и Аграфены. Емельянов женился, да вот только не на Суриной.
Его избранницей стала молодая крестьянка Лукерья Фролова. Полная, невысокого роста девушка с косой толщиной в руку.
Лукерья, в отличие от Аграфены, была девушкой молчаливой, религиозной и терпеливой. Такая в баньку не пойдет! Емельянову она сразу приглянулась. Тянуть Егор не стал, и позвал Лукерью в жены. Та согласилась.
Отгуляли свадебку, началась обычная супружеская жизнь. И вскоре понял Егор, что крепко он ошибся. Прошла любовь к Лукерье, хоть тресни! Скучал он рядом с постылой женой, сердцем тянулся к брошенной Аграфене Суриной. К бойкой девке, веселой.
Снова стал Емельянов к Аграфене «подкатывать», но та, даром что в нумера легко соглашалась пойти, быть любовницей наотрез отказалась.
«Женился, говорит, то и живи, а ко мне не лезь».
Егор злость свою и разочарование на законной жене сгонял. Поколачивал Лукерью, грубил. Та, влюбленная до беспамятства, терпела.
Однажды банщик в сердцах бросил супруге:
«Тебе бы в Ждановку!».
Лукерья не испугалась, ответила, что в речку ей бросаться не резон, так как она — мужняя жена.
А 15 ноября 1872 года в той самой речке Ждановке в самом центре Петербурга полиция выловила труп женщины. Приглашенные для опознания местные жители безошибочно указали — то Лукерья, жена номерного банщика Емельянова.
Первым допросили Егора, тем более, что он как раз находился в тюрьме: за несколько часов до обнаружения тела Лукерьи банщика взяли под стражу за нанесение побоев студенту Смирницкому.
Со студентом Егор сцепился накануне у бани. Емельянов заметил, как Смирницкий «портил чистоту» у стены здания и набросился на студента с кулаками.
Егор заявил следователям, что жена его совершила самоубийство «от грусти при предстоявшей ей семидневной разлуке с недавно женившимся мужем».
В полиции с этой версией согласились. Лукерья была надлежащим образом похоронена.
Казалось, дело кончено. Была молодая, цветущая женщина, да не стало ее. Бывает, к сожалению, и такое.
Но вот стал ходить по околотку слух: не самоубилась Лукерья, нет! Муж ее утопил, Егорка Емельянов, банщик.
Полиция снова открыла дело, и выяснила, что слухи распускала Аграфена Сурина. Женщину привели на допрос.
Аграфена рассказала следующее. Когда стало известно, что Егора за избиение студента отправят в тюрьму на семь дней, Аграфена пришла проводить возлюбленного. Лукерья сидела у окна, плакала. Соперницу она встретила радушно, обняла: знала, что Сурина отказалась принять женатого Егора обратно.
Аграфена пошла провожать Егора в тюрьму вместе с Лукерьей. По дороге Емельянов стал оскорблять жену, крикнул Суриной идти вперед, затем догнал ее. На вопрос Аграфены, где Лукерья, ответил, что отправил жену обратно.
Аграфена проводила Егора до тюрьмы, затем воротилась домой. А на следующий день в Ждановке было найдено тело Лукерьи…
Егору было предъявлено обвинение в убийстве, которое он наотрез отверг. По словам банщика, Аграфена специально его оговорила за то, что «женился не на ней».
В результате дело об утоплении Лукерьи Емельяновой, получившее в обществе огромный резонанс, рассматривалось в суде при открытых дверях.
Обвинение было представлено знаменитым адвокатом Анатолием Федоровичем Кони, защищу обвиняемого осуществлял не менее знаменитый юрист Владимир Данилович Спасович, который пользовался репутацией «защитника негодяев».
В суде на радость многочисленной публике состоялся поединок адвокатов. Кони был безупречен. Анатолий Федорович в своей речи рассказал обо всех обстоятельствах жизни подсудимого, определивших его жестокий характер.
Однако главным было то, что Кони не поленился скрупулезно изучить все материалы дела, и даже побывать на месте убийства.
Анатолий Федорович и обнаружил, что в том месте, где погибла несчастная Лукерья, речка была настолько мелкой, что утопиться там по доброй воле было практически невозможно. Иное дело, если бы кто-то помог бедняжке, взгромоздившись сверху.
Присяжные согласились с доводами Кони и признали Егора Емельянова виновным в убийстве супруги путем утопления. Банщик был приговорен к каторге.
Аграфена Сурина, выступавшая главным свидетелем обвинения на суде, вскоре вышла замуж и стала почтенной матерью семейства. О банщике Егорке она предпочитала не вспоминать, а вот на могилку несчастной Лукерьи ходила с детьми каждое лето, молилась и оставляла на скромном бугорке с деревянным крестом полевые цветы.
