Крепкие, ладные, точно наливные яблочки из сада, они стояли в сторонке и не прятали глаз. Даже смотрели на покупателей с вызовом. Женщины в возрасте, обычно, держались скромнее. Парни тихо и молча ждали своей участи. Но красивых девушек продавали первыми. И часто конечная цена была в десяток раз выше первоначальной.
— Кому красавицу за двадцать пять рублей? – Зычно кричал распорядитель. Часто после этого уточняли: какой возраст девушки, в каком поместье и в какой губернии родилась, есть ли у неё дети, к какой работе приучена. Все, чтобы потенциальный покупатель мог оценить: надобно ли ему делать такую покупку.
Нередко помещики разорялись. Запутывались в карточных долгах, например. Азартный игрок князь Петр Вяземский однажды за вечер проиграл полмиллиона рублей. Это в начале девятнадцатого века! Чтобы понять, сколько это по нынешнему курсу, нужно умножить на сто. И это только самая приблизительная оценка.
«Дворянство ежедневно продавало людей, — писал переводчик и театральный критик Николай Селивановский (1806 – 1852), — мальчика, девочку, кучера, повара».
Цена на крепостных росла во много раз быстрее цены хлеба. Работники были нужны всем. Одним требовались вышколенные лакеи, чтобы обслуживать приемы на сотню-другую гостей, другим – горничная, умеющая создавать вечерние причёски, третьи желали получить хорошенькую девушку, чьё присутствие в доме радовало бы глаз хозяина.
Помещик был в своем праве! Мог покупать, мог продавать, а мог и дарить крепостных.
Закон разрешал землевладельцу и хозяину человеческих душ наказывать ленивого крестьянина розгами или палкой. Регламентировалось число ударов: палкой не больше 15, розгой – сорок. За провинность можно было отправить крепостного в тюрьму или служить, в рекруты.
На продажу выставляли людей так, как требовалось барину. В восемнадцатом веке семьи крепостных легко было разлучить, и отправить родителей, например, к одному хозяину, а ребёнка к другому. О том, что продавали по одному, говорит, например, бумага от ноября 1766 года:
«В Мещанской слободе Максим Денисов продал майору Постельникову за 10 рублей своего дворового человека, Фому Миронова».
Екатерина II своим указом от 1771 года запретила продавать с молотка крестьян, когда имущество разорившихся дворян шло с аукциона. Но она же не дала указаний, что делать с такими людьми. Возникло противоречие: землю дворянина N покупали, а куда девать его же крепостных? Они ведь тоже – имущество? Из губерний посыпались письма с просьбами разрешить торговлю. Оказалось, что подобных случаев много.
Не велела Екатерина и продавать людей порознь, но государыня – в Петербурге. А народ на местах. И потихоньку всё равно делал так, как ему больше нравилось. В 1794-м году, например, генерал-губернатор Архаров, получил донесение о беззаконных действиях помещика Хитрово в Тверской губернии:
«Выбрано с деревни и выслано в Москву… 30 девушек и одна вдова с дочерью, намереваясь всех годных распродать порознь».
Годных – это, в первую очередь, красивых и здоровых. Самый ходовой товар! В Тверской губернии два брата-помещика, не спеша обзаводиться семьёй, вольготно зажили в своем имении. Набрав привлекательных дворовых девушек, вскоре получили от них потомство – шестерых детей. Один из братьев, Пётр Уваров, впоследствии с любимой крепостной обвенчался.
А отставной штык-юнкер Иван Иванович Одинцов, годами проводя время таким же приятным образом – в окружении красивых крепостных – вдруг раскаялся и дал девушкам вольную. Свой старый дом в Орловской губернии снёс, начал строить новый, «где не было бы воспоминаний о неправедной жизни». А потом и вовсе отправился странствовать с иконой в руках.
Он вернулся домой спустя полгода, в лаптях и старой одежде, похудевший, голодный. Узнав, что одна из его прежних пассий ждёт ребенка, сразу же повел ее к алтарю и зажил с ней, как с женой, вполне спокойно и счастливо.
