От такой красы у него перехватило дыхание. А потом он поспешно опустил глаза: разве можно так смотреть на дочь великого князя? Четырнадцатилетняя Евдокия, меньшая из детей Ивана III, в двух шагах от него покорно ожидала своей участи.
Ловила сочувственные взгляды невестки, слышала всхлипы нянюшек… Ведь кому ее собрались отдать? Басурманину. «Не спеши с решением, Васенька!» — одними губами умоляла невестка, Соломония. Но осенью 1505 года поворачивать назад было поздно.
Скрипели повозки, завывали буйные ветры. Мальчик жался к матери, которая беззвучно плакала и тихо повторяла слова молитвы. В 1487 году семья казанского хана ехала к месту своей ссылки, в Карголом.
Двадцать долгих лет Московский князь вел борьбу с Казанским ханством, и вот, одержал победу. Теперь некогда могущественного правителя Казани с женой, братьями и сестрами везли на север. В холод, к незнакомым людям, в места, о каких они прежде даже не слышали.
Мальчик высунул голову из повозки и отпрянул назад. На его смоляных кудряшках осели маленькие снежинки. Резные иголочки торчали в разные стороны, и Худай-Кул рассмеялся.
Этот звонкий смех прорезал мрачную тишину, заставил мать нахмуриться, но братья – вот неожиданность! – тоже заулыбались. Может быть, не так плоха будет их будущая жизнь? Может быть, есть надежда?
Но все оказалось не так радужно. Хан Ильгам, старший брат Худай-Кула, не выдержал дороги. Захворал еще до места прибытия, а потом и скончался в далеком Карголоме. Там же упокоилась царица Фатима, его мать.
Осиротевшие царевичи жались друг к дружке, но их скоро разлучили. Двоих забрали в Москву, представили Великому князю. Долетели слухи до родни, что мальчики приняли православие и стали именоваться Василием и Федором. Позже Федор получил важное назначение: стал царским наместником в Новгороде!
— И тебе такая же дорога уготована, — шептали Худай-Кулу. – Ежели не оплошаешь.
В царском тереме в ту пору подрастала младшая дочь Великого князя, Евдокия. Была она последним плодом любви Ивана III и византийки Софьи Палеолог.
К несчастью для девочки, она родилась в пору бурных перемен: мать враждовала с невесткой, мать попала под подозрение Великого князя… Некогда было Софье заниматься ребенком. И Евдокия, в целом, мало ее знала.
Она зажмуривала глаза и ей казалось, что она чувствует на челе теплый материнский поцелуй. Что слышит шелест ее шелков, аромат, исходящий от ее волос. Cон или явь? Было ли это самое нежное воспоминание в ее жизни? Кто знает!
Не раз Софья приходила к дочери уже совсем поздно, когда девочка спала. Днем у нее просто не было свободной минутки… Вот и росла Евдокия вроде бы и в большой семье, но… словно одинокий цветочек, пробившийся сквозь каменные плиты.
Хворал Иван III, уже совсем был плох, когда повелел доставить к себе полузабытого казанского царевича. План великого князя был таков: коли не останется детей у его сына, коли погибнет Василий, то пусть трон перейдет к младшей дочери и ее мужу. А кто будет муж? Да вот же, готовый царевич.
— Васенька, ведь басурманин он, — шептала мужу, Василию, Соломония Сабурова. – Виданное ли дело, чтобы русская княжна – для татарина?
Соломония только появилась в княжеском тереме: выбрали ее из пятисот невест для наследника трона, для сына Ивана III. Красавицей называли девушку – ладная, статная, с румянцем во всю щеку…
Но умирающий великий князь словно что-то чувствовал. А потому настаивал: пусть Евдокию, дочку младшую, выдадут замуж.
— Не то будет во дворце пустая колыбель, — прохрипел Иван III.
Худай-Кула доставили в Москву, когда в церквях вовсю звенели траурные колокола. Преставился великий князь Иван III. От этого перезвона казанский царевич с непривычки крутил головой – все ему было интересно и ново. А когда его привезли к новому великому князю, Василию, то сразу стащили с него сафьяновую шапку с меховой опушкой.
— Ты чай не перед купцом стоять будешь, — проворчал какой-то бородатый стольник.
В княжеской палате было жарко натоплено. Князь ждал его, встретил радушно, даже по-семейному обнял. А потом велел позвать сестру. Вошла, робея, четырнадцатилетняя Евдокия Ивановна, а казанский царевич так и обмер от ее красоты.
Поздно спохватился, опустил глаза.
— Ишь, как на княжну нашу зыркает, — пробежал недовольный шепоток.
— Дело решенное, — проговорил князь Василий, — в январе и обвенчаем.
Вспыхнули девичьи ланиты. Быстрыми взглядами обменялись нареченные, а потом их – согласно обычаю – развели в разные стороны. Надо было готовиться к свадьбе. А царевичу из Казани – принимать православие.
Он стал назваться Петром Ибрагимовичем. Петром – в честь святого апостола, Ибрагимовичем – по отцу, хану Ибрагиму. 25 января 1506 года в Успенском соборе Кремля, в присутствии множества знатных гостей, казанский царевич Петр Ибрагимович повенчался с дочерью великого князя и сестрой великого князя, Евдокией Ивановной.
Они зажили в Москве, поблизости от княжеского дворца. Познакомившись получше с зятем, Василий III оценил его ум и ловкость. Не единожды оставлял ему управление государственными делами.
А поскольку колыбель оставалась пустой, то в 1509 году подтвердил старый отцовский указ – если умрет раньше времени, то быть на Руси великому князю Петру. С великой княгиней Евдокией.
Причудливо тасуется колода! Евдокия подарила мужу нескольких детей, но выжила только одна дочь – Анастасия. Позже она вышла замуж за князя Мстиславского, но ни отец, ни мать, этого не увидели. Петр Ибрагимович скончался в 1523-м, а его супруга – на десять лет раньше.
Есть версия, что одна из внучек Петра Ибрагимовича стала женой касимовского хана Саин-Булата, который при крещении стал называться Симеоном Бекбулатовичем. И если это так, то картина получается весьма любопытная!
Как известно, был период в русской истории, когда Иван Грозный решил отойти от дел, и усадил Симеона на русский трон… Если версия про внучку имеет основание, то повеление умирающего Ивана III все-таки было исполнено…
