За колючей проволокой Татьяна Окуневская оставалась все той же дивой, требуя, чтобы ей присылали не продукты, а помаду и тушь. А однажды дала пощечину надзирателю за грубость. Видимо, по этой причине за шесть лет ее переводили из лагеря в лагерь пять раз. Начальники просто не выдерживали такой дерзости…
БАЛКАНСКИЕ УВЛЕЧЕНИЯ
Татьяна Окуневская никогда не отличалась избирательностью в сердечных делах. Для нее границы существовали только на карте. В 1946 году во время гастрольного тура по странам дислокации советских войск она представляла фильмы: «Александр Пархоменко», «Это было в Донбассе» и короткометражку «Ночь над Белградом».
В Югославии машину актрисы осыпали цветами, а зрители выкрикивали ее имя. Но главным поклонником оказался сам Иосип Броз Тито. По слухам, маршал не скрывал своего восхищения. Якобы признавался Татьяне в чувствах, обещал построить для нее киностудию в Загребе и на каждое выступление присылал корзины с черными розами.
Но если роман с Тито остался красивой легендой, то связь с югославским спецпосланником Владо Поповичем оказалась куда более земной и страстной. Дипломат не дарил черных роз и не обещал киностудий. Зато снял для них уютный домик под Москвой, куда они сбегали на выходные, забыв о дипломатических протоколах и съемочных графиках.
Те короткие месяцы с Поповичем стали для Окуневской глотком настоящего счастья, простого и земного, о котором она так мечтала. Но и эта сказка быстро закончилась. Всегда казавшийся ей воплощением галантности, Владо начал требовать, чтобы она немедленно ушла от мужа.
— Брось мужа сейчас же!-кричал любовник.
Для Татьяны, привыкшей к обожанию, но не к одержимости, это стало настоящим шоком. Она впервые увидела, как страсть превращается в тиранию. И испугалась.
А потом вмешалась большая политика. В 1948 году грянул разрыв между Сталиным и Тито, и всех югославских дипломатов в срочном порядке выслали из СССР. Попович исчез из ее жизни так же внезапно, как и появился.
АКТ ЛИЧНОЙ МЕСТИ ИЛИ…
Трагическая судьба Окуневской до сих пор остается предметом жарких споров. По словам самой актрисы, ее красота, принесшая славу на экране, стала и проклятием: она привлекла внимание Лаврентия Берии. В своих воспоминаниях актриса описывала ужасные сцены, когда ее насильно доставляли в особняк всесильного наркома.
— Я оказалась в клетке. Безвыходность…
Но самым страшным, по ее словам, стало предательство близкого человека. После одного из таких случаев она решилась рассказать обо всем мужу Борису Горбатову, надеясь на защиту.
— Думала, он меня спасет…,- писала она. — Но он растерялся, забегал мелкими шажками, затылок налился кровью, что-то залепетал… Он такой жалкий…
Однако дочь актрисы Инга назвала все это вымыслом. Она указывала на отсутствие фамилии матери в официальных списках жертв Берии и утверждала, что вся эта история была заимствована у ее одноклассницы. По мнению Инги, статус Горбатова делал подобные действия со стороны Берии крайне маловероятными.
В семейном кругу считали, что настоящие проблемы начались из-за романа Окуневской с индийским дипломатом из знаменитой династии Неру-Ганди, который впервые приехал в Москву в начале 40-х как стажер, а позже занял пост посла.
В этой полемике между матерью и дочерью так и не появилось однозначной правды. Доподлинно известно лишь одно: в декабре 48-го в их квартиру нагрянули незваные гости.
— Вставайте! Одевайтесь!
— У меня лихорадка, я болею, если можно, придите за мной дня через два, я уже поправлюсь…,- еле слышно прошептала Окуневская.
— Вставайте и одевайтесь!
Сам арест Татьяна Кирилловна описывала как акт личной мести. Якобы министр госбезопасности Абакумов мстил за отвергнутые ухаживания. Ордер так и не предъявили, лишь клочок бумаги с подписью: «Вы подлежите аресту. Абакумов».
Однако, по версии родных актрисы, Берия лично доложил Сталину о «непотребном поведении» двух замужних актрис: Зои Федоровой, родившей от американского дипломата, и Окуневской, бравировавшей своими связями и позволявшей себе опасные высказывания.
Например, в деле фигурировал показательный эпизод: во время съемок «Сказки о царе Салтане» в Киеве Татьяна подняла бокал со скандальным тостом:
— Все коммунисты лживые и нечестные люди.
Красавица, привыкшая к всеобщему обожанию, верила, что шарм и связи мужа-писателя защитят ее от последствий. Но в сталинской системе даже самые яркие звезды горели дотла, если решали бросить вызов.
Не пожалели и Окуневскую. Не дав опомниться, собрать вещи и проститься с близкими, гэбэшники схватили ее под руки, выволокли на мороз и затолкали в черный автомобиль.
А дальше — бесконечные изматывающие допросы с требованием признаться в шпионаже и антисоветской деятельности, одиночная камера. И приговор — 10 лет лагерей сразу по нескольким пунктам 58-й статьи.
КОРОЛЕВА ЗОНЫ
Но и за колючей проволокой Татьяна оставалась дивой, требуя, чтобы ей присылали не продукты, а помаду и тушь. А однажды дала пощечину надзирателю за грубость. Видимо, по этой причине за шесть лет ее переводили из лагеря в лагерь пять раз. Начальники просто не выдерживали такой дерзости.
Ее звездное самоощущение тоже не поменялось. Дочь Инга позже рассказывала о поразительной сцене во время свидания: комендант лагеря, привыкший к беспрекословному подчинению, буквально прыгал вокруг ее матери, стараясь угодить. На свежем воздухе был накрыт стол, будто не в зоне, а на московской даче. А сама Окуневская, все такая же ослепительная, принимала это как должное.
На свободу артистка вышла по амнистии в 54-м. Борис Горбатов не дожил до этого момента всего несколько месяцев. Она была убеждена: муж умер от страха перед ее возможным возвращением.
— Я знала, что стоит нам встретиться глазами, его сердце не выдержит,- говорила Татьяна с горькой иронией.
В ее глазах Горбатов совершил непростительное предательство. После ареста жены он не только не вступился за нее, но и полностью порвал отношения. А затем женился на актрисе театра Сатиры Нине Архиповой.
Их дочь Инга, однако, видела ситуацию иначе. Она настаивала, что Горбатов до конца дней продолжал любить Окуневскую, несмотря на ее унизительное отношение к нему. По словам Инги, именно отчим обеспечил ей достойную жизнь: помог окончить Институт иностранных языков, устроил роскошную свадьбу, передал свою комнату.
Он даже продолжал поддерживать бывшую тещу и отправлял Татьяне посылки в лагерь. Что касается нового брака, то Архипова действительно выходила Горбатова после инфаркта. И писатель, измученный одиночеством, ухватился за этот шанс создать нормальную семью.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Возвращение Окуневской в Москву омрачилось двусмысленным «приветом» от друга Горбатова Константина Симонова. Поэт опубликовал стихотворение «Чужая душа», где хотя и не называл актрису прямо, но намеки были более чем прозрачны:
Дурную женщину любил,
А сам хорошим парнем был…
А эта, с кем он жил, она —
Могу ручаться смело, —
Что значит слово-то «жена»
Понятья не имела.
Естественно, после этого Татьяна Кирилловна возненавидела поэта. В ее личном архиве обнаружили целую папку, посвященную Симонову, — своеобразное досье, куда она собирала все публикации о нем. В мемуарах актриса не поскупилась на резкие оценки: поэт предстал в них бездарным стихотворцем, автором «отвратительных» виршей, при этом назойливым ухажером, безуспешно пытавшимся за ней ухаживать.
Особенно досталось знаменитому «Жди меня». По ее мнению, это было худшее произведение советской поэзии. Вину за крушение своей послелагерной карьеры Окуневская тоже возложила на Симонова. Хотя формально двери перед ней не закрывали. Она вернулась в Театр Ленкома, правда, ненадолго. Снималась в кино, но лишь в эпизодах.
НЕСЛОМЛЕННАЯ
Сегодня трудно сказать, был ли здесь чей-то злой умысел. Артистка и сама мастерски рыла могилу своей карьере. Порой ее поступки напоминали сознательный саботаж.
Например, на пробах у Кулиджанова «Дом, в котором я живу» она скандально отказалась надеть лифчик, заявив, что «настоящая женщина не должна прятать свою природу». В картине «Принципиальный и жалостливый взгляд» самовольно переписала диалоги, объясняя это тем, что «авторский текст недостаточно остро отражает характер».
Ее встреча с молодым режиссером Ренатой Литвиновой стала классикой театрального хамства:
— Женское творчество? Это когда вдохновение приходит раз в месяц вместе с циклом?- бросила она, едва взглянув на сценарий.
После таких выходок даже самые терпеливые коллеги разводили руками. Как заметил один уставший администратор:
— С Окуневской работать — все равно что гладить ежа. И больно, и бесполезно, а он еще и фыркает.
На гастролях она продолжала удивлять: могла сорвать концерт, заявив, что «публика недостойна ее таланта», или устроить истерику из-за недостаточно мягкого полотенца в гримерке.
С вызывающей откровенностью оценивала она и коллег по цеху. Собственные роли Окуневская называла «мутью», но при этом без тени сомнения считала себя актрисой высшего разряда. В дневниковых записях она прямо противопоставляла себя Смирновой, Мордюковой и Мансуровой, признавая только Любовь Орлову, да и то как «опереточную актрису».
Ее оценки были беспощадны: Валентина Серова — «невоспитанная пьяница», Тамара Макарова — «бездарная приспособленка», Раневская — «забавная, но не гений». Даже с близкой подругой Мариной Ладыниной она в конце концов разругалась.
Татьяна Кирилловна легко рвала связи, будто не нуждалась ни в ком. То ли из-за врожденной самодостаточности, то ли потому, что не выносила рядом с собой равных по силе таланта.
«ИНГА — МОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ…»
Единственным человеком, способным противостоять ее напору, оказалась дочь Инга. Их отношения были сложными. Окуневская то демонстративно подчеркивала их несхожесть, то с едкой иронией спрашивала знакомых:
— Неужели вы находите Ингу красивой?
Пока артистка отбывала срок, жизнь ее дочери шла своим чередом. Инга вышла замуж за сына известного врача-гомеопата Теодора Липницкого – Давида. Родила двух сыновей. Семья занимала просторную трехкомнатную квартиру на Большой Молчановке, где помимо жилья располагался и врачебный кабинет. Когда освободившаяся Татьяна Кирилловна вернулась, ей выделили большую комнату в этой же квартире.
Но первые же дни совместного проживания показали, насколько разными были их миры. Привыкшая быть центром внимания Окуневская сразу заявила о желании устроить здесь вечеринку. Дочь с зятем, проявив такт, организовали ужин и удалились, чтобы не мешать материнскому празднику.
А когда вернулись, застали ее в компании пьяных гостей. В свойственной ей манере актриса, не стесняясь присутствующих, начала сыпать антисемитскими замечаниями в адрес зятя.
— Ты связала жизнь с кутилой, живущим на папины деньги!- кричала она, обвиняя зятя еще и в мотовстве и распутстве.
После чего дочь сняла ей комнату на Арбате и попросила на выход.
Второй брак Инги с переводчиком Брежнева Виктором Суходревым вызвал еще более язвительную реакцию:
— Ну конечно, гэбэшник! Ты совсем не учишься на ошибках, — бросала она прямо в лицо новому зятю.
Встречи близких людей больше были похожи на театр военных действий. За праздничным столом после второй рюмки неизменно всплывали старые обиды. Практичная, удачливо вышедшая замуж Инга казалась матери «мещанкой», предавшей идеалы свободной жизни.
— Инга — мое самое горькое разочарование, — записала она в свой дневник, подводя черту под отношениями, которые так и не стали теплыми.
БАБУШКА АНДЕГРАУНДА
А вот для внуков Татьяна Кирилловна стала настоящей легендой. Она тайком протаскивала Володю и Сашу на закрытые спектакли Таганки, в подпольные театральные студии, в святая святых — Дом кино, куда простым смертным вход был заказан.
Владимир рано погиб, а вот Александр Липницкий вспоминал эти вылазки как самое яркое детское приключение:
— Мы чувствовали себя разведчиками в тылу врага.
Ее однокомнатная квартирка на Масловке стала бунтарским клубом. Здесь собирались рок-музыканты, диссиденты, гонимые художники — все те, кого советская система маркировала как «неблагонадежных». Окуневская с ее лагерным прошлым вдруг оказалась в роли гостеприимной хозяйки андеграунда.
Особенно любила Татьянин день, свой «профессиональный праздник». В крохотной «однушке» яблоку негде было упасть: сорок гостей, водка в жестяных кружках, бесконечные споры об искусстве.
— Она перепивала всех нас, двадцатилетних, — смеялся Александр, — а наутро была свежа, будто ничего не было.
СТРАХ НЕМОЩИ
А еще Окуневская до последних дней сохраняла магнетизм, притягивавший мужчин, готовых исполнять любые ее капризы. С легендарным Бендером из «Двенадцати стульев» Арчилом Гомиашвили она даже съездила в Грузию для тайного венчания, хотя брак так и не оформили официально.
За пять лет до смерти в жизни актрисы появился некий Владимир Петрович, заслуженный инженер-строитель из Горького. Мужчина осыпал ее цветами, приносил любимых раков, даже свозил в Париж. Но счастье оказалось недолгим. После его смерти Окуневская словно лишилась последней опоры.
Но главным ее кошмаром стали мысли о старении. Артистка фанатично делала гимнастику, практиковала йогу, обливалась ледяной водой, и все только ради сохранения иллюзии вечной молодости.
— Я не постарела, просто лицо стало другим, — убеждала она окружающих.
В дневниках молила судьбу избавить ее от участи Хемингуэя и Гарбо, чьи поздние фотографии вызывали у нее ужас.
Когда после публикации мемуаров к ней вернулась слава, 80-летняя Окуневская решилась на вторую подтяжку лица, несмотря на возражения родных.
— Еду на операцию! — бросила она дочери в трубку.
К сожалению, вместо омоложения наша героиня получила осложнения. Здоровье начало стремительно ухудшаться. Но даже тогда она продолжала диктовать свои правила игры и упрямо отказывалась переезжать к дочери, обвиняя ту в мнимых предательствах.
15 мая 2002 года 88-летней актрисы не стало.
