Письмо, написанное серой от спички на клочке туалетной бумаги, подхватил степной ветер. Неизвестная стрелочница проводила взглядом летящий треугольник и кивнула. Это крошечное чудо спасло жизнь двухлетнему мальчику и его матери в лагерях для семей врагов народа. Как смогла хрупкая женщина выжить в столь суровых условиях, узнаем далее.
Прекрасная Рахиль
Прекрасная темноволосая Рахиль, девочка с огромными выразительными глазами, с детства мечтала стать актрисой – и семья ей не препятствовала. Талантливая малышка, несмотря на ограничения для евреев, поступила в престижную московскую гимназию княгини Львовой, а после революции Рахиль пошла в только что созданный ВГИК, где училась у легендарных режиссеров – Кулешова, Протазанова и Вертова.
Позже она оказалась востребована в немом кино, где снималась под псевдонимом Ра Мессерер. В свое дело она погружалась с головой, зрители ее обожали, но вскоре нашлось занятие, которое стало для нее важнее киноиндустрии — семья.
Знакомство с будущим мужем произошло через его младшего брата Владимира – он первый узнаю юную красавицу. Но старший брат Михаил решительно «отбил» девушку и женился на ней. Михаил был идеальным супругом — настолько деликатным и тактичным, что даже откровенно неудачные блюда жены всегда хвалил, говоря «Очень вкусно!», лишь бы не огорчить любимую. Сначала у них родилась старшая дочка Майя, потом сын Алик. Вместе семья поехала в сложную командировку на Шпицберген, куда отца семейства отправили выполнять ряд отвественных заданий. Плисецкие вместе трудились и отдыхали, шили одеяла и ставили спектакли, радовались и преодолевали трудности.
Летом 1935 года Михаила внезапно отозвали в Москву. Формально это выглядело как повышение – академик Отто Шмидт назначил его генеральным директором треста «Арктикуголь». Дали новую квартиру, солидную должность, персональную черную «эмку» с внимательным шофером.
Но Михаил словно чувствовал надвигающуюся беду.
«Почему же так невесел отец? Какие предчувствия его одолевают?» – недоумевала Майя.
Ответ не заставил себя ждать.
Когда наступил конец света
Страшное предчувствие Михаила Плисецкого оправдалось с пугающей точностью.
«В один из вечеров отец вернулся раньше обычного. И, не поужинав, лег прямо в одежде на постель. Лежал бездвижно, целую вечность, заложив за голову свои длинные руки, уставившись в потолок», – вспоминала Майя Плисецкая.
Когда дочь спросила, что случилось, отец ответил: «Меня выгнали из партии, дочка…» Машина с аккуратным шофером перестала приезжать по утрам. Знакомые стали упорно их избегать. А еще Михаил понимал неизбежность ареста, но не мог бросить семью и скрыться.
30 апреля 1937 года в четыре утра за ним пришли. Беременная третьим ребенком Рахиль дрожащими руками складывала мужу вещи в чемоданчик. Держа в руке галстук, она растерянно спрашивала: «А галстук нужен?».
Перед тем как увести мужа, следователи устроили обыск. Какая-то дворничиха из понятых схватила шаль, намотала на себя и заявила, что она ей пойдет. Михаил успел сказать жене:
«Не волнуйся, разберутся – и меня отпустят. Скоро все закончится».
Цена за весточку о рождении сына
На Михаила навесили самые невероятные обвинения – германский шпион, троцкистский активист, диверсант, организатор тер актов. Сначала он все отрицал, несмотря на самые жесткие методы допросов. Но суть позже внезапно начал подписывать любые требуемые признания.
Причина, скорее всего, проста и в то же время трагична. Вскоре после рождения третьего сына семьи, Азария, в квартире Плисецких раздался телефонный звонок, и грубый голос сказал: «Ни о чем не спрашивайте. Скажите, кто родился.» Рахиль ответила: «Сын». На том конце сразу повесили трубку.
«Думаю, это была цена. За возможность знать, что я появился на свет, отец заплатил тем, что согласился со всеми чудовищными обвинениями. После моего рождения у следствия уже все пошло гладко», – рассказывал позже сам Азарий.
8 января 1938 года выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР приговорила Михаила Плисецкого к расстрелу. Суд длился пятнадцать минут – с 16:30 до 16:45. Приговор был приведен в исполнение немедленно.
Бутырка: дети под двухсотваттной лампой
За Рахилью как за членом семьи врага народа приходили дважды. Первый раз женщина-энкавэдэшница, увидев кормящую мать, ушла и написала докладную о невозможности ареста. Но сверху последовал грубый окрик: «Обязательно арестовать!»
28 марта 1938 года Рахиль арестовали вместе с восьмимесячным Азарием. Майю она отправила к тете Суламифи, Алика – к брату Асафу. Поскольку тетя в это время была на работе – танцевала в спектакле – мама вручила двенадцатилетней Майе цветы и отправила в зрительный зал.
Когда Суламифь увидела племянницу на спектакле одну, да еще с цветами, с ней едва не случился припадок. Она поняла – Рахиль забрали вслед за мужем. На невероятных волевых усилиях она дотанцевала спектакль до конца и увела Майю домой.
В Бутырской тюрьме в одной камере круглой башни содержались шестьдесят человек, среди которых было много женщин с маленькими детьми. Посреди камеры стояла деревянная бадья для купания детей и стирки пеленок. Теснота была такая, что сушить белье было негде – женщины сушили пеленки на собственных головах.
Над всем этим кошмаром висела огромная двухсотватовая лампа, не гасшая даже ночью.
«Долгие годы, засыпая, я закрывал глаза рукой, согнутой в локте, и понятия не имел, откуда взялась эта привычка. Оказалось, из Бутырки. Мама рассказала, что так я, маленький, инстинктивно пытался защитить глаза от слепящего света», – вспоминал Азарий.
Письмо, подхваченное ветром
Приговор Рахили был типовым – восемь лет лагерей без права переписки. Их отправили в АЛЖИР – Акмолинский лагерь жен изменников Родины. Этап в товарных вагонах-теплушках стал настоящим испытанием – антисанитария, голод, жажда, духота.
Единственным окошечком под потолком пользовались все заключенные по очереди. Другие женщины помогали Рахили укладывать младенца поближе к окну, чтобы он мог дышать.
Тогда и произошло чудо, которое их спасло. Более опытные уголовницы научили Рахиль, как отправить весточку на волю. Размочив слюной спичку, она серой написала письмо на квадратике туалетной бумаги, сообщив адрес деда в Москве и направление этапа. А затем стала глядеть в окошко, пытаясь заметить людей – пока наконец вагон не приблизился к двум стрелочницам.
«Высунув эту бумажку в окно, мама помахала им, стараясь установить визуальный контакт. Одна из стрелочниц сразу отвернулась, а вторая задержала взгляд. Мама тут же выкинула этот треугольничек в окошко – и его подхватило ветром.»
Письмо не упало на пути, а полетело в сторону, но добрая стрелочница проводила взглядом летящий клочок и кивнула. Позже она подняла треугольник, заклеенный разжеванным черным хлебом, и отправила по нужному адресу. Письмо дошло, и Суламифь узнала направление этапа.
В АЛЖИРе
В АЛЖИРе под Акмолинском царили жуткие условия. Домишки с зарешеченными окнами, совершенно не приспособленные для такого количества людей. Страшные степные ветры. Женщин каждый день гоняли на близлежащее озеро рубить тростник для отопления их ветхих хибарок.
Стоя по пояс в ледяной воде, они рубили жесткие стебли, связывали в 25-килограммовые вязанки и тащили на себе в бараки: каждая заключенная должна была заготовить по сорок таких вязанок в день. Этим тростником и топили вместо дров.
Рахиль тоже работала наравне со всеми, но ее периодически отпускали кормить сына грудью.
«Это была не только возможность отдохнуть, но и отдушина. Поэтому она часто потом повторяла: ‘Вот так мы спасали друг друга'», – рассказывает Азарий.
Освобождение
Суламифь Мессерер совершила невозможное. Получив орден «Знак Почета», она думала только об одном – это шанс спасти сестру. Девушка обивала двери самых важных кабинетов на Дмитровке, используя известность балерины Большого театра и авторитет свежеиспеченного орденоносца.
Ценой невероятных усилий ей удалось попасть на прием к Всеволоду Меркулову –правой руке Берии.
– Видел вас на сцене, – очень медленно, почти по буквам произнес он.
Выслушав рассказ о мытарствах Рахили с младенцем, Меркулов неожиданно сказал:
– Примем меры. Сможете поехать, перевезти сестру. Будет дано указание.
Свершилось невероятное – Рахили заменили восемь лет лагерей на восемь лет вольного поселения в Чимкенте. Суламифь немедленно отправилась в АЛЖИР за сестрой.
Когда открылись ворота с колючей проволокой, Рахиль опустила Азария на землю. Двухлетний мальчик побежал к незнакомой тете, распахнув ручки в объятиях.
«Какой тогда поднялся женский плач! По сей день я помню этот страшный вой в степи тысяч невольниц-матерей. Как кричали они, женщины-жертвы, по ту сторону проволоки!» – вспоминала Суламифь.
Под курточкой у ребенка конвоиры нашли десятки писем – узницы пытались передать весточки на волю. Одно письмо, спрятанное за подкладкой, все же прошло через контроль незамеченным, и было отправлено адресату.
В поезде до Чимкента Азарий впервые в жизни попробовал помидор – для него сначала просто круглый блестящий красный шар. Так начиналось знакомство ребенка с миром, которого он столько лет не знал.
После лагерей
Рахиль ждала возвращения мужа до последнего дня. Даже получив посылку с конфетами «Мишка на Севере», она решила, что это знак – Михаил вернулся на Шпицберген. Только в 1956 году, с трудом добыв справку о реабилитации с настоящей датой смерти – 8 января 1938 года, – она наконец поняла правду.
«Мать верить не хотела, что отца убили. И ждала его и в Чимкенте, и потом в Москве. Ждала всю жизнь. Как Сольвейг. Вздрагивала на каждый нежданный звонок в дверь, трель телефона, незнакомый голос в передней. Не дождалась…» — писал позже Азарик
Разили предстояло еще пережить ужасы войны, взлет карьеры Майи, гибель сына Александра – но свою любовь к мужу она пронесла до конца, и больше отношений завести даже не пыталась.
