Джульетта тихо сидела в своей квартире на виа Маргутта в Риме совсем одна. Она только что вернулась после очередного сеанса химиотерапии, который дался ей нелегко. Конечно, Джульетта догадывалась, что ее дни сочтены, но старалась гнать от себя эти мрачные мысли.
Сейчас ее голову занимало совсем другое. Всего пять месяцев назад ушел из жизни Федерико, ее любимый муж, с которым они счастливо прожили вместе более пятидесяти лет. И теперь, словно сговорившись, все газеты наперебой публиковали скандальные истории о его тайной жизни…
«Этого просто не может быть, это какая-то нелепость», — убеждала себя Джульетта. За долгие годы совместной жизни, проведенные бок о бок практически неразлучно, она была уверена, что знает о Федерико все. Неужели он действительно что-то скрывал от нее все это время?
От этих мыслей Джульетту бросало в дрожь. Каждый раз, когда в ее сознании всплывало слово «ложь», сердце сжималось от невыносимой боли. А может, врачи ошиблись с диагнозом? Вдруг ей так плохо вовсе не из-за страшного недуга, а просто от «разбитого сердца»? Неужели она и правда сгорает от любви?
Внезапно лицо Джульетты озарила ироничная улыбка. Как часто именно улыбка выручала ее в самые сложные моменты жизни, помогая этой хрупкой и ранимой женщине взглянуть на свои страдания с юмором.
Вот и сейчас она живо представила, как это, должно быть, выглядит со стороны: маленькая сморщенная старушка с лысой после химиотерапии головой и опухшими от слез глазами безутешно рыдает по своему неверному мужу. И это в ее-то годы! Право слово, кто сказал, что с возрастом люди становятся мудрее?
Ранним утром, перед отъездом в клинику, Джульетта попросила служанку распахнуть окна во всем доме. Теперь по пустым комнатам гулял сильный сквозняк, принося с улицы соблазнительные ароматы свежей выпечки из булочной по соседству, сыра пармезан из ресторанчика напротив, только что сваренного кофе… Там, за окнами, продолжала кипеть настоящая жизнь.
«Может, нанять частного детектива? Или попросить секретаря пересмотреть бумаги и дневники Федерико? Или перерыть весь его гардероб и рабочий кабинет?» — размышляла Джульетта. А может, просто открыть записную книжку мужа, набрать все женские имена по очереди и в лоб спросить: «Скажите, у вас были отношения с Феллини?»
Она прекрасно понимала, зачем ей все это нужно. Если бы удалось достоверно узнать правду о предательстве Федерико, возможно, ей стало бы чуть легче принять ту невыносимую пустоту, что сейчас окружала ее. Болезнь, бесконечные поездки в клинику, горы пилюль и холодная супружеская постель, которую теперь не могло согреть даже самое толстое одеяло…
Джульетта закрыла глаза. Нет, она не станет впускать в их общее прошлое никаких чужаков. В конце концов, это касается только их двоих — ее и Федерико. Она прокрутила в голове события последних недель.
Некая Розита Стенбек, с которой Джульетта мельком познакомилась на съемках «Джинджер и Фред», где та играла эпизодическую роль, сообщила таблоидам о своем намерении опубликовать мемуары о «римских оргиях», закатываемых Феллини, чьей пассией она якобы была.
Эта Розита без стеснения называла имена своих престарелых возлюбленных, с которыми попеременно крутила романы — Альберто Моравиа, Марчелло Мастроянни и Федерико Феллини. Эти трое гениев, по ее словам, обожали устраивать «вечеринки на троих», во время которых среди прочего по очереди охаживали плеткой ее нагое тело.
Одновременно в Париже звезда французского кино Анук Эме сочла нужным отдать дань памяти почившему режиссеру, пустившись в пикантные ностальгические воспоминания о своих «волшебных ночах с Федерико».
Но больше всего Джульетту пугало другое. Оказывается, последние двадцать лет в жизни ее супруга была… еще одна жена! Гражданская, некая Анна Джованнини, полная дама в летах, чьи фотографии не сходили со страниц итальянских газет. Она утверждала, что ее горе от потери любимого человека ничуть не меньше, чем у самой Мазины.
Какое неслыханное кощунство! Да кто она такая, эта жирная старуха? Конечно, Джульетта знала о слабости мужа к пышнотелым женщинам. Федерико показывал ей свои юношеские альбомы, полные набросков гигантских тел великанш, между «холмами» которых он неизменно рисовал себя — этакого лилипута.
Ей всегда казалось, что это просто несерьезные фантазии, поиск художественных образов, никак не связанные с реальными пристрастиями их создателя. Феллини не раз признавался жене в своей робости и страхе перед женщинами. Он клялся, что только рядом с ней, такой маленькой и хрупкой, забывает о своих комплексах и чувствует себя настоящим мужчиной.
…Анна рассказывала, что познакомилась с великим режиссером в обычном римском кафе. В тот день она как раз вышла из салона ослепительной платиновой блондинкой и напялила ярко-красное платье, туго обтягивающее пышные телеса.
Разве могла она знать, насколько точно попала в образ женщины его мечты? В кафе Анна заказала дюжину аппетитных кремовых пирожных и принялась их поглощать с таким азартом, что то и дело пачкала нос взбитыми сливками.
Федерико не выдержал и подсел к ней: «Меня всегда возбуждала эта картина — женщина, которая ест с аппетитом и ни в чем себе не отказывает. Дама, которая любит поесть, не может не любить «кекс». Вот почему полные женщины привлекают меня с детства…»
Джованнини пришлись по душе такие слова. Она оставила синьору Феллини свой телефон, и с тех пор они начали встречаться. Он посылал ей розы, часто звонил и приходил в гости. По словам Анны, режиссер до самых последних дней называл ее своей «второй женой».
Он дарил пышнотелой музе свои рисунки, где, конечно же, прославлял ее роскошные формы. Например, ее тело изображалось в виде огромного торта, а сам Федерико был маленькой вишенкой, утопающей в креме.
Джованнини утверждала, что Феллини не раз звал ее замуж, но она отказывала, жалея его законную супругу Джульетту. Вот так мадам! Анна с готовностью опубликовала в прессе свои совместные фото с режиссером, его рисунки, где она предстает без одежд, а главное — письма, которые он ей писал. Вот, к примеру, такие строки: «Анна, теперь я знаю, что на свете есть та реальная женщина, которая мне грезилась в снах.
Когда-то этот смутный идеальный образ ассоциировался у меня с мамой, няней, кормилицей — всеми, кто дарил мне первые ощущения. Ты — мое ожившее искусство, муза, сошедшая с самых смелых рисунков, которые я делал в бреду. Из-за тебя я вынужден теперь вести двойную жизнь…»
Читая все это, Джульетта едва сдерживала слезы. Как к этому относиться? Может, сумасшедшая толстушка все выдумала? Но ведь есть же фотографии, где они вместе с Федерико… Хотя, возможно, это просто фотопробы — Джованнини идеально подходила на типичные роли для его фильмов.
Получается, эта вульгарная чужая женщина была для него идеалом, о котором он грезил с детства! А кем тогда была она, Джульетта?
Нет, ей не хотелось в этом копаться. Сколько раз за долгую совместную жизнь она не спала ночами, терзаясь мыслями о возможных загулах Федерико! Сам он спал совсем мало, предпочитая проводить время с друзьями или шататься по ночному Риму.
Джульетта ненавидела эту «вторую половину ночи», эту тёмную сторону жизни мужа, куда ей не было доступа. Порой она замечала на его одежде странные пятна или длинный женский волос, и тогда Федерико приходилось оправдываться, уверяя, что «ничего такого в этом нет». Бывало, разгорались мучительные ссоры.
Впрочем, Феллини никогда и не отрицал ее подозрений напрямую. Он лишь твердил, что если даже что-то и было, то «это» ровным счетом ничего для него не значит, а она, Джульетта — единственная любовь всей его жизни, часть его самого, без которой он не мыслит своего существования…
А ведь когда-то, в далеком 1943-м, когда они только познакомились, все было совсем иначе. Федерико работал репортером и мечтал о режиссуре, а Джульетта была юной актрисой. Она исполняла главную роль в его радиопьесе «Чико и Паулина», и Феллини влюбился в нее с первых же фраз, произнесенных ее чарующим голосом. Он часто говорил, что в ее тембре слышится эхо пения древних сирен.
Федерико признавался, что еще до встречи продумал, как лихо представится ей: «Привет, Джульетта. Меня зовут Феллини. Я сыт жизнью по горло, но перед тем, как с ней покончить, хотел увидеть тебя и убедиться, что в этом мире еще остались волшебные женщины».
Он думал, что Джульетта окажется роскошной красоткой с пышными формами и с огненно-рыжими волосами. Но при встрече опешил — хрупкая миниатюрная девушка с фигуркой подростка совсем не походила на тот идеал, что грезился ему в мечтах. Рядом с рослым и полным Феллини она смотрелась очень забавно.
На первое свидание он пригласил ее в шикарный ресторан, желая произвести впечатление. Но скромница Джульетта, студентка университета, сильно смутилась и на всякий случай взяла с собой деньги — а вдруг кавалеру не хватит оплатить счет?
Она старалась не выглядеть жадной, сказав, что почти не голодна, и заказала самые дешевые блюда. Федерико уговаривал не стесняться, но она лишь сменила одно дешевое блюдо на другое. «Неужели вы думаете, синьорина, что я пригласил бы даму в такое место, не будучи уверен, что смогу оплатить ужин?» — с достоинством произнес он.
Позже Джульетта призналась, что ее тетя была категорически против этого свидания. Но узнав название ресторана, сменила гнев на милость — видимо, решила, что в столь приличном заведении с племянницей ничего дурного не случится.
И все же переубедить упрямицу Федерико не удалось. Она заказала самые простые спагетти и посоветовала кавалеру взять цыпленка. Но от одного куска Феллини вдруг закашлялся и покрылся испариной. «Что такое?» — встревожилась Джульетта. Пришлось признаться, что с детства его мутит от одного вида курятины.
Оказывается, бабушка когда-то рассказала внуку сказку о зачарованной курице, и малыш потом жутко боялся, что съеденный цыпленок превратится в живую царевну прямо у него в животе. С тех пор Федерико до дрожи боялся есть кур, опасаясь, что попадется именно та самая заколдованная птица. Джульетта так хохотала, что чопорные посетители то и дело неодобрительно на них оглядывались.
Поначалу Феллини строил из себя весельчака, стараясь развлечь девушку шутками и гримасами. Но к концу ужина, когда на тарелке таяли последние спагетти, он вдруг стал серьезным. Неожиданно признался, что самое сильное впечатление детства — его побег из дома в цирк.
Федерико мечтал остаться с цирковой труппой навсегда, стать клоуном и даже директором цирка. Увы, несколько часов спустя родители нашли беглеца и силком увели домой. Но за эти несколько часов с ним случились два потрясающих события: мальчик поговорил с настоящим клоуном и помог помыть несчастную больную зебру.
Видимо, какой-то посетитель угостил ее шоколадом, отчего зебра сильно страдала. Федерико на всю жизнь запомнил, как прикоснулся к ее шкуре и словно ощутил ее печаль всем сердцем. Он грезил о ремесле клоуна, но в глубине души понимал, что ему не хватит смелости из-за природной робости.
«Я часто вижу себя в костюме клоуна, — мечтательно говорил Федерико. — Иногда представляю себя старым клоуном-беглецом из дома престарелых, который гибнет со смехом на устах. Ведь это так прекрасно — погаснуть от смеха!»
А Джульетта тихо ответила: «А я всегда хотела лишь одного — стать такой актрисой, какой еще никогда не было. Сыграть самое себя, свою настоящую жизнь и чувства, без масок, грима и придуманных ролей. А уйти… Наверное, мне хотелось бы угаснуть от любви.»
Потом Федерико поведал ей, что в детстве… играл в куклы. Да-да, не стоит удивляться! С девяти лет он мастерил кукол своими руками, строил для них домики-декорации, давал имена и характеры, разыгрывал целые спектакли. Феллини признался, что мечтает стать не просто режиссером, а снять фильм о приключениях Пиноккио. «И знаете что? Вы сыграете у меня главную роль!» — заявил он.
Джульетта даже слегка обиделась: «Я что, похожа на деревянного мальчишку?» Федерико тут же понял, что сморозил глупость: «Что вы, что вы! Вы… скорее похожи на маленькую добрую фею…»
Много лет спустя он рассказал ей, что после того первого свидания, проводив Джульетту до дома строгой тетушки, до утра бродил по ночному Риму. Если раньше он был одержим ее голосом, то теперь не мог выбросить из головы ее глаза. Эти огромные, несоразмерные миниатюрному личику и хрупкой фигурке глаза, в которых мерцало столько эмоций, что слова были не нужны.
Джульетта казалась такой кроткой, трогательной и беззащитной, отчаянно нуждавшейся в сильном мужском плече. А она всегда считала, что Федерико просто влюбился в собственное отражение в ее глазах. Ведь в них он представал именно таким, каким мечтал быть — без лишнего веса, неловкости, робости и простоватых манер. Прекрасным принцем, не меньше.
Джульетта была невинной девушкой, и Федерико стал ее первой и единственной любовью на всю жизнь. Мужчиной, которому она безоглядно доверилась, в чьих объятиях хотела спрятаться от целого мира, свернувшись калачиком. Ей так нравились их совместные фото, где огромный Феллини возвышался над крошечной женой, словно сказочный великан.
Одной встречи хватило, чтобы оба потеряли голову. Федерико зачастил к возлюбленной в роскошные апартаменты, которые она делила с тетей. Бдительная дуэнья всегда сидела в соседней комнате, и если вдруг за стеной воцарялось подозрительное молчание, громко покашливала, напоминая о своем присутствии.
Джульетта всегда встречала Федерико домашней выпечкой и сладким вином — по тем временам, полным лишений и голода, это было сродни чуду. До сих пор ей помнится волшебный аромат булочек с корицей и изюмом. Наверное, именно так пахла ее любовь…
Стоило Джульетте уловить этот запах, как сердце начинало частить, а в памяти всплывали воспоминания: поспешная свадьба на тетиной квартире, сосед-священник, обвенчавший их… Федерико, прятавшийся от призыва. Ей было 22, ему — 23. На самодельном свидетельстве о браке он изобразил младенца, слетающего к ним с небес.
Джульетта забеременела почти сразу, и они строили радужные планы о большой семье. Но случилось несчастье — она упала с лестницы и потеряла ребенка. Это был мальчик… Врачи говорили, что спасти ее может лишь новая беременность, и вскоре она вновь понесла.
Супруги старались не думать о тяготах тех лет и безденежье. Все их мысли занимал только будущий малыш, которого назвали Федерико. Увы, он прожил всего две недели. Ошибка врачей. Они сказали матери, что детей у нее больше не будет.
Много позже Джульетта поняла — не будь вокруг разрухи, а в больницах — нормальных условий и пилюль, их сына можно было спасти. Как и уберечь ее саму от страшного приговора — бесплодия.
Но даже за те недолгие дни, что малыш Федерико провел с ними, родители успели привязаться к нему всей душой. Быть может, их с мужем связало это общее горе — куда крепче, чем сделали бы живые дети.
Оба никогда не говорили о своей утрате, это было слишком больно. Но незримое присутствие, вернее, отсутствие малыша ощущалось постоянно. «Теперь мы одни, и у нас есть только мы», — однажды тихо сказала Джульетта.
…Погруженная в воспоминания, она не заметила, как стемнело и похолодало. На улицах зажглись желтые фонари. Внезапно с улицы донесся визг тормозов и женский крик: «Держите их! Помогите!» Джульетта вздохнула. Как же она привыкла к этим воплям, ставшим неотъемлемой частью звуковой атмосферы Рима наряду с руганью уличных торговцев и гудками автомобилей!
Ей вспомнилось, как однажды она сама стала пострадавшей от местных воришек. Конечно, отчасти Джульетта была сама виновата — в газетах то и дело печатали инструкции, как уберечься от карманников, советуя едва ли не приклеивать сумки и кошельки к телу.
А Федерико вечно ругал жену за рассеянность и привычку ходить по городу, небрежно закинув ридикюль на плечо — мол, сама напрашивается на неприятности!
Обычно Джульетта не носила с собой много денег, так что самой большой потерей могла стать любимая сумочка, подарок мужа. Но однажды ей нужно было забрать из ремонта свои кольца и запонки Федерико. Они вышли из дома под ручку, и Джульетта щебетала о чем-то, беспечно поглядывая на супруга снизу вверх. Вдруг мимо них на полном ходу промчался мотоцикл.
Один из седоков на ходу сорвал с плеча Джульетты сумку. Она вскрикнула, Федерико кинулся вдогонку с криками «Держи воров!», чем немало насмешил прохожих. Миг…и мотоцикл скрылся за поворотом. Подошедший полицейский лениво посоветовал незадачливой парочке идти своей дорогой, мол, знаете, сколько сумок воруют в Риме каждый день?
Настроение было безнадежно испорчено, супруги чувствовали себя оскорбленными и опустошенными. Но наутро случилось чудо: позвонил незнакомец и сообщил, что украденная сумочка ждет хозяйку в условленном баре!
Феллини примчался туда и торжествующе принес жене пропажу. Ничего из содержимого не пропало, а в кармашке даже обнаружилась записка: «Прости нас, Джельсомина!» Оказалось, юные воришки узнали любимую героиню из «Дороги» и устыдились.
«Сбылась моя мечта, — сказала тогда Джульетта мужу. — Я сыграла в твоих фильмах себя настоящую, и люди в это поверили. Ведь это не было игрой, это была я…» И сколько же еще таких ролей подарит ей Федерико! Он всегда долго вынашивал идеи своих картин, начиная с образа главного героя.
И пусть замыслы его бывали безумны и фантасмагоричны, первым делом на чистом листе всегда появлялся портрет Джульетты. Ей даже не нужно было приглядываться, чтобы узнать в этом наброске себя. Она замирала и старалась стать незаметной, когда видела, как на бумаге возникает ее лицо. Джульетта понимала: рождается новое кино. Пусть даже такое, где ей самой не найдется роли.
Как-то раз в порыве ревности и страха, когда Федерико в очередной раз загулял допоздна, она прокралась к нему в кабинет. Письменный стол Феллини был похож на мусорную кучу — клочки бумаги, салфетки, исчерканные непонятными каракулями и набросками… Чего она искала? Улик его тайной жизни? Но куда ни глянь — везде только она, Джульетта…
«Чтобы обрести веру, мне достаточно взглянуть на Джульетту. Может, поэтому мне не нужны никакие религиозные ритуалы. В моей жизни место церкви занимает она…»
«Ни один человек никогда не значил для меня так много, как она. Я не идеальный друг и уж точно не идеальный муж. Джульетта заслуживает лучшего. Возможно, я ее лучший режиссер, но точно не лучший супруг».
«Джульетта — часть моей жизни. И когда она спросит — какая часть? Что я отвечу? То сердце, то рука, то мизинец. Но попробуй, отними любую из этих частей — тебя уже нет…»
20 марта 1994 года…Джульетте больше нечего было искать в кабинете Федерико. Не нужны ей ни объяснения, ни улики. Она всегда знала: была для него тем же, чем он для нее — единственной, вечной, неповторимой любовью. Которую не дано разрушить, очернить или обесценить никому.
Когда оба узнали о своих диагнозах, Федерико пошутил: «Я же говорил, мы словно герои старой сказки. Знаешь, про тех, кто прожил вместе долго и счастливо, а потом ушел в один день».
После вмешательства врачей и инсульта его парализовало. Врачи сказали, что до конца дней Феллини предстоит быть прикованным к инвалидной коляске. Это случилось почти одновременно с ухудшением здоровья самой Джульетты, которая запретила медикам сообщать ей, если болезнь окажется неизлечимой. Супругов положили в разные клиники.
Узнав о недуге жены, Федерико рвался в Рим, невзирая на предупреждения врачей об опасности для его сердца. Ему удалось добиться своего. Их с Джульеттой поместили в одну палату, где они провели вместе сутки. Федерико отказался от отдельной кровати, не отходя от жены ни на миг.
Они все говорили и говорили о веселой чепухе, строили планы. Близилась золотая свадьба, которую они мечтали отпраздновать в любимом ресторанчике «Чезарина».
Вскоре обоих выписали. Насколько хватало сил, Джульетта ухаживала за беспомощным мужем. Накануне юбилея Федерико предложил «отрепетировать» торжественный ужин, дабы избежать накладок. Правда, подарки решили вручить непосредственно в день пятидесятилетия брака. Увы, «Чезарина» по воскресеньям не работала, и пришлось довольствоваться первым попавшимся заведением.
После обеда Федерико внезапно стало плохо. Джульетта вызвала «скорую», его увезли в больницу, где случился второй инсульт. Феллини впал в кому и через несколько часов скончался, так и не придя в сознание.
На проводах Джульетта держалась стоически. Не плакала, лишь перебирала свои любимые жемчужные четки, странно улыбаясь. Ее спокойствие казалось необъяснимым, даже подозрительным. Когда церемония завершилась, Джульетта подняла руку с четками и помахала мужу на прощание, чуть слышно шепнув: «До скорого, любовь моя».
После ухода Федерико ее состояние стремительно ухудшилось. Та несокрушимая сила духа, что поддерживала ее при жизни мужа, иссякла. Жизнь Джульетты превратилась в одинокое затворничество на виа Маргутта, прерываемое лишь визитами в клинику.
20 марта, в день мучительных сомнений и обретенной веры в любовь Федерико, Джульетта еще не подозревала, что ей осталось всего три дня…
В гробу она лежала с фотографией мужа в руках. Близилась Пасха — скорбный праздник, много лет назад отнявший у нее сына.
«На Пасху я наконец буду с моими мальчиками — Федерико и нашим малышом, — сказала Джульетта. — Я так этому рада…».
