Мизэки было пятнадцать, когда в их дом постучали. В бедной хижине она ютилась с родителями, бабушкой и ещё тремя сестрами. Тонкие стены домика легко пропускали звуки, так что Мизэки слышала весь разговор от начала и до конца.
Предприимчивая дама с большим жёлтым веером пришла в рыбацкую хижину, чтобы предложить Мизэки перебраться на континент. Богатые семьи в Китае нуждаются в прислужницах, говорила она. У девушки будет дом и честный заработок. Неделю спустя Мизэки уже плыла на корабле, не зная, что её ждет на самом деле. Шел 1897 год.
В конце XIX века тысячи бедных японских семей отправляли своих дочерей в Китай на заработки. Девушек стали называть «Караюки-сан», то есть, «госпожа, уехавшая в Китай». Предложения звучали заманчиво: за хорошую и постоянную плату работать прислугой, присматривать за детьми, ухаживать за больными…
Для тех, у кого не было возможности учиться и приобрести профессию, это был шанс устроиться. Почти никто не задался вопросом: а зачем китайским богачам понадобилась прислуга из столь далёких мест?
По рыбацким кварталам, по фермерским хозяйствам, поехали десятки рекрутеров. Они отбирали только молодых и только красивых девушек. Мизэки из Ямагути приглянулась одной даме, которая лично набирала претенденток. Разговор с родителями не отнял слишком много времени, девушке приказали собрать вещи и ждать вызова. Одновременно с ней в Китай отправлялись еще двадцать кандидаток.
Её имя означало «прекрасный цветок», и Мизэки, действительно, была очень хорошенькой. Миниатюрная, тоненькая, с длинными гладкими волосами, она стояла на палубе и смотрела в голубую даль. Властная распорядительница сообщила, что Мизэки будет работать в ресторане – разносить блюда.
А если окажется толковой и научится танцевать, то вместо тяжелых подносов будет держать в руках только разноцветные веера и ленты. А там посмотрят. Шансы могут быть самыми разными…
Так было практически со всеми: им обещали труд горничных и нянь, а, в результате, девушек учили танцевать и веселить публику. Одних отправляли в Шанхай, других в Гонконг. Кто-то останавливался раньше, на Суматре. Девушек везли в трюме, практически не кормили, и некоторые умирали еще во время пути. На это смотрели равнодушно: всегда найдутся новые.
И никаких проблем с документами – с японским паспортом можно было легко путешествовать по Азии. Власти и полиция вопросов не задавали, ведь в городах, где работали красавицы с островов, моментально начинался приток туристов. Экзотика пользовалась спросом, а девушки трудились буквально за гроши.
Девяносто процентов девушек отправлялись в путь, не имея ни копейки. Они были совершенно беззащитны и беспомощны. Даже вернуться назад им было не на что. Поэтому, если условия работы их не устраивали, приходилось терпеть, сжав зубы.
Достаточно быстро выяснялось, что вся эта история с «трудоустройством» — всего лишь прикрытие. На деле была организована настоящая продажа японских рабынь. Не имея денег, оказавшись в чужом мире, девушки выполняли все, что от них требовали. Жаловаться было некому.
«Около девяти часов вечера я отправился на Малайскую улицу, — написал японский репортер в 1910 году в газете острова Кюсю, — здания там были выстроены в западном стиле… Под верандой висели красные фонари с номерами 1,2,3… А под фонарями были расставлены стулья. Сотни девушек сидели на этих стульях, окликая прохожих и смеясь».
Мизэки стала танцевать, а потом попробовала еще и петь. У нее был мелодичный приятный голос, что позволило ей неплохо устроиться в шанхайском ресторане. Вскоре у неё появились постоянные почитатели, так что она смогла посылать заработок своей семье в Ямагути.
Она была одной из многих, кто поступал точно также: огромное число семей в Японии конца XIX-начала XX века жили только за счёт таких «караюки-сан».
Торговля японскими рабынями шла так бойко, что в 1908 году девушки составляли заметную часть японского населения в Индокитае. Их вывозили в Куала-Лумпур, в Сандакан, в западную Австралию.
На родине, в Нагасаки или Токио, родственники строили дома на их деньги, содержали младших детей, открывали лавки. А чем занимается старшая дочь – умалчивали. Впрочем, соседи и без того всё понимали. Во многих семьях были свои «караюки».
«А потом все изменилось, — говорит героиня фильма «Сандакан», снятого как раз о судьбе караюки, — общество в Японии поменяло курс. Родные слали нам письма: не возвращайтесь! Нам стыдно принимать вас у себя».
В малазийском Сандакане было три заведения, где работали караюки. Держали их… японцы. Прекрасно зная, что обманывают своих же соотечественниц, они привозили девушек сотнями.
А в 1920-е, часто тяжело больные, состарившиеся женщины, которые помогли выжить своим родным, резко оказались не нужны. От них открещивались, вычеркивали их имена из памяти, убирали их фотографии, словно таких прежде и не существовало. Япония решила забыть, что позволила огромному числу девушек уехать на заработки и превратиться в настоящих рабынь. Без прав и без будущего.
Журналистка Томоко Ямадзаки в 1960-х неожиданно открыла для себя существование «караюки». Она объездила их маленькие поселения из дешевых тростниковых домиков на окраине Китая, чтобы записать их истории. В 1972 году вышла книга, которая потрясла мир и моментально стала бестселлером. Позже был снят фильм, номинированный на «Оскар»…
Мизэки была одной из тех, кто провел всю жизнь, трудясь по чужому указанию. Она танцевала до тех пор, пока не сломала ногу. После этого ей указали на дверь, и только наличие небольших скопленных средств позволило ей приобрести крошечный домик и кое-как устроиться.
«В Японии не любят говорить про караюки, — отмечала журналистка Томоко Ямадзаки, — это постыдная страница нашей истории. По сути, девушек вынудили искать заработок, обманули их, и ничего не сделали, чтобы помочь».
По самым приблизительным оценкам, с 1872 по 1940 год в этой индустрии были заняты около семидесяти тысяч японских девушек. Но точную цифру не знает никто — множество молодых японок уехали и бесследно исчезли, словно их никогда и не было. Как и хотелось их семьям.
