Специально для «Лилит» интервью берет Вера Илюхина
В квартире Зинаиды Кириенко в огромной «сталинке» на Таганке почти богемный хаос, антикварная роскошь, а во всю стену гостиной — ее портреты. Со стены на тебя глядят глаза: молодые, с прищуром, улыбающиеся, ироничные.
Что для вас самое страшное сегодня?
Вы знаете, страшно, когда люди уходят. Вот мой Валера ушел. Но, оказалось, как ни странно, есть и страхи иной природы. Я имею в виду все эти ставшие страшно популярными встречи бывших одноклассников.
Почему?
Люди пугаются друг друга на этих встречах. Кто-то меняется до неузнаваемости. Думаешь — кто эти пришельцы с другой планеты?
Мне не раз признавались — не дай бог встречаться со своими однокашниками. Лучше не встречаться с ними, правда, чтобы не испытывать разочарований.
А какое у вас самое яркое ощущение счастья?
Мы попали на Ставрополье в послевоенное время, после оккупации там все было разрушено. Кроме того, станица – это такое особое место, где люди веками жили родовыми кланами со своими обычаями, а мы были чужими. Но я запомнила, как мы вышли из поезда и меня поразили вишни. Была весна, деревья утопали в цвету.
И атмосфера какой-то невероятной легкости витала в воздухе. Вот такое ощущение восторга, хотя время-то было тяжелое. А еще я любила бегать на элеватор. Там делали удивительные галушки и лапшу. И мне так нравилась эта лапша, которой кормили рабочих, что я не могла удержаться от соблазна съесть тарелку похлебки из обычной серой муки с отрубями.
Запах этой лапши я до сих пор помню. И нет ничего прекраснее его.
А как это ваша мама умудрилась стать директором элеватора?
Ну, мама у меня особенная была. Боевая натура. Она типичное дитя тех лет, когда люди, даже молодые, не боялись брать на себя ответственность. И может быть, даже вынуждены были брать, потому что родина требовала, и люди себя не жалели. Сейчас, как говорится, другое время, другие нравы…
Дело в том, что еще в Махачкале, работая на рыбоконсервном заводе перед самой войной, в свои неполные 30 лет она успела воспитать два полных набора кавалеристов. Неудивительно, что когда потом ей предложили восстанавливать район, она согласилась. Иначе и быть не могло.
Ужас!!!
Но у нее там еще и личные были дела, из-за которых мы были вынуждены переехать. Однажды на каком-то совещании большой начальник из Баку влюбился в маму. Что, впрочем, понятно — она выделялась не только темпераментом и умом, но и была красавицей. Он стал за ней ухаживать, но мама была непреклонна.
Она была таким человеком, который не терпит посягательств на свободу. В результате она из-за него пострадала. Этот «бакинский комиссар» предложил маме стать начальником морского порта в Баку. И начал ее преследовать, а она не знала, как от него отделаться. В конце концов, не выдержав его притязаний, она поехала к первому секретарю просить помощи — перевода в другой район.
Другая бы женщина на месте мамы сделала бы успешную во всех смыслах карьеру: и личную, и служебную. Но мама из другого теста слеплена: одна, с двумя детьми, но зато свободная… На ее беду, первый секретарь оказался латышом. А мама, искренне рассказывая о своей проблеме, в сердцах бросила: «Как мне надоели эти нацмены!» — не подозревая о том, что светловолосый красавец латыш примет ее слова на свой счет.
Маме и в голову не могло прийти, что он тоже считает себя нацменом. Тогда, чего греха таить, нацменами звали всех «черненьких», с Кавказа, людей. Этого оскорбления секретарь маме не простил: «Ну, — говорит, — Иванова, подберем мы тебе место…» И подобрал! Так мы оказались в Ставрополье, в краю, разрушенном немцами до основания…
Как вы думаете, какое самое главное качество характера передалось вам от мамы?
Думаю, отсутствие двойного дна: если человек мне не по душе, никакие приманки не помогут. Вот эта непримиримость и любовь к свободе мне тоже свойственны. И самое главное, что много лет спустя я оказалась почти в такой же ситуации, что и мама…
Не очень хочется снова в это погружаться. Хотя детали того инцидента, да и фамилию человека, большого чиновника от кино, который действительно перекрыл мне клапан на долгие годы, помню. Но… называть ее не буду — зачем? Он действительно влюбился в меня и начал навязывать свои ухаживания. Однажды мы возвращались с кинофестиваля в одном самолете, и он, помню, сидел рядом и все время пытался свою голову положить мне на плечо.
А мне это было неприятно. Я летела домой, где меня ждали любимый муж и недавно родившийся сын-первенец, я так ждала встречи с ними…
Если бы вы знали, каких усилий мне стоило откровенно не послать его куда подальше… Уже много лет спустя я поняла, что благодаря ему напротив моей фамилии стоял жирный крест, перекрывающий всю работу в кино. Меня словно не существовало… Однажды режиссер Ростоцкий признался, что такой список неугодных артистов действительно был.
«Откуда ты знаешь?» — спросила я. «А ты что, не знаешь, что мужчины тоже делятся друг с другом секретами?» — ответил он…
