4 сентября 2024 года одной из самых ярких звезд советской эстрады Эдуарду Хилю (1934-2012) исполнилось бы 90 лет
В 60-70-е годы прошлого века популярность Эдуарда Хиля была фантастической. Впрочем, и в «нулевые» певец, можно сказать, пережил второе «звездное пришествие»: его видеоклип на вокализ А. Островского «Я очень рад, что наконец возвращаюсь домой» вдруг стал невероятно популярным на Западе (особенно в Америке).
Хиль даже получил предложение совершить мировое турне, а значки и майки с изображением «мистера Трололо» (как его окрестили за кордоном) одно время били рекорды продаж в британских магазинах. Хиль от этого предложения отказался, но количество концертов на родине у него выросло в разы.
На этой волне в 2011 году мы сделали с ним интервью, лучшие фрагменты которого предлагаю прочесть.
«В ПАРИЖ УЕХАЛ, ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ»
— Эдуард Анатольевич, сразу хочу спросить: куда вы пропали в конце 1980-х?
— В конце 1980-х наступило безденежье. Это были черные дни: рухнул «Ленконцерт». Я стал колесить по провинции. Обманывали нас: дашь 30 концертов, заплатят за два. Наконец, стало вообще нечем кормить семью. И я отправился на заработки в Париж!
Пел в русском кабаре «Распутин». Туда любили приходить богатые американцы, арабы, французы, «новые русские». Не поесть, как правило, а послушать музыку. Атмосфера в кабаре аристократическая — я застал дворян еще из первого поколения нашей эмиграции.
Специально для «Распутина» я даже костюм в Большом театре пошил — шаровары, рубашку синюю, сапоги… Что в кабаре мне нравилось, так это то, что каждый день новые пел романсы. Очень часто просили «Вечерний звон», «Утро туманное»…
— Что еще было в вашем французском репертуаре?
— Русские народные песни, ну и, конечно, «Расцветали яблони и груши», «Потолок ледяной». В «Распутин» заглядывали наши артисты, поэты. Заходили Никита Михалков с Юрием Любимовым и Олегом Янковским, Булат Окуджава, Роберт Рождественский. Помню, однажды пришла Мирей Матье – попросила меня спеть «Подмосковные вечера».
— Они понимали, кто для них поет?
— Все относились очень благожелательно.
— Тогда почему не остались на западе?
— Я ездил не затем, чтобы остаться, а затем, чтобы выжить, семью прокормить. Хотя, конечно, было очень трудно. Те деньги, которые я получал, работая в кабаре — это, знаете… не те деньги. Ты каждый день должен как бы включать в голове компьютер:
«Так… полкило картошки, хлеб, фрукты и рыба…» И все! Позволить себе мясо было невозможно. Только на Пасху и Рождество мог чуть-чуть больше подзаработать, потому что богатые люди приглашали к себе домой.
— Было и такое?
— Когда я впервые с этим столкнулся, стало не по себе. Но мне сказали: «Да ты что! Шаляпин в Париже пел прямо на обеде. И деньги за это получал…» Мне стало как-то легче. На Западе так принято. Тех, кто не берет деньги, считают недоумками.
Был случай, я обидел человека. И зря. Какой-то, как сказали, принц захотел меня отблагодарить — он сидел в отдельном кабинете с очаровательной дамой. Я отказался. В конце выступления он все-таки подошел и положил на рояль розу. Стебель был обернут какой-то бумажкой. Стоявшая рядом знакомая, югославка Соня, сказала: «Что это ты, Эдуард, сто долларов бросаешь?» Этот принц розу в сто долларов завернул…
ЭСТРАДУ НА ДУХ НЕ ПЕРЕНОСИЛ
— Признайтесь, вам с детства пророчили блестящее певческое будущее?
— Вовсе нет. В школе я неплохо рисовал, поэтому собирался поступать в Мухинское училище. Но учиться там нужно было целых семь лет. И я сдал экзамены в Ленинградский полиграфический техникум, а параллельно, в свободное время, ходил в музыкальную школу при Дворце культуры, где у меня вдруг прорезался голос.
Затем я поступил на подготовительное отделение в консерваторию, поскольку захотел стать оперным и камерным исполнителем. На одной из репетиций на меня обратил внимание профессор консерватории Иван Иванович Плешаков, который сказал: «Молодой человек, вам непременно надо поступать в консерваторию». Через некоторое время я уже пел Фигаро в операх Россини и Моцарта.
— Как же вы оказались на эстраде?
— Случайно. Самое удивительное, что я в то время эстраду на дух не переносил. И может, не было бы эстрадного певца Эдуарда Хиля, если бы я случайно не попал на концерт Клавдии Ивановны Шульженко. Я тогда на втором или третьем курсе консерватории учился, у нас в оперной студии был замечательный зал на две с половиной тысячи мест, и там Клавдия Ивановна несколько концертов дала.
Билеты невозможно было достать, поэтому я в суфлерской будке с суфлером Евгением Евгеньевичем Орлеанским сидел — он меня из жалости впустил. Я смотрел на нее и был просто ошарашен тем, как не очень молодая женщина с не очень сильным голосом заворожила весь зал.
Тысячи людей сидят, и их сердца бьются в унисон. Я подумал: вот это не иначе как от Господа дано ей. Вот тогда-то и решил, что, пожалуй, песни совсем не хуже чем классика.
И я поехал в Москву. Андрей Петров, писавший тогда музыку для кинофильма «Путь к причалу», дал мне ставшую потом знаменитой песню «О друге». С этой песней я стал лауреатом конкурса артистов эстрады 1962 года. А когда вернулся в Ленинград, мне сказали: «Ну какие теперь романсы, какая классика? Только эстрада!»
ПРИЗНАНИЕ ПРИШЛО В 32 ГОДА
— Если не секрет, откуда у вас такая красивая заморская фамилия?
— Один профессор разложил мне все по полочкам. Есть две версии. У одного из праславянских племен был такой царь Хильвуд. Вуд — лес, хиль — холм, гора. А еще Хиль — испанское имя. Есть даже такая пьеса «Дон Хиль — зеленые штаны»… Мои предки из Смоленска, дед — с Березины. Под Брестом есть станция Тэвли, там множество Хилей живут.
Быть может, какой-то испанец, раненный при отступлении наполеоновских войск, остался на Березине, ведь у Наполеона были наемные полки из Испании. Кстати, фамилию Хиль я встречал в Латинской Америке, Португалии, Швеции и России — везде.
— Давид Тухманов как-то сказал: певцу для того, чтобы постоянно блистать на сцене, мало одних уникальных вокальных данных. Нужно то, что называется «божий дар».
— Он абсолютно прав. Но что это такое? Однозначного ответа на этот вопрос, по-моему, не существует. Когда певец начинает делать свои первые шаги, он всегда кому-то невольно подражает. Только потом, когда он сам станет личностью, он может стать открытием и величиной.
Возьмите Майкла Джексона. Он с пяти лет начинал свой путь, а мы узнали его когда ему было уже двадцать. Значит, он 15 лет шел к тому, чтобы его признали.
— А к вам когда пришло признание?
— Пожалуй, после международного фестиваля в польском Сопоте, где я получил звание лауреата. Меня стали приглашать в «Голубые Огоньки», в большие концерты, на «Песни года» и так далее. Стал часто ездить заграницу. Мне было тогда уже 32 года.
Помню, после награждения ко мне зашел один болгарский певец и стал плакаться, что от полученной им премии нужно будет на родине отдать 10%. Я успокоил его словами, что мне на родине придется 10% оставить себе, а остальное — государству. Он вытаращил глаза и заплакал. Я достал кипятильник и стал отпаивать его чаем.
— Поклонницы одолевали?
— А как же! Очень нервировали меня бесцеремонные девушки, которые врывались в гримерку, когда я переодевался. Я просил, чтоб не входили, мол, переодеваюсь, на что мне отвечали, что они не стеснительные и очень хотят на меня посмотреть? Они не стеснительные, но я-то без штанов!
Мне очень понравилось, как из подобных ситуаций всегда выходил сухим Юрий Владимирович Никулин. Мы с ним выступали в Ялте в одном концерте, а потом пошли в ресторан. Сели в уголке, чтоб нас особо не замечали, заказали отменные блюда, разговорились за жизнь — хорошо сидели, вдруг к нему одна дама подскочила с просьбой потанцевать.
Он отказался, она – опять… Тогда Никулин сказал: «Понимаете, я не могу танцевать. У меня… ноги нет!» Он постучал по ноге и незаметно губами изобразил стук о дерево. Девушка поверила и переключила свое внимание на меня. Пришлось сказать, что тоже потерял ногу в одной аварии с Никулиным, и проделал тот же трюк со звукоподражанием. Только тогда она унялась, а мы еще долго хохотали.
ПОПАЛ В ОПАЛУ БЛАГОДАРЯ ПЕСНЕ
— В вашем репертуаре были песни, которые запрещали, вырезали из эфиров?
— А как же! После того как я спел песню «Бери шинель, пошли домой» на стихи Булата Окуджавы, ее посчитали «призывом популярного певца ко всем военнослужащим повально уходить из армии». Я говорил: «Это же песня из кинофильма». «Неважно. Вам ее петь нельзя».
Расскажу вам другой случай. Как-то на концерте в Звездном городке Юрий Гагарин попросил меня спеть песню «Как хорошо быть генералом». Я начал петь и вдруг все генералы, как по команде, поднялись и вышли из зала. Их обидело это:
«Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом! Лучшей работы я вам, синьоры, не назову». Слово «работа» задело. «Какая работа, когда служба?!» Потом меня вызвали в Политуправление армии и сказали: «Никому не позволено обижать советских военачальников, даже Хилю! Все, годик отдыхаешь и от гастролей, и от телевидения».
И действительно я целый год не звучал даже по радио. Спустя какое-то время на каком-то банкете я вновь встречаюсь с Гагариным, он пожимает мне руку и просит спеть новую песню Пахмутовой «О летчиках». Я ему все начистоту и выложил…
Юра тут же взял меня за руку, к министру обороны маршалу Малиновскому подвел и объяснил, что «та песня» не о наших генералах, а об итальянских капралах. «За что Хиля наказали? Он же издевается над генералами из НАТО». «Ах, так он о натовцах пел? – обрадовался министр. — Ну, тогда петь можно». Гагарин добавил: «Так за это его надо наградить!» (Хохочет.)
«ПОДМОСКОВНЫЕ ВЕЧЕРА» НАД ОКЕАНОМ
— Помните самый необычный концерт?
— В Липецке на сталепрокатном заводе запускали новый прокатный стан. Прямо на территории завода, под открытым небом сделали специальный помост, и там был мой сольный концерт. Потом мне сказали, что собралось много тысяч человек.
Люди вокруг сидели на кранах, все деревья вокруг облепили… Больше всего меня потрясло как все эти люди на улице пели вместе со мной «Вода, вода… Кругом вода…» Было невероятно приятно.
Один раз в танке пел. В середине семидесятых на гастролях в Сыктывкаре местный генерал показывал мне танки нового поколения. Так я один из них проверил на акустику – забрался внутрь и спел. Ощущения – скажу я вам – необыкновенные. (Хохочет.) Не зря же говорят: «Глухо как в танке».
Еще был случай. Мы с Василием Павловичем Соловьевым-Седым и Андреем Петровым летели в Рио-де-Жанейро из Парижа. Компания Эйр Франс, потрясающий самолет. Сидим, тихонечко потягиваем виски. А у Василия Палыча заказы были такие: сто пятьдесят виски и бутылочку пива. И почти сразу на глазах у французской стюардессы все это залпом выпивал.
Стюардесса удивленно спрашивает: «А кто это?» Я говорю: «Вы этого человека прекрасно знаете». «Нет, — говорит,- я его не знаю». «Спорим на сто франков, что сейчас я запою его песню, а вы сразу же ее подхватите?» «Спорим!» Я запел «Не слышны в саду даже шо-ро-хи.
Все здесь замерло до ут-ра…» После этого летчики пригласили нас с Соловьевым-Седым в кабину пилотов, поставили самолет на автопилот, и мы все вместе (я вам клянусь – все так и было!) над океаном, подлетая к Рио, выпили по граммульке виски и распевали «Подмосковные вечера».
— А как же сто франков?
— Пари для француженки – дело святое! Стюардесса тут же принесла эквивалент — лучшие французские духи.
ЖЕНЕ ВЫНУЖДЕН БЫЛ НАНЯТЬ ОХРАНУ
— Можете назвать день, когда были на седьмом небе от счастья?
— Это было во время концерта в парке культуры и отдыха имени Горького в Москве. Когда я спел «Песню о друге», наш конферансье вышел на сцену и объявил: «Только что пришла телеграмма. У Эдуарда Хиля родился сын Дима. Три килограмма триста граммов».
Это было 2 июня 1963 года. В зале сидело огромное количество зрителей, включая мою маму, сестру, других моих ближайших родственников и друзей. Счастливее меня с этот день человека не было.
— Вы прожили в любви и согласии со своей супругой Зоей Александровной ровно полвека. Познакомились романтично?
— В консерватории. Я пел в «Евгении Онегине» партию Зарецкого, а Зоя, начинающая балерина, танцевала. Позже мы вместе оказались на гастролях. Там я всех разыгрывал, вообще был хулиганистым. Однажды на пляже я увидел, как она сидела на камушке, обхватив колени и подставив лицо солнцу.
Смотрелась просто прелестно! Я не удержался, подкрался сзади и крепко поцеловал ее. Зоя ужасно возмутилась: «Вы что! Как вы смеете?!» Спустя два месяца мы поженились… Венчались мы в церкви под Ленинградом в обстановке строжайшей тайны. Расписались мы потом, а через месяц устроили скромную свадьбу.
— Почему только через месяц?
— Денег надо было подкопить на застолье. Кстати, брачного ложа у нас не было. Через месяц после свадьбы купили широкий матрац, я его сам на ножки поставил — получилась неплохая супружеская кровать.
И когда я уже стал ездить с концертами, супруга пожертвовала собой – ушла со сцены, стала моим режиссером, конферансье, и стала помогать мне во всем. Научила меня двигаться (все-таки бывшая танцовщица), чтобы я не просто стоял на сцене столбом. То есть она и дома и в поездке со мной всегда была и как жена, и как любовница, и как боевая подруга.
Но когда я женился… Что некоторые поклонницы вытворяли, вы себе не представляете. Вспомнить страшно!
— Расскажите.
— Сажусь в машину, едем. Вдруг спрашиваю: «Стоп! А где Зоя?» А она стоит на дороге! Оказывается, мои поклонницы вытолкнули ее и сами забрались в машину! Вот такие сумасшедшие были.
Представляете, однажды после гастролей приезжаю домой и вижу: жена явно не в своей тарелке. «Что случилось», — спрашиваю. «Зайди в спальню и посмотри». Захожу — оконное стекло разбито, в раме застряла пуля, а прямо под окном — кровать…
Оказалось: ночью стреляли с крыши дома напротив, каким-то чудом Зоя уцелела. Всего было 10 выстрелов! Другая дама попыталась облить ее кислотой, когда жена выходила из подъезда. Я был вынужден нанять ей двух охранников. Тогда это было неслыханной роскошью, но жизнь жены дороже!
«САМОЕ ГЛАВНОЕ В ЖИЗНИ — ДАРИТЬ ЛЮДЯМ РАДОСТЬ»
— Сегодня работы у народного артиста СССР Эдуарда Хиля много?
— Пока не забывают. Самое интересное. что на мои концерты ходят люди от 25 лет и старше. Я иногда даже в ночных клубах пою, на дискотеках, куда приходят молодые. А больше всего мне дорого то, что люди, которые меня приглашают, знают, любят мои песни. И поют вместе со мной весь мой репертуар. Поверьте, мне это дороже, чем сумма прописью.
— Можете ответить на вечный как мир вопрос: что самое главное в жизни?
— Я вам скажу так: самое главное – это дарить людям радость. Неважно какую. Расскажу случай. Недавно я был на отпевании одного батюшки, очень известного у нас в Санкт-Петербурге. Вышел из Владимирского храма, рядом стоят нищие, бомжи. Подходит другой батюшка и бросает мне с укором: «Что же вы, Эдуард Анатольевич, в такой компании стоите?» А я говорю:
«Для меня разницы никакой нет. Может, скоро я с ними вместе скоро буду милостыню просить». «Ну что вы! О чем вы говорите?» «А вот о чем. Пенсия была у меня пять тысяч, а сейчас сделали шесть. Разве нормальный человек может сегодня на эти деньги прожить?»
Тот посмеялся, бомжи посмеялись. И он пошел в храм. Вдруг одна женщина отзывает меня в сторону. Вынимает пятьсот рублей и дарит. Я возмущенно: «Да вы что!» «Ну как же, — отвечает, — у вас такая маленькая пенсия. А у меня здесь на паперти в день больше выходит, чем у вас за месяц».
Это настолько меня ошарашило. Клянусь вам, в тот момент у меня полились такие слезы радости, что у нас такие люди. Даже нищие, бомжи, люди с не сложившейся судьбой, а у них такая чистая душа… Это великолепнейшие люди! Поэтому я и считаю, что главное – дарить людям радость.
