Читая роман Шарлотты Бронте «Джен Эйр» сейчас, сложно представить, какие чувства испытывали современники автора, глядя на текст сквозь призму норм, традиций и взглядов чужого для нас времени.
И, если теперь эта книга — лишь красивый роман о любви, преодолевающей многие препятствия, то читатели, взявшие «Джен Эйр» в руки в 1847 году, а именно тогда она появилась на прилавках, были поражены его «грубостью и вульгарностью». Ну, по крайней мере, некоторые из этих самых читателей.
Одной из самых непримиримых ненавистниц романа стала Элизабет Ригби, достаточно известная в те далекие дни писательница и критик. Она слыла дамой достаточно образованной. Родилась в семье врача и ученого Эдварда Ригби, который привил ей вкус к живописи и классической литературе, увлекалась рисованием, изучила французский, итальянский и немецкий языки.
В юности два года прожила в Швейцарии и Германии, куда потом не раз возвращалась. Ездила в Россию и Эстонию, чтобы навестить замужнюю сестру, а после опубликовала свои заметки, получившие название «Письма с берегов Балтики».
В 1849 году, когда Элизабет Ригби было уже под 40, она вышла замуж за за сэра Чарльза Истлейка, художника, директора Национальной галереи в Лондоне…Словом, мисс Ригби, будущая леди Истлейк, была особой весьма популярной, выражавшей мнение доброй части британского общества.
В декабре 1848 года в периодическом издании «Ежеквартальный обзор», освещавшем литературные и политические вопросы, появилась масштабная рецензия, громившая «Джен Эйр»…и принадлежала она Элизабет Ригби. Посмотрим, что говорилось о романе и героях, представленных в нем?
«Это очень примечательная книга: мы не помним другой, сочетающей такую подлинную силу с таким ужасным вкусом. И то, и другое вместе в равной степени помогло ей завоевать большую популярность, […]; ибо в наши дни экстравагантного обожания всего, что несет на себе печать новизны и оригинальности, явная грубость и вульгарность стали самым ошибочным поклонением».*
» …автор романа, совершив величайшее моральное преступление, сделал недостойного персонажа интересным в глазах читателя».*
*
*
Что же столь ужасного можно найти в так ярко описанном Элизабет Ригби произведении? Ну, во-первых, это, конечно же, главная героиня — Джен Эйр. И, признаться, некоторая здравость в рассуждениях критика проглядывает, потому что роман написан от лица самой Джен, и, следовательно, читатель смотрит как на нее саму, так и на других персонажей ее глазами.
«Мы слышим только восхваления себя за совершенный такт и удивительную проницательность, которыми она одарена, и все же почти каждое слово, которое она произносит, оскорбляет нас не только отсутствием этих качеств, но и их положительными контрастами, будь то ее педантизм, глупость или грубая вульгарность».*
«Как ребенок, так и женщина — неинтересное, нравоучительное, педантичное существо; без опыта жизни, и без простоты или свежести вместо этого.»*
«…маленькое, невзрачное, странное существо, которое было воспитано выхолощенным […] и, соответственно, несколько отстало в развитии ума и тела…»
Между тем, к середине романа Джен, с точки зрения викторианской леди, оказывается откровенно лицемерной, «легкомысленной» и «пятисортной актрисой», потому что ни одна приличная молодая девушка не могла бы позволить себе того, что позволяет Джен. Где? В знаменитой сцене у каштана, конечно.
Даже когда, устав от своих кошачьих игр, мистер Рочестер переходит к довольно несомненным проявлениям любви […] Джен понятия не имеет, что он может иметь в виду.
Некоторые дамы сочли бы, что давно пора оставить сквайра наедине с его деревом; или, во всяком случае, нет необходимости поддерживать тот тон высокодушной женской тупости, который они вполне оправданно принимают, если джентльмены не хотят высказываться прямо, — но Джен снова не делает ни того, ни другого».*
Последовавшие затем испытания, посланные Джен, являются логичным следствием ее чудовищной натуры: гордой и лживой. Такой, что не позволила ей быть принятой окружающими. «Вот, — пишет Ригби, — почему у нее, кстати, нет друзей?
Она убегает от мистера Рочестера, и ей не к кому обратиться. Между тем, Джейн прожила в Ловуде восемь лет со 110 девочками и пятнадцатью учителями. Так неужели ни у одной из них она не могла бы найти временного пристанища?».
В общем, всесторонне изучив образ бедной Джен Эйр, мисс Элизабет Ригби делает однозначный вывод, отмечая, что главная героиня оставляет «впечатление решительно вульгарной женщины, о которой мы не должны заботиться как о знакомой, которую мы не должны искать как друга или желать как родственницу, и которую необходимо тщательно избегать как гувернантку».*
Что касается мистера Рочестера, то он настолько отталкивающе дик и порочен, что его и рассматривать-то страшно, потому что уши юных леди (и не юных тоже) таким оскорбляться не должны. Так что автор в основном касается его в связи со штрихами к образу Джен. Вот, например:
«Он изливает ей в уши позорные истории о своей прошлой жизни, связанные с рождением маленькой Адель, от которых любой мужчина, уважающий женщину, простую восемнадцатилетнюю девушку избавил бы; но которые эта восемнадцатилетняя в данном случае слушает, как будто в этом нет ничего нового и, конечно, ничего неприятного».*
В общем, как заключает мисс Ригби:
«Герой и героиня — существа настолько непривлекательные, что читатель чувствует: у них не может быть иного призвания в романе, кроме как быть сведенными вместе».*
Все-таки викторианское восприятие романа несколько отличается от современного, не так ли?
