Она была ранимой, как подросток, выхаживала больных животных и могла согреть человека одним лишь словом. Такой мощный огонь жил в этой загадочной поэтессе, что, казалось, вся энергетика Вселенной подчинялась ее хрупкой фигурке. Елену Шварц называли отголоском Серебряного века поэзии.
Её любил Бродский и принимала Ахматова, но сама она не признавали никаких авторитетов. И пока на Родине Елену Шварц издавали только в самиздате, Гарвард, Кембридж и Сорбонна уже включили её стили в обязательную программу обучения.
Первые дневники
Лена родилась в послевоенном Ленинграде. Ее мама Дина Шварц была заведующей литчастью БДТ, где проработала в команде Георгия Товстоногова более сорока лет. Мать воспитывала девочку одна, об отце в семье даже не упоминали.
Но Лена провела свое детство за кулисами драматического театра, где был дружный коллектив, и ребенок всегда находился в центре внимания.
Творческая атмосфера театра была для девочки тем волшебным зерном, которое выросло в огромный поэтический дар. С детства Елена вела дневники, записывая важные события своей жизни. Там она впервые говорит о театре как о родном доме.
И впервые начинает создавать необычные рифмы, словно вкладывает в них прошедшие через ее душу театральные образы.
В пятнадцатилетнем возрасте девушка набралась храбрости и обратилась к Анне Ахматовой, чтобы та дала оценку ее творчеству. Поэтесса назвала стихи Елены злыми. Шварц же назвала Ахматову «перехваленной дурой, которая, кроме себя, ничего вокруг не видит».
Это была вовсе не месть за критику, а откровенное признание подростка, отстаивающего свою точку зрения.
Лена не побоялась восстать против мнения великой поэтессы, и ничего в своих стихах менять не стала. И оказалась права. Вскоре их включили в программы самых престижных университетов мира. А дневники Елены остались единственным источником ее биографии.
Рифма-душа
Поступив на филфак Ленинградского Государственного Университета, Елена тяготилась рамками студенческих занятий. она мечтала, чтобы ее скорее исключили, и тогда девушка полностью смогла бы посвятить себя любимому делу.
Учебу она называет душной комнатой, где ей не хватает воздуха, чтобы «материализовать свои рифмы и населить ими небо, как легкой плотью ангелов».
Оставив Университет, Елена посвятила себя «чистому искусству». На жизнь она зарабатывала, делая переводы пьес для театра. В то время, когда в Европе ее произведения были широко популярны, в СССР Шварц была известна только читателям самиздата. Ее запрещали вплоть до перестройки.
Хотя те, кто имел доступ к так называемому андеграунду, относились к Елене с огромным уважением, а многие считали ее гением от поэзии. Таковой она и была — поэтессой, умеющей превратить простое слово в сияющий бриллиант. То бросить читателя в кипящую страстями бездну, то вознести его в трепетные райские кущи.
Критики писали о Шварц, что она владела умением создать причудливые поэтические силуэты, на грани метафизики, и те, кто смог пробиться сквозь них, получал несказанное наслаждение.
«Перевернутый Эверест», «пересоленное море», «тьмой изъеденные лица», «крест, вспотевший от огня», «озябшие Музы»,«неземной архитектуры бормотание» — так дерзко могла жонглировать словами только поэтесса, пропускающая образы через свою душу.
Признание
Даже находясь в «поэтическом подполье», Елена Шварц ограничила круг своего общения и оставалась яркой индивидуальностью, не примыкая ни к каким литературным течениям. Она не была отшельницей, но держалась обособленно, оберегая свой неземной дар и свободу личного пространства.
В самиздате она печаталась под псевдонимами Арно Царт и Лавиния Ворон. В середине 80-х, на волне перестройки, ее наконец-то начали публиковать на родине.
Отечественная периодика сначала относилась к ней с опаской, но вскоре многие популярные издания считали за честь сотрудничество с Еленой Андреевной.
В конце семидесятых Шварц стала обладательницей премии Андрея Белого, в конце девяностых — «Северной Пальмиры». В 2003-ем она получила премию «Триумф». А в 2008 году Фонд Пушкина выпустил ее полное собрание сочинений.
Светлую полосу признания поэтессы омрачила неизлечимая болезнь. Эта хрупкая петербурженка стойко сражалась с недугом, но победить его Шварц так и не смогла, хотя творческих планов было еще очень много. Свою жизнь поэтесса назвала «соло на раскаленной трубе» (так называется и один из сборников ее стихов).
Она скончалась весной 2010 года, написав за несколько дней до этого «Благодарение» и разослав его своим немногочисленным друзьям. Так неожиданно и печально закончилась жизнь необыкновенной женщины — рыцаря поэтического образа.
…Многие сравнивают творчество Елены Шварц с «Черным квадратом» Малевича. Кто-то остановится и, затаив дыхание, сможет общаться со Вселенной, а кто-то просто пройдет мимо. Кто-то назовет высоким искусством, а кто-то скептически ухмыльнется. И именно в этом споре противоречий рождается то волшебное, что соединяет мистику с реальностью.
«КРЕЩЕНИЕ ВО СНЕ»
1991 год
Светлая ночь. Меня окрестили во сне.
Золотой священник главу покропил.
Мнится ли, мерещится мне?
Только крещальная лилась вода.
Может быть, звезды меня крестили?
(Близко трепещут, дрожат в окне.)
И светляка на забытой могиле
Чисто горящего, тоже во сне.
Хоть я когда-то крестилась в огне,
Но растворенное сердце забыло
Прежнюю милость, и славу, и силу:
Всё же очистись, омойся, как все.
Звезды качаются, в землю скользя,
Поп золотой исчезает вдали,
Тихо подземные льются ключи,
Вины, заботы мои унося.
