-Барин, я, кажися, забрухатела, — опустив глаза, молвила крестьянка. Лев Николаевич болезненно искривился, и тут же все вспомнил. Вспомнил, как с чувством оленя он бежал по лесу, — туда, вглубь, вглубь, к затерянному в чащобе шалашу.
Вспомнил, как дрожащими руками открывал марлевую занавеску, скрывающую вход в шалаш, как видел ее, уже готовую, уже ждущую…
Знал ли он, думал ли он, что расплата непременно последует?
«Софья Андреевна сегодня охвачена злом. Гневно, злобно упрекала Л.Н. за повесть… которую он и не помнил, что и когда написал».
Такую запись сделал в своем дневнике Душан Петрович Маковицкий, врач семьи Льва Николаевича Толстого, а также яснополянских крестьян.
Повесть, которая стала причиной «зла» Софьи Андреевны, ее упреков в адрес Льва Николаевича, называлась «Дьявол».
Рукопись графиня нашла в обшивке старого кресла, которое собиралась перетянуть новой кожей. Лев Николаевич написал повесть в ноябре 1889 года, но никому, тем паче, супруге, не показал, стыдливо спрятал в кресло.
Да ведь и было чего стыдиться! В скрытом в кресле «Дьяволе» содержался рассказ о запретных отношениях «ради здоровья» 26-летнего дворянина Евгения Иртенева и молодой замужней крестьянки Степаниды.
У Евгения, между тем, была возлюбленная невеста, очаровательная «тургеневская барышня» Лиза Анненская, которую в конце повести, обуреваемый «земной» любовью к Степаниде, Иртенев готов в буквальном смысле убить.
Прочитав рукопись, Софья Андреевна оторопела, узнав в Лизе Анненской себя; в Евгении Иртеневе — Льва Николаевича, а в Степаниде — яснополянскую крестьянку Аксинью Базыкину, с которой у Толстого до самой женитьбы была мучительная связь.
Крестьянка Аксинья появилась в жизни Льва Толстого в мае 1858 года, аккурат на святой праздник Троицы. Появилась как девушка-просительница, пришедшая зачем-то к господскому дому с другими крестьянами.
30-летний Лев Николаевич, год назад возвратившийся из-за границы, сильно маялся в Ясной Поляне из-за отсутствия женской ласки. Аксинья сразу же обратила на себя внимание барина:
«Видел мельком Аксинью. Очень хороша. Все эти дни ждал тщетно».
Аксинья была замужем за извозчиком, дома практически не бывавшим. Все равно, что солдатка. Нуждалась в деньгах.
Этим-то Толстой и воспользовался.
Поначалу это было то, что Лев Николаевич называл «чувство оленя». Встречался с крестьянкой в лесу, в охотничьем домике, иной раз — в шалаше, платил ей оговоренную сумму. Аксинья была довольна, ласкова, даже гордилась тем, что сам барин на нее внимание обратил. Ну, и деньги, конечно, для крестьянки — вещь отнюдь не лишняя.
Толстой, в свою очередь, был благодарен любовнице, за то, что позволила «разгрузить голову», заняться вплотную литературной работой.
Прошло полгода. «Постыдные», как писал в дневнике Лев Николаевич, отношения, продолжались. И это уже было не «чувство оленя», а нечто совершенно иное. Толстой с ужасом начал понимать, что он по-настоящему, глубоко, влюбился в Аксинью.
То, что начиналось как легкое приключение скучающего барина в собственном имении, обернулось мучительной любовью.
Лев Николаевич, всей душой мечтавший о жене, о семье, вдруг со всей очевидностью понял — так вот же она, его жена, его семья! Крестьянка Аксинья с «красными плечами», которые поначалу Лев Николаевич воспринимал «с отвращением».
Время шло, а чувства Толстого к Базыкиной не становились слабее. Напротив:
«Ее нигде нет – искал. Уж не чувство оленя, а мужа к жене. Странно, стараюсь возобновить бывшее чувство пресыщения и не могу».
В 1860 году Аксинья родила от Льва Николаевича сына. Назвала Тимофеем. Толстой мальчика сразу же признал за своего, тогда как других незаконнорожденных отпрысков (коих было немало), граф не признавал ни в какую.
Минуло еще два года. Мечта Льва Николаевича об идеальной семье, о законной супруге-подруге, начала сбываться. Граф познакомился с 18-летней Софьей Андреевной Берс, которую помнил еще ребенком.
К очаровательной барышне Лев Николаевич сразу испытал ту нежность, которую хотел испытать. Не чувство оленя. Таким образом, Толстой понял — это она.
Однако и Аксинья находилась в его сердце! Тем более, у крестьянки был двухлетний карапуз, которого она, мывшая полы в господском доме, время от времени приводила к барину.
Приводила даже после того, как Лев Николаевич женился на Софье Андреевне, и молодая графинюшка носила под сердцем первенца — сына Сергея.
Лев Николаевич еще во время первой ночи обо всем поведал супруге. Софья знала о том, что Аксинья — крепостная любовь ее мужа, что Тимофей — его сын.
Знала, страшно ревновала и злилась:
*
Несмотря на то, что красивая Аксинья, подоткнув передник и выставив напоказ крепкие щиколотки, мыла пол в доме Толстого, Лев Николаевич, находясь в браке, супруге не изменял. Софья Андреевна знала это, и в своем дневнике ни разу не сомневалась в муже.
Поняв, что визиты Аксиньи жене крайне неприятны, Лев Николаевич через людей передал крестьянке, чтобы больше не приходила. Мыть полы в доме стала другая баба.
Своего сына Тимофея писатель практически не видел. Между тем, парень вырос крупный, сильный, толковый. По словам яснополянских крестьян, «очень умный мужик, говорил складно, с прибаутками, был похож на сыновей Толстого».
Собственно говоря, Тимофей и работал кучером в имениях своих единокровных братьев.
То, до какой степени Лев Николаевич не интересовался судьбой незаконнорожденного сына, отлично свидетельствует рассказ Михаила Сухотина, зятя Толстого:
«Ездил со Л.Н. к Чертковым. По дороге заехали к одной бабе, у которой умер ночью неизвестный странник. Покойный лежал на полу, на соломе, лицо было прикрыто какой-то тряпкой. Л.Н. приказал открыть лицо и долго вглядывался в него. Лицо было благообразное, покойное.
Тут же сидели несколько мужиков. Л.Н. обратился к одному из них: – Ты кто такой? – Староста, ваше сиятельство. – Как же тебя зовут? – Тимофей Аниканов. – Ах, да, да, – произнес Л.Н. и вышел в сени. За ним последовала хозяйка. – Какой же это Аниканов? – спросил Л.Н. – Да Тимофей, сын Аксиньи, ваше сиятельство.
– Ах, да, да, – задумчиво произнес Л.Н. Мы сели в пролетку. – Да ведь у вас был другой староста, Шукаев, – произнес Л.Н., обращаясь к кучеру Ивану. – Отставили, ваше сиятельство. – За что же отставили? – Очень слабо стал себя вести, ваше сиятельство. Пил уж очень. – А этот не пьет?
– Тоже пьет, ваше сиятельство. Я всё время наблюдал за Л.Н. и никакого смущения в нем не заметил. Дело в том, что этот Тимофей – незаконный сын Л.Н., поразительно на него похожий, только более рослый и красивый.
Тимофей – прекрасный кучер, живший по очереди у своих трех законных братьев, но нигде не уживавшийся из-за пристрастия к водке».
К сожалению, историкам так и осталась неизвестной дата смерти Аксиньи Базыкиной. Известно только, что она была жива через год после смерти Льва Николаевича, что у нее была дочь и внучка.
А вот Тимофей Аниканов, несмотря на пьянство, прожил больше 70 лет, и скончался в Ясной Поляне в 1934 году.
