Лиза нетерпеливо открыла синий конверт и достала сложенный вчетверо листок бумаги. Перед глазами запрыгали буквы. Почерк твердый, не очень крупный, но размашистый, щедрый, с широко расставленными строчками:
Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая…
Сердце радостно забилось. Еще бы! Ведь ей, совсем юной барышне, писал сам Блок. Их первая встреча произошла когда Елизавете было пятнадцать лет, а он уже был признанным поэтом.
И вот теперь письмо заканчивалось словами: «Если еще не поздно, то бегите от нас, умирающих…»
Лиза почувствовала как кровь прилила к щекам: было обидно. Она разорвала письмо и бросила клочки бумаги в огонь.
Существует мнение, что Блок действительно питал к Лизе Пиленко серьезные чувства. Несмотря на его отношения с актрисой Натальей Волоховой, в его произведениях того времени чувствовалось присутствие другой музы — более живой, энергичной, порывистой и юной.
Эти черты больше подходили Елизавете, чем тогдашней возлюбленной Блока Наталье Николаевне, зрелой по возрасту (на тринадцать лет старше Лизы), томной и размеренной.
…Лиза родилась в семье юриста Юрия Дмитриевича Пиленко и Софии Борисовны, урожденной Делоне, в чьих жилах текла кровь древнего рода Дмитриевых-Мамоновых. Большая ее часть детства прошла в Анапе и Петербурге.
В 1905 году семья обосновалась в Ялте — отец Лизы стал директором Никитского ботанического сада. Его неожиданная и преждевременная смерть на 50-м году жизни явилась первым жестоким ударом в жизни беспечной хорошенькой четырнадцатилетней гимназистки.
«Мысль простая в голове: «Эта смерть никому не нужна. Она несправедливость. Значит, нет справедливости. А если нет справедливости, то нет и справедливого Бога. Если же нет справедливого Бога, то, значит, вообще Бога нет», — написала потрясенная девочка в своем дневнике.
Овдовев, София Борисовна уехала с Лизой и сыном Дмитрием в Петербург к своим родственникам. Окончив частную гимназию с серебряной медалью, Елизавета поступила на философское отделение Бестужевских курсов. На одном из литературных вечеров она впервые увидела поэта Александра Блока…
«Человек с таким далеким, безразличным, красивым лицом, это совсем не то, что другие. Передо мной что-то небывалое, головой выше всего, что я знаю, что-то отмеченное. В стихах много тоски, безнадежности, много голосов страшного Петербурга», — из воспоминаний Елизаветы.
Через год состоялась другая встреча, уже в квартире Блока на Галерной улице. Елизавета впоследствии скажет: «Я оставила часть души там. Это не полудетская влюбленность. На сердце скорее материнская встревоженность и забота. А наряду с этим сердцу легко и радостно…»
В гостях у Блока Лиза впервые за долгое время почувствовала, что ее понимают и ценят. «Мы долго говорим. За окном уже темно. <…> Мне хорошо, я дома, хотя многого не могу понять. Я чувствую, что около меня большой человек, что он мучается больше, чем я, что ему еще тоскливее, что бессмыслица не убита, не уничтожена.
Меня поражает его особая внимательность, какая-то нежная бережность. Мне большого человека ужасно жалко. Я начинаю его осторожно утешать, утешая и себя…»
Красивая восторженная девочка тоже писала стихи и была в него безумно влюблена. Блок был внимателен, участлив, но боялся спугнуть и обидеть ненароком…
«Я заметил, что она тоже волнуется,
И внимательно смотрит в окно…»
Поэтому он посоветовал Лизе влюбиться в другого, «простого» человека. Этот совет показался обидным девушке и она запретила себе думать о Блоке и искать с ним встреч, переключив свое внимание на других, но забыть его не могла.
Еще будучи курсисткой, девятнадцатилетняя Елизавета Пиленко в 1910 году вышла замуж за двадцатичетырехлетнего Дмитрия Кузьмина-Караваева — представителя древнего дворянского рода, сына известного профессора правоведа, молодого юриста, который вел богемную жизнь.
Спустя годы она писала в воспоминаниях:
«Мы жили среди огромной страны, словно на необитаемом острове.
Россия не знала грамоты — в нашей среде сосредоточилась вся мировая культура: цитировали наизусть греков, увлекались французскими символистами, считали скандинавскую поэзию своею, знали философию и богословие, поэзию и историю всего мира, в этом смысле мы были гражданами вселенной, хранителями великого культурного музея человечества.
Это был Рим времен упадка… Мы были последним актом трагедии — разрыва народа и интеллигенции».
Муж хотя стихов и не писал, но входил как и Лиза, в литературное объединение «Цех поэтов» и был одним из трех его руководителей наряду с Николаем Гумилевым и Сергеем Городецким. Ритм жизни четы Кузьминых-Караваевых отвечал требованиям петербургского бомонда: подъем в три часа, отбой на рассвете. Лиза знакомится с Вячеславом Ивановым, Осипом Мандельштамом, Анной Ахматовой.
В 1912 году вышел первый сборник стихов Лизы «Скифские черепки», основанный на воспоминаниях детства, проведенного под Анапой. Вращаясь в литературных кругах, Лиза несколько раз виделась с Блоком, но поговорить наедине им больше не удалось.
В одном из ее стихотворений есть намек на то, что она не утратила чувств к поэту: «Хорошо, хорошо, отойду я теперь, крепкий узел, смеясь, разрублю. Но, Владыка мой тёмный, навеки, поверь, что я та же и так же люблю».
Судьба сталкивает Лизу и Блока снова: Кузьмины-Караваевы приглашены на обед в дом поэта. Между тем, отношения Лизы и ее мужа сходят на нет и они принимают решение разъехаться. Это произошло спустя три года брака. Уж не эта ли роковая встреча с Блоком, не это ли необыкновенное чувство на всю жизнь, внушенное поэтом Елизавете, стало одной из главных причин ее разрыва с мужем?
Блока она любила всю жизнь и во многих письмах писала ему об этом: «С мужем я разошлась. Иногда любовь к другим заграждала Вас, но все всегда кончалось как-то глупо, потому что есть Вы».
Но Блок отвечал ей сухо: «Елизавета Юрьевна, я хотел бы написать Вам не только то, что получил Ваше письмо, я верю Вам, благодарю Вас и целую Ваши руки. Других слов у меня нет, а может быть, не будет долго… и все…»
Лиза, словно убегая от своих чувств, уезжает в Германию, а потом останавливается в Анапе в родительском имении. Как ей советовал когда-то Блок, она решила быть ближе к земле — занималась виноградниками и садами, а возвышенную любовь пыталась излечить земной.
Осенью 1913 года Кузьмина-Караваева родила девочку Гаяну («земную»), потеряв всякую надежду на взаимность со стороны поэта, от романа с «простым мужчиной» — сельским учителем, которого она называла в воспоминаниях «лейтенантом Планом» — как героя Кнута Гамсуна. И вроде бы успокоилась. К чему мечтать об этом странном человеке с таким красивым и холодным лицом, который никогда не будет с тобой рядом?
Но не тут-то было… В 1914 году, возвратившись из Анапы, Лиза в тот же день отправилась к Блоку. Через прислугу она передала записку и вскоре получила ответное письмо, в котором Александр Александрович сообщал, что ждет ее к 18 часам у себя. Оставшееся до встречи время Лиза провела в храме в глубоких раздумьях.
С трепетом она переступила порог квартиры Блока. Их разговор, начавшийся в тот вечер, затянулся надолго. Лиза не скрывала своих чувств, открыто признаваясь Блоку в любви.
— Если вы позовете, за вами пойдут многие… и я пойду, куда угодно, до самого конца. Потому что сейчас в вас как-то мы все, и вы символ всей нашей жизни, даже всей России символ… и вы за нее, во имя ее, как бы образом ее сгораете. Что мы можем? Что я могу, любя вас? Потушить – не можем, а если и могли бы, права не имеем: таково ваше высокое избрание – гореть…
А Блок… предложил Лизе покончить с их общением. Временно. Лиза всю ночь ждала Александра Александровича, отправившегося на прогулку. Он вернулся под утро. Между ними состоялся разговор. Блок задумчиво посмотрел на Лизу и сказал:
— Оберегайте меня, думая обо мне.
А потом Блока призвали на фронт: началась Первая мировая война. В начале лета 1916 года Лиза, узнав, что Александр ушел служить пишет ему: «Если Вам будет нужно, вспомните, что я всегда в Вами и что мне ясно и покойно думать о Вас. Господь Вас храни».
Письмо свидетельствует о том, что расставание Лиза пережила с достоинством. Прошла страсть, остались спокойные чувства и желание видеть Блока счастливым. Однако это все было наигранным.
Получив ответ от него, безличностный, достаточно сухой, Лиза обрушит на него горячие письма:
«Мой дорогой, любимый мой… После Вашего письма я не знаю, живу ли я отдельной жизнью, или все, что «я», — это в Вас уходит. Все силы, которые есть в моем духе: воля, чувство, разум, все желания, все мысли — все преображено воедино и все к Вам направлено. Мне кажется, что я могла бы Вас воскресить, если бы Вы умерли… Я не знаю кто Вы мне: сын ли мой, или жених, или все, что я вижу и ощущаю…»
Лиза в 1917 году уехала с Гаяной в Анапу. Ушел на фронт ее брат, погиб на войне отец ее дочери, воевал Блок. Пламя далекой войны все сильнее застилал разгорающийся пожар революции: устав от пустых слов, 26-летняя Лиза решила перейти к действиям и вступила в партию эсеров.
Ее даже избрали заместителем городского головы Анапы — а после того, как сам голова подал в отставку, бесстрашная Лиза стала главой города, но вскоре была арестована деникинской контрразведкой — ей грозила смертная казнь за «комиссарство» и участие в национализации частной собственности.
В защиту Кузьминой-Караваевой встали братья по перу и им удалось отстоять поэтессу. От трагической развязки ее спас Даниил Ермолаевич Скобцов — русский офицер, член правительства Кубанской Рады. Он неожиданно увлекся этой молодой женщиной. В 1919 году Лиза вышла замуж за Скобцова в благодарность за спасение. А быть благодарной она умела. Через год семья отправилась в Грузию.
На побережье Черного моря Лиза родила сына Юрия. Из Грузии они добрались до Константинополя, после недолго жили в Сербии, где 4 декабря 1922 года у супругов родилась дочь Анастасия. Во время этих скитаний Елизавета Юрьевна узнала о кончине Блока. По свидетельству ее матери, горе Лизы было беспредельным.
С тремя детьми и матерью Лизы Скобцовы добрались до Парижа. Елизавета Юрьевна подрабатывала шитьем и изготовлением кукол. Муж устроился шофером такси. В 1926 они потеряли четырехлетнюю Настю, умершую от менингита.
«Я увидала перед собою другую дорогу и новый смысл жизни: быть матерью всех, всех, кто нуждается в материнской помощи, охране, защите. Остальное уже второстепенно…», — писала Елизавета в своем дневнике.
Лиза в этих условиях не могла жить интересами только своей семьи — она начала помогать всем нуждающимся. Некоторые из знакомых считали, что Лиза сжигает себя, свой талант ради людей, которые недостойны этого. Она же верила, что каждый человек достоин сострадания, особенно тот, кто оказался в беде.
В 1932 году Кузьмина-Караваева постриглась в монахини, приняв имя мать Мария. Она заочно окончила Свято-Сергиевский православный богословский институт в Париже. Мария создала в Париже общежитие для одиноких женщин и убежище для больных туберкулезом в Нуази-ле-Гран.
Основную работу она выполняла сама: закупала продукты на рынке, убирала, готовила, расписывала домовые церкви и вышивала для них плащаницы. На 15 годовщину смерти Александра Александровича Блока мать Мария издает в «Современных записках» очерк-воспоминание «Встречи с Блоком».
По доносу гестапо в феврале 1943 года мать Мария, прятавшая еврейских детей, была вместе с сыном Юрием арестована в оккупированном Париже и отправлена в концлагерь Равенсбрюк.
Добровольно заменив собой молодую женщину и надев платье с ее номером, 53-летняя мать Мария была казнена в газовой Равенсбрюка 31 марта 1945 года, за неделю до освобождения лагеря Красной Армией. Выжившие узницы концлагеря вспоминали о ней как о необыкновенно бесстрашной женщине, у которой можно было учиться мужеству. Юрий тоже погиб в концлагере.
Скромный, почти незаметный памятник Елизавете Юрьевне расположен рядом с морским вокзалом Анапы. Гранитная плита, на которую возложен наклонный крест и надпись: «Нет, Господь, я дорогу не мерю, — что положено, то и пройду. Мать Мария».
Трагична и судьба Гаяны. По настоянию и по протекции Алексея Толстого, дружившего с Лизой и бывшего крестным ее дочери, Гаяна вернулась в СССР в 1935 году. Первое время она жила в семье писателя, а затем устроилась работать на завод и съехала. В 1936 году девушка умерла при странных обстоятельствах: то ли от подпольного аборта, то ли от тифа. Алексей Толстой, по сути дела, бросил ее на произвол судьбы.
