Осмотрев младенца, врач вынужден был сказать правду. Горькую правду: ребенок родился умственно отсталым. Их десятый ребенок, мальчик, появился на свет в декабре 1856 года.
Когда Эмма объявила Чарльзу о том, что она беременна, он обрадовался, что снова станет отцом. Малыша нарекли Чарльзом, как отца и тот далекий остров в океане, на котором неспешная галапагосская черепаха пересекла дорожку, по которой шел двадцатипятилетний натуралист Чарльз Дарвин с корабля «Бигль». Интересно, знала ли та черепаха, которая с надменной неспешностью пересекла тогда его путь, что она навсегда поделит его жизнь на «до» и «после».
Это путешествие на «Бигле» длиной в пять лет ему дорого обошлось: серьезная ссора с отцом, утрата первой любви, подорванное здоровье. Но главное — он навсегда лишился покоя…
Его отец Роберт Дарвин был достаточно известным врачом, мать будущего ученого происходила из семьи Веджвудов, всемирно известной своими фаянсовыми изделиями, а его дед, ученый-натуралист Эразм Дарвин также происходил из известной английской семьи. Когда Чарльз забросил учебу на медицинском факультете Эдинбургского университета, отец был в ярости. О продолжении докторской династии можно было забыть.
И вот теперь, окончив теологический факультет в Кембридже, сын вместо того, чтобы готовиться принять сан священника, заявил, что отправляется в кругосветное плавание в качестве судового натуралиста и предлагает отцу оплатить его путешествие. Доктор Дарвин презрительно фыркунул.
Натуралист? Что это за профессия такая? В чем она состоит? Выковыривать жуков из трухлявых пней? По мнению отца, Чарльз с самого детства посвящает этому занятию недопустимо много времени, собирая бесконечные коллекции камней, раковин, растений…
Может быть, если отец в ту далекую осень 1831 года проявил большую твердость и строго-настрого запретил ему даже думать о «Бигле», то его жизнь сложилась бы по-другому. Возможно, он вскоре осел бы в каком-нибудь небольшом сельском приходе и женился на обожаемой Фанни Оуэн, хорошенькой кокетливой соседке и был бы счастлив.
Фанни была единственной, кому не досаждали его жуки. Вооружившись сачками, они отправлялись вместе в ближайший лес на прогулку. Чарльз и сам не понимал, что приводит его в больший восторг: прикосновение ее губ к его щеке или то, как нежно и без тени брезгливости ее тонкие пальчики трогают его жуков.
Корабль вышел из Плимута 27 декабря 1831 года. на борт «Бигля» Чарльз вошел с прощальным письмом от Фанни в руках. Она горько сетовала на его неожиданный и поспешный отъезд.
Несмотря на досаду от письма, он был уверен, что «Бигль» повезет его прямиком к счастью. Пять лет почти непрерывной качки, морской болезни, чужой и незнакомой пищи, опасностей и ночевок на сырой земле, приступов лихорадки… Он пунктуально заносил свои наблюдения в записные книжки.
По возвращении Чарльза из путешествия в научных кругах Англии только и разговоров было, что о замечательных коллекциях минералов, ископаемых, растений, млекопитающих, насекомых, рыб молодого ученого. Если когда — то на палубу «Бигля» ступил начинающий натуралист — собиратель, то спустя 5 лет на берег сошел уже сложившийся ученый, чьи труды, после путешествия взорвали мир.
Фанни Оуэн вышла замуж меньше чем через год после его отплытия из Англии. Сердечная рана Чарльза постепенно затягивалась.
Чарльз Дарвин сделал предложение своей весьма привлекательной кузине Эмме Веджвуд в конце 1838 года. Браки между кузенами и кузинами уже стали традицией. Годом раньше его родная сестра Каролина вышла замуж за старшего брата Эммы. Так почему бы ему самому, так жаждавшего покоя и уюта после утомительного путешествия, не жениться на «маленькой мисс Неряхе», как звали Эмму в детстве.
«Как ребенок, у которого есть что-то безумно любимое, я долго подбирал слова, моя любимая дорогая Эмма…. Моя любимая дорогая Эмма, я поцелую руки со всей скромностью и благодарностью, которые переполнили мой кубок счастья… Жилище осчастливит Эмма, помни, что жизнь коротка, и два месяца — шестая часть года…» — писал Дарвин в ноябре 1838 года невесте, убеждая ускорить свадьбу.
Чарльз и Эмма знали друг друга почти с самого рождения. Отец Эммы Джозайя Веджвуд и мать Чарльза Сюзанна были родными братом и сестрой. Спустя несколько недель после того, как Чарльз сделал Эмме предложение, они обвенчались в церкви неподалеку.
Став женой ученого, Эмма вначале думала, что ее задача присутствовать на званых обедах коллег мужа, переписывать под диктовку Чарльза его труды… Как он в сущности мало знал о женщине, на которой женился.
Их первенец Уильям родился через десять месяцев после свадьбы. Вторым ребенком была Энни Элизабет. Супружеская чета с двумя детьми перебралась в глухое сельское местечко под названием Даун в графстве Кент. Деньги на покупку дома были выделены отцом Чарльза в качестве подарка на свадьбу.
Чарльз много месяцев колесил по дорогам Суррея и Кента, прежде чем нашел то, что хотел: старый просторный дом посреди пустынных холмов и полей.
Ему не терпелось с переездом и он убедил беременную третьим ребенком Эмму не дожидаться родов в Лондоне, а отправиться в путь немедленно. Их третий ребенок Мари Элеонор родилась уже в Дауне и умерла через месяц после рождения. Возможно, причина крылась в дальней тяжелой дороге, которую Эмма перенесла всего за десять дней до родов. Чарльз, чувствуя себя виноватым, горевал на могиле дочери.
Дети появлялись на свет один за другим. Чарльз радовался, что растущие в сельской местности малыши приходят в восторг от общения с удивительным миром природы, как и он сам когда-то.
Жизнь за городом улучшила состояние здоровья Дарвина, страдавшего от приступов непонятной болезни. Врачи лишь разводили руками…
Кутаясь в плед от озноба, Чарльз в изнеможении откинулся на спинку кресла. Может Эмма права, что эта странная болезнь, преследовавшая его столько лет, послана ему в наказание за дерзость? Может он воюет не только с церковными догматами, как убедил себя, но и с самим Творцом?
Дарвина мучили быстрая утомляемость, слабость, головные боли, бессонница, ночные кошмары, обмороки, агорафобия — боязнь открытого пространства. Он не мог позволить себе общения с друзьями, так как «последствием были припадки сильной дрожи и рвота». Болезнь не оставляла его все последующие сорок лет жизни. Однако этот тяжелобольной человек все же пытался посещать богослужения, дружил с местным епископом, принимал посильное участие в жизни своего прихода, занимался благотворительностью.
Впервые он почувствовал себя нездоровым перед самым отплытием «Бигля», когда возникли непрекращающаяся тошнота и сердцебиение. А летом 1837 года, когда он сделал первые записи в тетради: «С марта месяца я не перестаю думать о характере южноамериканских ископаемых и видов Галапагосских островов…» последовал новый приступ болезни.
Каким символичным ему показалось, что кусок застывшей в океане лавы, послуживший объектом для первых наблюдений над изменчивостью видов, носил его имя: остров Чарльз.
Остановить маховик вырвавшейся на свободу мысли оказалось труднее, чем он полагал. Ему надоело обманывать себя: все, что составляло смысл его жизни на протяжении семи лет он запер в ящик стола ради Эммы. Все эти годы, таясь от жены и коллег, он собирал факты, подтверждавшие его выводы, осмысливал наблюдения, делал выписки из статей, прямо или косвенно затрагивающих ту же тему.
У него так мало сил, он слишком измучен болезнью и сомнениями, чтобы отстаивать свое детище.
Ящик, в который он запер рукопись трактата о происхождении видов, а также несколько папок с научными трудами, пусть откроют только после его смерти. Он знал, что из-за запертой в столе рукописи его жизнь никогда не будет полной.
Сотни раз его руки тянулись к заветному ящику и сотни раз он останавливал себя. Лишь однажды, не выдержав, он доверил рукопись ботанику Джозефу Хукеру, который прочел ее запершись в его кабинете и предварительно дав слово джентльмена, что не посвятит в подробности опасной теории ни одну живую душу. Прочтя рукопись, Хукер потребовал от Дарвина, чтобы тот немедленно выступил с сообщением о своих выводах на ближайшем заседании Линнеевского общества.
14 мая 1856 года он достал рукопись, чтобы дополнить, доработать и выпустить в свет. Через несколько недель Эмма объявила ему, что беременна десятым ребенком. Когда родился маленький Чарльз, они все-таки надеялись, что обойдется…
Но доктор Генри Холланд не оставил им никакой надежды, осматривая десятимесячного Чарльза. Эмма умоляюще прижала руки к груди: «Неужели нет никакой надежды?»
Взгляд доктора был печален: «Только на чудо, которое Господь в своем великодушии волен явить нам в любую минуту!»
Ребенок родился умственно отсталым и останется таким навсегда. Эмма все больше привязывалась к сыну, то развешивая по стенам яркие картинки, то ставила в детской маленькое фортепиано, чтобы с помощью музыки пробудить хоть какой-то отклик на окружающий мир. Через некоторое время родителям стало казаться, что мальчик вроде бы начал узнавать близких… Они с Эммой подумывали о том, что летом с малышом хорошо бы съездить на воды.
Но 18 июля 1858 года Чарльз получил письмо из Малайзии. В пухлом конверте, присланном Дарвину, молодой ученый Альфред Уоллес почти вплотную подошел к тем выводам, которые сделал Чарльз. Дарвин был поражен тем, что выводы Уоллеса о теории естественного отбора совпадали с его собственными. Да, его рассуждениям не хватает фактических доказательств, которыми располагает Дарвин. Но это дело наживное.
Кому, как не Уоллесу — одинокому, бездетному, ничем не связанному рыцарю науки — пристало принять на себя удар, который неизбежно обрушится на автора, попирающего церковные догмы. У Дарвина слабое здоровье, жена, куча детей, больной малыш. Он должен подумать…
Решение было принято. Он не изменит себе. Дарвин первым на земле разгадал ее самую страшную и прекрасную тайну, доказав, что миром правит борьба. Любая строчка его труда говорила о том, чтобы мир продолжал существовать, каждый из живущих должен сражаться до конца.
Так почему же он сам столько лет отступал, вместо того, чтобы идти в атаку? Сегодня он принял решение и заплатит за него ту цену, которую назначит Провидение.
2 июля 1858 года на заседании Линневского общества было сообщено о новой теории происхождения видов и естественном отборе, разработанной параллельно Чарльзом Дарвином и Альфредом Уоллесом. Доклад зачитал Чарльз Лайелл. Альфред Уоллес находился в это время в Азии, а Дарвин отсутствовал ввиду траура по умершему сыну.
Полуторагодовалый Чарльз скончался в ночь с 28 на 29 июня 1858 года от скарлатины. Дарвин дорого заплатил за свою решительность. Он стоически выдержал все нападки, обрушившиеся после опубликования научных трудов. Все проповедники Британии поносили его в своих проповедях, его книги изымались из библиотек.
Его обвинили в плагиате, говорили что Дарвин украл теорию у молодого коллеги. По стране гуляло презрительное словечко «дарвинизм».
В журналах пестрели непристойные карикатуры: Дарвин с ослиными ушами, Дарвин в виде мартышки с бакенбардами… Теория эволюции, над которой работал Дарвин, была неприемлема для большинства людей того времени. Они были уверенны, что она противоречит Библии, а некоторые откровенно высмеивали Дарвина, называя его сумасшедшим. Эмме пришлось много переживать из-за этого.
Ведь теория эволюции была ударом и по ее самому больному месту. Будучи глубоко верующим человеком, ее душа противилась выдвинутой теории мужа.
Когда на ученого обрушился весь мир, жена была первой, кто протянул Чарльзу руку. Она искренне верила, что Богу лучше известно, зачем он вкладывает такие мысли в голову ее мужа, и не ей кого-то судить. Ее преданная любовь оказалась сильнее, нежели разница во взглядах. Когда настоятель местной церкви позволил себе неуважительные слова в адрес Дарвина, Эмма даже поссорилась с ним.
Эмма заявила: «Возможно, Чарльз и не верит в Бога. Но вполне возможно, что Господь верит в него. А значит, и я верю…»
Чарльз в своей автобиографии посвятил с благодарностью Эмме самые теплые слова. Весной 1882 года 73-летний Чарльз Дарвин скончался в Даун-Хаусе. Он похоронен в Вестминстерском аббатстве рядом с Исааком Ньютоном.
Чарльз Дарвин в конце жизни признался: «Тайна начала всех начал для нас неразрешима, и я со своей стороны должен ограничиться скромной ролью агностика (незнающего)…».
Из десяти детей Чарльза и Эммы до взрослого возраста дожили семеро. Из этих семи, доживших до взрослой жизни, у четверых никогда не было детей. Большинство детей отличалось слабым здоровьем и Чарльз Дарвин догадывался, что причина этого в их родственной близости с Эммой, что было отражено в его работах по болезненности потомков от близкородственного скрещивания и преимуществах далеких скрещиваний.
Но тем не менее, четверо сыновей Дарвина были людьми выдающимися: Джорж — знаменитый астроном, Фрэнсис — известный ботаник, Леонард — председатель Королевского географического общества, Гораций — мэр Кембриджа.
