«Оговорили меня, Лёвушка!», — плакала жена. Но Пушкин не слушал. Гувернёра-венецианца уже волокли прочь: шурин крепко обмотал его запястья ремнем. Дворня безмолвно застыла на лестнице – никто не решался лишнего слова сказать.
Одна лишь молодая женщина усмехалась в сторонке. Это она сообщила хозяину про барыню. Оговор пришелся кстати – вспыльчивый Пушкин давно искал выхода своему гневу.
Он потерял отца и мать в столь юном возрасте, что ничего не помнил о них: обезумевший Александр Петрович Пушкин в декабре 1725 года расправился с женой. А потом и сам вскоре скончался. Малолетних сирот – Леву и Машу– взяли на попечение родные.
Ввиду сложившихся обстоятельств им даже простили долг отца в 800 рублей. Со временем Лев должен был унаследовать московскую усадьбу, несколько сел и поместье. Для Маши предполагалось выделить приданое в пять тысяч рублей.
Как всякий дворянин того времени, Лев еще в детском возрасте был записан в лейб-гвардии Семеновский полк. Каких-то серьезных успехов на службе он не достиг, но руководство отмечало его старательность и прилежание:
«От службы не отбывает, — гласит характеристика Льва Александровича, — подкомандных своих содержит и обучает добропорядочно, лености ради больным не рапортовался и во всем ведет себя… как надлежит, и как по чину своему опрятен. Никаких непорядков от него не происходит».
Один момент чуть портил эту картину – Лев Пушкин был до чрезвычайности, до безумия вспыльчив. Взвивался за одну минуту, а остывал долго. Эту его особенность в полной мере ощутила и молодая жена, Мария Матвеевна Войекова.
Она была дочерью действительного статского советника и вышла замуж за Пушкина в 1745-м. В скором времени у молодых появились дети – сыновья Николай и Пётр.
Тогда было принято и почётно, чтобы обучением детей из знатных семей занимались приглашённые гувернеры. Европейские учителя считались лучшими, платили им немало: от нескольких сотен рублей в год, до нескольких тысяч (все зависело от каждого конкретного случая).
Неудивительно, что в восемнадцатом веке в Россию буквально хлынули учителя из Европы: французы, немцы, англичане… Далеко не все блистали знаниями и были знакомы с педагогикой, но их принимали на работу лишь потому, что они — иностранцы!
Пушкины взяли к себе венецианца, которого называли Харлампием Меркади. Он должен был подготовить мальчиков по всем дисциплинам: научить их безукоризненному французскому языку, итальянскому, греческому, а еще манерам, чтению и математике. По достижении пятнадцати лет дети Льва Пушкина уже могли отправиться служить.
Для занятий мальчикам выделили большую светлую комнату в московской городской усадьбе, что в Божедомском переулке.
В той же усадьбе разместили и 28-летнего венецианца. В 1753-м году он начал вести уроки для старшего сына Пушкиных, для Николая. «Коли не будет никаких нареканий с нашей стороны, то потом займетесь и младшим». – Говорил Лев Александрович Пушкин.
Однако содержать учителя-иностранца для Пушкиных оказалось довольно накладным делом. Как выйти из положения? Отказаться от его услуг было невозможно. И тут, по счастью, брат Марии Матвеевны предложил вариант – а пусть венецианец в свободное время поработает у него? Тогда и жалованье придется платить вскладчину! Это устроило всех…
Мария Матвеевна была хорошенькой молодой женщиной, больше домоседкой, нежели модницей. Она редко выезжала за пределы своего дома, предпочитая возиться с сыновьями. Разумеется, круг её общения был узким – ближайшая родня, дворня, да Меркади.
На красивого итальянца поглядывали многие крепостные девушки, да только он не спешил обратить на них внимания. Гувернер в барском доме – не то же, что прислуга. Гувернер садился за один стол с хозяевами, получал жалованье и в любой момент был волен уйти, если его что-то не устраивало. Подневольным человеком себя не чувствовал…
Кто пустил этот слух – сказать трудно. Однако до Льва Александровича Пушкина периодически доносился шепоток крепостных: «Барыня привечает гувернера!». По одной из версий, дворовая намеренно старалась бросить тень на свою хозяйку, поскольку сама тщетно пыталась добиться расположения Меркади.
С Марией Матвеевной – оно и понятно – иноземный учитель всегда был безукоризненно вежлив. Вот и взыграла ревность у крепостной!
Вспыльчивый Пушкин сразу решил действовать. Воображение услужливо представило ему разные картины — он ведь частенько отлучался из дома… Мольбы Марии Матвеевны, заверения о своей невиновности и об идеальном поведении иностранца, были напрасными.
Ослеплённый гневом, Пушкин вместе с шурином вывел венецианца на конюшню, где принялся его расспрашивать о своей супруге. По всей видимости, Лев Александрович быстро переступил допустимую черту. Потому что Меркади, которому несколькими днями позже удалось сбежать из пушкинского дома с помощью испуганной дворни, немедленно подал жалобу.
Дело разбиралось при императрице Елизавете Петровне. Действия Пушкина признали недостойными и чрезмерными. Более того, при детальном рассмотрении оказалось, что никакой вины за Меркади и Марией Матвеевной не числилось! Оговор, самый настоящий!
— Отец куролесил, а теперь и сын принялся. – Фыркнула императрица. – Что за семья… Под домашний арест его.
Так что с декабря 1755 года Лев Александрович и его шурин содержались под строжайшим надзором. Они не имели права покидать пределов дома, и даже в церковь сопровождались караульными. Выходя в воскресенье в переулок, Пушкин ловил насмешливые взгляды соседей и хмуро опускал голову. Только 1 мая 1758 года наказание закончилось.
По всей видимости, с супругой он полностью примирился: в 1757-м на свет появился их сын, Александр. Однако дальнейшие следы Марии Матвеевны не прослеживаются, и считается, что она умерла вскоре после рождения сына. А вот Лев Пушкин снова женился спустя шесть лет.
Ольга Васильевна, дочь полковника Чичерина, подарила ему четверых детей, но, по свидетельству родственников, и «новая жена от него натерпелась». Правда, подробностей их семейной жизни история до нас не сохранила.
А про то, как поступили с венецианцем, позже записал внук Льва Александровича, знаменитый Александр Сергеевич Пушкин.
«Дед мой был пылкий и жестокий, — утверждал поэт. — Первая жена его умерла на соломе… отправленная в домашнее заключение за мнимую связь с гувернёром».
Правда, историки, которые разобрали эти записи, пришли к выводу, что поэт был не совсем точен. И в своем рассказе о предке смешал две истории – ту, что произошла с Львом Пушкиным, и ту, что случилась с Александром Петровичем. Буйные головы были в этом семействе!
