— Я прыгну! – отчаянно кричала молодая женщина. А ее маленький сын, прижав ладошки к ушам, прятался под кроватью в комнате гувернантки. Потом следовал звук борьбы и рыдания. Юлия Ивановна клялась, что «бросит все» и «ненавидит своего мужа». Этот брак, начинавшийся так счастливо, в 1908 году доставлял всем только одни мучения.
*
Эту семейную легенду передавали из уст в уста: как Ваня Конецкий, спокойный домашний мальчик из провинциального Тихвина, пешком пришел в столичный Петербург. Город потряс его размахом, шумом, богатством. По нарядным улицам спешили нарядные люди.
Экипажи мчались по широким проспектам и зачарованный юноша не мог отвести глаз от блестящих витрин… Все дышало достатком, все было дорого. И Ваня там же, на месте, дал себе слово, что однажды он разбогатеет. И у него будет все, о чем можно только пожелать.
Стискивая зубы, он работал, не жалея себя. Ночью, днем, в православные праздники. Был исполнителен, неглуп, очень аккуратен и точен. А потом… в него влюбилась купеческая дочь. Ираида Матвеевна Ланская, возможно, и не была красавицей, но за ней давали щедрое приданое.
Хмуро глядя на предполагаемого зятя, купец Ланской тихонько выругался в длинную бороду, но все-таки благословил молодых. Ваня Конецкий уже показал себя: сметлив, разумен, с таким Ираида не пропадет. А когда основал пароходство «И.И.Конецкий», то и вовсе вошел сразу во вторую купеческую гильдию.
Дело ширилось, множилось. Впоследствии Иван Иванович – теперь его называли именно так – унаследовал капиталы от брата. Гришка был человеком не менее деятельным и разумным! Так что в 1872 году пароходы Конецкого уже бороздили просторы Волги, Камы, Невы и Шексны.
Грандиозное дело держал в руках Иван Иванович. Именовалось оно уже иначе: «Невское баржное пароходство». В банках лежали деньги. Семья перебралась в красивый особняк. Приобрели и усадьбу за городом, как было принято в дворянских фамилиях…
Ираида Матвеевна отвечала за быт и дом. Девять детей вынянчила сама… А когда не стало мужа, то недрогнувшей рукой приняла его дело. На тот момент Конецкие уже принадлежали к первой гильдии купечества. Мальчиков-сыновей пристроила в лучшие учебные заведения, следила, чтобы дочери выбрали достойных мужей…
Юленьку, родившуюся в 1875 году, выдали замуж за подающего надежды инженера Михаила Осиповича. Внук бердичевского купца первой гильдии, он понравился будущей теще. Серьезный, деятельный, чем-то похожий на Ивана Ивановича. Кто-то попытался указать на его еврейское происхождение, но Конецкие возражали – приняли православие, вот и Михаил, от рождения Моисей, теперь зовется иначе.
В самом начале их брака между молодыми не было отторжения. Юленька – улыбчивая, томная – обожала музицировать и принимать гостей. Михаил получил назначение в Ригу, с годовым содержанием в тысячу рублей.
Работал в учреждении городской управы и… основательно застраивал город. Позже его сын, Сергей, вспоминал, что красивые улицы Элизабеттштрассе и Альбертштрссе были сплошь застроены домами, которые проектировал его отец… Сама семья жила на Николаевском бульваре, в просторной квартире, полностью обставленной Юленькой.
Обстановка была ее приданым. Точнее, его частью. Дорогие столики с мраморной крышкой на гнутых ножках, английские глубокие кресла, в которые было так уютно забираться прямо с ногами, диваны и даже рояль – все это Юлия Ивановна привезла из Петербурга. 10 января 1898 года в этой красивой и роскошно обставленной квартире и появился на свет сын, Сережа. А дома – для матери – просто Котик.
На крестины внука приехала бабушка, монументальная Ираида Матвеевна. Сама держала Сережу над купелью, и сама проследила, чтобы ему взяли лучшую няньку. У молодой семьи имелась в услужении кухарка, горничная, а потом и гувернантка Филя. Это была добродушная молодая женщина, которая души не чаяла в Котике.
Из-за этого всеобщего обожания и возникали проблемы. Отец считал, что жена слишком мягко воспитывает сына. Да, мальчик на диво хорошенький – серо-голубые глаза и белокурые льняные волосы… Но ведь из него должен вырасти мужчина!
«Грозный папенька держал меня в большой строгости. – позже вспоминал Сережа. — В гостиную меня, например, просто не пускали, а так как столовая с гостиной соединялись аркой, то арка заставлялась от меня шеренгой стульев, по которым я ползал, заглядывая из столовой в обетованную землю гостиной».
Сережа рано начал рисовать, и мать умилялась этим милым наброскам. У мальчика получалось делать до того яркие и смешные картинки, что Юлия Ивановна решила: талант! Отец был настроен более прозаично. Хорошо рисует? Станет архитектором. Пойдет по его стопам…
Но Котику не нравилось изображать дома. Он обнаружил у себя склонность к шаржам, заставлявшим людей сгибаться от хохота. А потом придумывал сюжеты. У него безупречно получалось то, что сейчас назвали бы комиксом. Но в художественном столичном училище, куда мать повезла показывать его творчество, на эти работы посмотрели свысока и определили: нет ни малейших способностей! Это – мазня!
Юля Ивановна не сдавалась. Ее вера в Котика была слишком велика. А вот муж…
Отношения родителей начали портиться. Юлия Ивановна попрекала мужа за черствость. Он ее – за легкомыслие. Гости, музыкальные вечера, тяга жены к театру и опере, раздражали строгого инженера Михаила Осиповича. Начались сцены.
«Маменька в чудесной клетчатой шелковой красным с зелёным блузке истерически бежала через квартиру с тем, чтобы броситься в пролет лестницы, — писал Котик в своих воспоминаниях, — помню, как ее, бившуюся в истерике, папенька нес обратно. Потом маменька, рыдавшая навзрыд, со мной прощалась… Потом маменька уехала».
Брак распадался на глазах. То, что изначально казалось счастьем, обернулось невыносимой мукой. Михаил Осипович затеял бракоразводный процесс и четыре года пытался доказать неверность своей жены. Юлия Ивановна подалась в Петербург, к своей родне, и забрала из семейного дома в Риге… практически все.
Обстановка – ее приданое – была вывезена в течение года. Комнаты стали пустыми. Юлия Ивановна забрала даже рояль, на котором Котик только-только начал учиться играть.
А Котик остался с отцом. Таковы были правила… И катался по опустевшей квартире на велосипеде.
Юлия Ивановна поселилась в доме на Таврической улице. С той поры Сережа проводил часть времени с ней, часть с отцом. Мать старалась не говорить о бывшем муже вообще, словно его никогда и не было. Её брак «навзрыд» даже родные старались не вспоминать. И в каждый приезд Котика маменька окружала его таким плотным, таким тесным кольцом любви, что становилось трудно дышать.
Он возвращался назад и чувствовал себя спокойнее подле отца. Не столь нежного, но и не давящего чувствами. И научился играть две роли сразу: быть послушными исполнительным сыном с Михаилом Осиповичем, а в Петербурге – нежнейшим и отзывчивым с Юлией Ивановной.
Повзрослевшего Сережу отправили учиться в реальное училище. Отец настраивал: будет инженером! Дело верное, прибыльное, а уж он похлопочет… Но хлопотать не пришлось. Пришла революция и Михаил Осипович эмигрировал в Берлин. 1 июля 1920 года он и скончался там, успев еще один раз жениться – не Елизавете Михельсон.
Юлия Ивановна осталась в России. Перебралась в Москву, где поселился ее обожаемый Котик. Успела увидеть, как он из начинающего театрала превращается в Легенду. В маститого режиссера Сергея Эйзенштейна. Умерла Юлия Ивановна в 1946 году, а Котик последовал за ней всего два года спустя.
Имя Сергея Эйзенштейна теперь известно по всему миру. А несколько его картин регулярно входят в перечень лучших лент всех времен и народов… И теперь вы знаете о невыносимом браке его родителей.
