Ох, и хороша была четырнадцатилетняя чухоночка! Царевич смотрел на нее, смотрел. Там, в холодной, в неприветливой для Алексея Петровича, России, ждала наследника беременная жена, но тот о ней не думал.
Думал о чухонке.
Дьяк Никифор Кондратьевич Вяземский, правнук небогатого дворянина Казарина Петровича Вяземского, всего добился сам. Добился благодаря уму, трудолюбию, огромному желанию учиться. Усердием своим в науках Никифор обратил на себя внимание царя Петра I Алексеевича, который сделал Вяземского царским дьяком, а в 1696 году дал ему новое поручение — обучить наукам шестилетнего царевича Алексея Петровича.
Вяземский к исполнению поручения государева приступил с похвальным рвением: начал учить наследника письму, чтению, истории, географии, немецкому и французскому языкам. Об успехах Алексея регулярно докладывал его батюшке:
«Сын твой начал учиться немецкого языка чтением истории, писать и атласа росказанием, в котором владении знаменитые есть города и реки, и больше твердил в склонениях, которого рода и падежа.
Дьяку Никифору в полной мере удалось завоевать доверие ученика, который и во взрослом возрасте тянулся к Вяземскому, любил с ним беседовать. В будущем одна из таких встреч погубит царевича, а Никифору едва не будет стоить жизни.
В 1711 году году Алексею Петровичу исполнился 21 год. Обучение у дьяка он давно закончил и при дворе учителя не появлялся. Царевич и рад был бы побеседовать с учителем, но слишком много было у наследника дел.
Так, 14 октября 1711 года в Торгау Алексей женился на 17-летней принцессе Шарлотте Кристине Софии Брауншвейг-Вольфенбюттельской. Брак был заключен по велению батюшки, и царевич к жене сильных чувств не испытывал. Равно как и она к нему.
Примерно в то же время, как Алексей вел Шарлотту к венцу, на московском дворе дьяка Никифора Вяземского появилась новая крепостная. Это была пленная чухонка (то есть, финка), девочка одиннадцати лет от роду. При православном крещении чухонке дали имя Ефросиньи Федоровны.
Ефросинья была девкой ловкой, трудолюбивой, послушной. Царский дьяк был вполне доволен приобретению. Тем паче, что чухоночка была весьма красива, а, как говаривал Никифор Кондратьевич, глазу «тоже приятность надобна».
Пока Ефросинья служила верой и правдой при дворе дьяка, царевич Алексей Петрович страдал в навязанном ему браке — и сам мучился, и жену Шарлотту мучил.
Дома Алексей бывал очень редко — все время в разъездах по поручению отца. Жену царевич не видел по году и более.
Оказавшись проездом в Петербурге, — а именно в столице поселилась Шарлотта, — Алексей не спешил к жене, а отправлялся в кабак, где проводил время с друзьями и веселыми девицами. Шарлотта раздражала царевича постоянными жалобами на безденежье, тяжелую жизнь в России, на притеснения и унижения.
После того, как принцесса забеременела, ее жалобы стали еще сильнее докучать Алексею Петровичу:
«Я постоянно страдаю, ибо так полна, что принуждена почти всегда лежать на спине; ходить я не могу, и если мне нужно сделать два шага, то приходится меня поддерживать с обеих сторон, а если посижу одну минуту, я не знаю, куда деться от боли».
Шарлотта, оказавшаяся одна в чужой стране, ужасно страдала из-за отношения мужа. Особенно тяжело принцессе было летом 1714 года, когда перед самыми родами царевич сообщил жене, что он поедет лечиться в Карлсбад. Шарлотта плакала, умоляла мужа остаться, но — тщетно. Алексей уехал.
21 июля 1714 года Шарлотта родила девочку, которой дали имя Наталья.
Царевич вернулся в Петербург лишь в декабре. Первая встреча с женой после разлуки оказалась на удивление трогательной. Шарлотта сразу же протянула мужу Наталью. Взяв младенца на руки, Алексей растрогался и даже плакал.
Отношения между царевичем и его женой улучшились. Впрочем, Шарлотта напрасно радовалась: из Карлсбада наследник привез сердечный секрет, с которым ни с кем не стал бы делиться.
В Карлсбаде Алексей Петрович лечился весьма странным способом — он беспробудно пьянствовал со знакомыми и друзьями.
Один из собутыльников сообщил царевичу, что в городе находится на лечении дьяк Никифор Вяземский. Алексей Петрович пожелал как можно скорее встретиться с учителем.
Никифор Кондратьевич с радостью принял наследника в своем доме. За столом гостям прислуживала дворовая девка, которую Никифор Кондратьевич назвал «чухонкой Ефросиньей».
Ефросиньи в ту пору исполнилось 14 лет. Алексей был сражен красотой «чухоночки» и буквально умолял Вяземского «уступить» крестьянку ему. Дьяку было тяжело прощаться с полюбившейся Ефросиньей, но отказать наследнику он не осмелился.
На следующий день Ефросинья и ее младший брат по имени Иван переехали в дом царевича. Отношения наследника и его «рабы» развивались стремительно: через месяц Алексей уже не представлял своей жизни без «чухонки».
Шарлотта, ничего этого не знавшая, напрасно надеялась добиться от царевича любви к себе: сердце Алексея Петровича после той поездки в Карлсбад было занято раз и навсегда.
Даже вторая беременность принцессы, оказавшаяся весьма тяжелой, не заставила Алексея чаще бывать у жены.
Впрочем, когда в конце августа 1715 года Шарлотта упала с лестницы и сильно ушиблась, царевич примчался к супруге, всячески ее утешал.
Судя по всему, падение не прошло бесследно. 12 октября 1715 года Шарлотта благополучно родила сына Петрушу, но через неделю умерла. Для Алексея смерть жены стала тяжелейшим ударом: наследник рыдал навзрыд и несколько раз падал в обморок.
Смерть жены была не единственной бедой Алексея. К тому времени отношения царевича с отцом безнадежно испортились. Единственной отрадой наследника в России была Ефросинья, всюду его сопровождавшая.
26 сентября 1716 года Алексей Петрович тайно сбежал из России. Сопровождали опального царевича 16-летняя «чухоночка», нарядившаяся в мальчика-пажа, ее брат Иван и трое слуг.
Некоторое время пожив в Тироле, беглецы отправились в Вену. В Вене Алексей Петрович встретился с вице-канцлером Шёнборном. В своих мемуарах Шёнборн отметил, что при царевиче был «petite page» («маленький паж»).
Из Австрии Алексей со своей «свитой» перебрался в Неаполь, где поселился в замке Сант-Эльмо. Из окон царевича открывался великолепный вид на Везувий.
Наследник и не догадывался, что с момента прибытия в Европу за ним по приказу отца следили люди действительного статского советника графа Петра Андреевича Толстого.
Толстой регулярно отправлял в Петербург пространные отчеты, в которых, помимо прочего, содержались и сообщения о «чухоночке»:
«Нельзя выразить, как царевич любит Ефросинью и какое имеет об ней попечение».
Всюду Алексей Петрович появлялся в компании своего «пажа», что стало вызывать у европейцев не самые приличные подозрения. Царевич, впрочем, не обращал на это ни малейшего внимания.
У Алексея и Ефросиньи были деньги, поэтому образ жизни пара вела вполне аристократический. Царевич и его возлюбленная путешествовали, покупали новые кареты, ели в лучших заведениях Неаполя.
Алексея Петровича очень заботило просвещение Ефросиньи. Царевич часто водил возлюбленную по театрам, нанял ей опытных учителей. Крестьянка научилась читать, считать и даже выучила несколько иностранных языков.
В 1717 году Алексей отправил Ефросинью, ее брата Ивана Федоровича, а также своего друга Петра Ивановича Беклемишева в Венецию. Из города гондольеров молодая женщина писала царевичу:
«А оперы и комедий не застала, токмо в един от дней на гондоле ездила в церковь с Петром Ивановичем и с Иваном Фёдоровичем музыки слушать, больше сего нигде не гуляла …».
В 1718 году стало известно о беременности Ефросиньи Федоровны. Алексей Петрович был несказанно счастлив, что у него будет дитя. Нерожденного ребенка в письмах к возлюбленной царевич называл по-чешски «Слибенный» (Slíbený), что означает — «Обещанный».
Граф Толстой, разумеется, доложил Петру I о беременности Ефросиньи. Государь разгневался, ведь его враги в Европе вполне могли сделать «Слибенного» своим оружием.
Толстому было поручено ускорить работу по возвращению царевича в Россию. Граф подкупил чиновника неапольского вице-короля, который, вызвав наследника на аудиенцию, сообщил Алексею Петровичу, будто бы местные власти собираются «отлучить от него женщину в мужской одежде», если царевич не примет волю своего отца и не вернется в Россию.
Алексея Петровича эта угроза до крайности напугала. Царевич заявил, что он вернется в Россию, если отец позволит ему сочетаться с Ефросиньей законным браком, а затем поселиться в деревне и жить тихой и мирной жизнью.
Граф Толстой понял, что лед тронулся, и лично встретился с царевичем. Хитрый царедворец, увидев, что Алексей колеблется, припугнул его сообщением, будто отец собирает русские войска для похода на Неаполь.
Царевич передал слова Толстого возлюбленной. Ефросинья умоляла Алексея ехать в Россию и просить у батюшки прощения.
Позиция любимой женщины стала для наследника решающим аргументом. К Толстому был отправлен слуга, сообщивший, что Алексей с Ефросиньей согласны отправиться в Россию.
Граф Толстой настоял, чтобы царевич ехал в одной карете с ним. Ефросинья со служанками путешествовала боле медленной оказией.
По пути Алексей Петрович несколько раз просил Толстого подождать Ефросинью, чтобы царевич мог обвенчаться с ней. Граф, ждавший распоряжений от императора, отказывал под разными предлогами. Наконец, путешественники получили депешу Петра:
Царевича это послание отца обрадовало до крайности. Алексей Петрович тут же написал Ефросинье, что батюшка все ему простил и не против их брака.
Возлюбленную царевич просил следить за здоровьем. К письму Алексей приложил крупную сумму денег, а также отправил с гонцом повитух — вдруг Ефросинья начнет рожать в дороге?
Петр встретил сына достойно и слово свое сдержал. Единственное, государь потребовал, чтобы Алексей сразу же написал отречение от престола — собственно говоря, царевич при выезде из Европы это и собирался сделать.
В манифесте об отречении по приказу Петра было сказано:
«Взял некую бездельную и работную девку и с оною жил явно беззаконно, оставя свою законную жену, которая потом вскоре и жизнь свою скончала, хотя и от болезни, однако ж не без мнения, что и сокрушение от непорядочного его жития с нею много к тому вспомогло».
Впрочем, жесткость формулировок манифеста мало беспокоила царевича. Алексей писал из России своей возлюбленной Ефросинье, все еще находившейся в дороге:
«Батюшка взял меня к себе есть и поступает ко мне милостиво! Дай Боже, чтоб и впредь так же, и чтоб мне дождаться тебя в радости. Слава Богу, что от наследства отлучили, понеже останемся в покое с тобою. Дай Бог благополучно пожить с тобой в деревне, понеже мы с тобой ничего не желали только, чтобы жить в Рождественке; сама ты знаешь, что мне ничего не хочется, только бы с тобою до смерти жить».
Увы, прекрасным мечтам Алексея о мирной и спокойной жизни с возлюбленной не суждено было сбыться, и виной всему оказалась его драгоценная Ефросинья Федоровна.
Ефросинья прибыла в Россию 20 октября 1718 года. По всей видимости, в России молодая женщина и родила ребенка, но вот о судьбе «Слибенного» мы ничего не знаем. Это дитя — еще одна тайна отечественной истории.
12 мая 1718 года Ефросинья была доставлена на первый допрос. Алексей, прощенный отцом, жил в доме Петра, готовился к свадьбе с «чухонкой» и к мирной жизни помещика в своих деревнях.
После допроса Ефросиньи император немедленно вызвал сына на допрос в Петергоф.
Показания Ефросиньи стали для Алексея смертным приговором. Женщина заявила, что наследник хотел с помощью австрийцев устроить мятеж в русских войсках и свергнуть Петра.
Ефросинья ничего не скрывала:
«Писал царевич письма по-русски к архиреям и по-немецки в Вену, жалуясь на отца. Говорил царевич, что в русских войсках бунт и что это его весьма радует. Радовался всякий раз, когда слышал о смуте в России. Узнав, что младший царевич болен, благодарил Бога за милость сию к нему, Алексею.
Говорил, что «старых» всех переведёт и изберёт «новых» по своей воле. Что когда будет государем, то жить станет в Москве, а Петербург оставит простым городом, кораблей держать не станет вовсе, а войско — только для обороны, ибо войны ни с кем не желает. Мечтал, что, может, отец его умрёт, тогда будет смута великая».
Петр был взбешен: оно и понятно, сын, мало того, что желал смерти ему, так еще и радовался болезни единокровного брата, маленького царевича Петра Петровича.
Император приказал устроить в Тайной Канцелярии очную ставку Алексея и Ефросиньи. Царевич, увидав возлюбленную, тут же признал правдивость всех ее слов.
После этого царевич был отправлен в Петропавловскую крепость, где его пытали на дыбе, пытаясь получить показания о связях со шведами.
К Ефросинье же пытки не применялись, что было достоверно установлено историками. Тем не менее, женщина с первого же дня выложила всю подноготную, даже не пытаясь скрыть самые опасные для Алексея факты.
Вероятнее всего, Ефросинье и ее брату были обещаны дворянские титулы и земельные наделы. Кроме того, нельзя исключать, что «чухонка» изначально была завербована Меншиковым.
Впрочем, неправды в словах Ефросиньи не было: Алексей, действительно, искал помощи у иностранцев против отца, по мере своих скромных сил и возможностей готовил смуту и захват власти.
24 июня Петр I самолично утвердил смертный приговор сыну. Однако казнь так и не состоялась: 26 июня царевич был обнаружен мертвым в своей камере в Петропавловской крепости. По приказу Петра было объявлено, что царевич скончался от апоплексического удара, но в народе были убеждены, что Алексея убили.
Ефросинья едва не погубила и дьяка Никифора Вяземского. Согласно показаниям женщины, Алексей был очень близок со своим учителем. Никифору Кондратьевичу с большим трудом удалось доказать, что в заговоре он не участвовал. Петр сослал дьяка в Архангельск, где тот умер в 1745 году.
Ефросинью во время допроса Алексея Петровича содержали в заключении.
После смерти царевича Петр поинтересовался судьбой «Алексевой чухонки». Узнав, что девка до сих пор содержится в заключении, царь отдал распоряжение:
«Девку Ефросинью отдать коменданту в дом, и чтоб она жила у него, и куды похочет ехать, отпускал бы её со своими людьми»
Немного спустя Петр Алексеевич переоценил участие Ефросиньи в «Деле царевича Алексея». Государь издал именной указ следующего содержания:
«Девке Ефросинье на приданое выдать своего государева жалованья в приказ три тысячи рублев из взятых денег блаженные памяти царевича Алексея Петровича».
Ефросинья была награждена и отпущена на волю. Вскоре женщина сочеталась законным браком со своим «тюремщиком» — офицером Петербургского гарнизона.
Ефросинья скончалась в 1748 году в возрасте 48 лет. Дневников или воспоминаний после этой женщины не осталось, так что мы не можем достоверно узнать, почему же Ефросинья предала так любившего ее «блаженные памяти царевича Алексея Петровича».
