Устинья снова спряталась в погребе, боясь, что ее могут найти. Вдруг она услышала приближающиеся шаги и замерла…
— Устинья, амператор снова со сватами пожаловал, не отступится он! — открыв погреб, шепотом сказала девушке жена брата.
— Без батюшки нельзя мне ни выходить, ни слова молвить, — твердо стояла на своем Устинья и не собиралась вылезать.
Ей в 17 лет совершенно не хотелось становиться женой незнакомого, грубого и немолодого мужчины отнюдь не с царскими манерами.
Мужские голоса в доме становились слышны все сильнее. Устинье стало понятно — они не успокоятся, пока ее не найдут. Собравшись с духом и взяв с собой золовку, девушка выбралась из погреба и вышла к гостям.
Слова, которые она обрушила на так называемого императора и его подданных, не выдерживают цензуры. Емельяну Пугачеву придется уйти ни с чем и вернуться уже после того, как отец девушки, яицкий казак Кузнецов, будет дома. И авантюрист добьется своего. Пока ему везет…
“Императрица” против своей воли
В XVIII веке положение женщины целиком зависело от мужа. Женам приходилось во многом разделять судьбу своих мужей, и, если те становились преступниками, наказывали и ни в чем не повинную супругу. Мало того, и в выборе вторых половин большинство девушек тогда не были свободными. Как правило, судьбу за них решали родители.
В случае с Емельяном Пугачевым и его второй женой, Устиньей Кузнецовой, даже мнение отца невесты никто не учитывал. Еще бы, ведь к его дочери сватался не простой человек, а сам “император Петр III”. Когда он прибыл в Яицк, чтобы привлечь на свою сторону свободолюбивых казаков, то чувствовал себя на территории городка “как дома”.
Историки до сих пор спорят о том, как хоть кто-то мог поверить, что полуграмотный, просто одетый и с деревенскими манерами бунтовщик мог являться Петром III, сбежавшим во время дворцового переворота, в результате которого на престол взошла Екатерина II. Но у авантюриста находились сторонники.
Среди вольных яицких казаков тоже были повстанцы, которые мечтали о власти. Многие из них примкнули к Пугачеву и готовы были признать в нем государя, но не всем нравилось его поведение в станице. Один из атаманов, Михаил Толкачев, позже рассказывал, что Пугачев слишком интересовался местными девушками, троих даже забрал к себе в кибитку и жил с ними какое-то время:
«А как перед сим Пугачев трех девок из Яицкого городка в Берду уже взял и с ними в одной кибитке жил, то старики рассудили, чтоб впредь такого похищения не мог делать, и при том видя его в том совершенную наклонность, сказали ему напоследок, когда де есть в том, государь, ваша польза, то женитесь”.
Насчет того, стоило ли жениться самозванному царю на Устинье, в его стане шли споры. Одни приближенные говорили: свадьба с простолюдинкой ослабит народную веру в то, что Пугачев — это спасшийся царь Петр III. Ведь в царских семьях подобные неравные браки были не приняты.
Другие же подданные бунтовщика считали, что женитьба на дочери одного из казаков — это дань уважения к ним, и, если в Яицке изначально поверили, что перед ними царь, то, в дальнейшем эта вера будет только укрепляться.
К тому же, союз с казачкой прекратил бы разговоры об аморальным поведении Пугачева. В итоге, ни отец девушки, ни другие казачьи старейшины, не стали противиться сватовству.
Правда, был один момент: Емельян Пугачев уже был женат. Его первой и законной супругой была казачка Софья Дмитриевна Недюжева, которая родила Емельяну троих детей. Когда началась Крестьянская война, которую, собственно, и возглавил Пугачев, то Софья с детьми повсюду следовали за Пугачевым, и он их представлял как семью одного из своих погибших друзей.
«Не так уж он и плох»
Когда в родительский дом Устиньи прибыли сваты Пугачева, девушка испугалась и спряталась в погреб. Они ушли, потому что главы семейства дома не было, но вскоре вновь вернулись, и Устинья их прогнала.
В третий раз сваты пришли уже вместе с Пугачевым. Отец Устиньи кинулся ему в ноги, умоляя оставить дочь в покое, так как она «молодехонька и принуждена идти замуж неволею». Но Емельян откинул старика в сторону и твердо сказал, что свадьба будет завтра и приказал привести к нему Устинью.
От происходящего у нее подкашивались ноги. Внезапно ей в голову пришла отчаянная мысль, и Устинья кинулась ко второму выходу…Но крепкая рука брата поймала ее.
— Куда? Ты просватанная невеста. Позор в наш дом принести хочешь?
Девушка остановилась, слезы покатились по ее щекам, но кто в те годы обращал на них внимание? Размазав их по лицу, юная казачка пошла встречать жениха, будто своего палача.
Войдя в комнату, где ее отец встречал гостей, Устинья увидела перед собой отнюдь не жестокого человека. Пугачев был весел и все время шутил с сопровождающими его друзьями, о чем-то мило беседовал с отцом девушки, который почти ничего не говорил, а только грустно повиновался. Так называемый император протянул избраннице руку.
— Подойди, — скомандовал отец.
Жених взглянул Устинье в глаза и вложил ей в руку деньги, тридцать рублей, немалую по тем временам сумму.
— Быть тебе царицей, — по-доброму сказал он казачке.
Устинья, у которой никогда не было таких планов, вдруг подумала: “А так ли уж это плохо?”. Девушка вгляделась в простое и улыбчивое лицо Емельяна, и решила, что не так уж много на нем морщин. Возможно, он не будет ее обижать.
На следующий день, а это было начало февраля 1774 года, Емельян Пугачев обвенчался с Устиньей, и по факту стал двоеженцем, ведь его первая законная жена Софья никуда не делась.
Расплата
Жизнь Устиньи с мужем не была действительно такой уж горькой, как ей казалось по началу. Еще бы, ведь она почти не видела супруга. В тереме, где поселилась девушка с многочисленной “свитой” из незамужних казачек, Пугачев бывал очень редко. Иногда Устинью навещали отец и братья.
Впоследствии, на допросе, молодая женщина расскажет, что за все время замужества, она была с супругом лишь полных 10 дней. Остальное время она проводила в разговорах с подругами.
Только расплачиваться за пусть и кратковременную связь с бунтовщиком, в делах которого она никак не участвовала, казачке придется по-настоящему…
Устинья оказалась не такой уж глупой, и один момент не давал ей покоя. Она не могла взять в толк, как при живой жене, императрице Екатерине, беглый император Петр III обвенчался с ней, простолюдинкой. Девушка была еще не в курсе про первую законную жену бунтовщика, Софью Недюжеву. При личных встречах Устинья часто говорила мужу, что это не по-людски.
— Какая она мне жена, если с царства сверзила? — отвечал возмущенный Пугачев. — Вот войду в Петербург, отмщу ей! Жаль мне только Павлушу, он мой законный сын.
Но жизнь распорядилась иначе. Отряды бунтовщика были разбиты, а сам он схвачен. Во время допросов Пугачев признал себя самозванцем, заявлял о раскаянии. Но Екатерина не пощадила ни лжецаря, ни его жен.
Ни в чем неповинная Устинья Кузнецова вместе с первой супругой Емельяна, Софьей Недюжевой, были заточены в Кексгольмскую крепость. Сенат постановил:
“Жен самозванца содержать в Кексгольме, не выпуская их из крепости, и давая им только в оной свободу для получения себе содержания и пропитания, а сверх того производя из казны на каждого по 15 копеек в день.”
Лишь через долгих 28 лет, с разрешения Александра I, несчастные женщины смогли поселиться в городе, где за каждым их шагом неустанно наблюдали. Даже сами казаки, которые участвовали в восстании Пугачева, попали под амнистию, а его жены нет.
Приказ императора Александра гласил:
“Избавить из-под тогдашнего караула, предоставить им жительство в городе свободное, с тем, однако, чтоб из оного никуда не отлучались, имея притом за поступками их неослабное смотрение.”
Устинья ушла из жизни в 1808 году, ей был всего 51 год, и она так и не увидела нормальной жизни. Сначала было заточение в Яицке, в тереме самозванца, потом — в крепости.
Вот так Устинья расплатилась за то, что была «императрицей» и женой, пусть и незаконной, Емельяна Пугачева.
