Фрида Кало: несмотря на это раненое тело, заточенное в уродливые гипсовые пластины, я была в своей жизни „отчаянно любима»

Жизнь великой мексиканской художницы Фриды Кало — это необыкновенная и яркая история о безумной любви, творчестве и постоянном преодолении физической боли. По сути, физическая жизнь Фриды Кало – это 30 лет чистой боли, закованной в корсеты. Всю свою жизнь она была хулиганкой, ее неукротимая харизма притягивала и завораживала всех вокруг.

Фрида Кало родилась в Мехико в 1907 году. Отец — фотограф, по происхождению — еврей, родом из Германии. Мать — испанка, рождённая в Америке. Она росла по-мальчишески независимым ребенком — сорванцом. Матери девочка побаивалась и величала ее «мой босс», а отца любила всем сердцем , она сопровождала отца-фотографа всюду, где он работал. и с восторгом следила за ним во время съемок.

Фрида в 6 лет заболела полиомиелитом, после чего осталась хромота. «Фрида — деревянная нога» — жестоко дразнили ее сверстники. Отец взял на себя заботу о любимой дочке. Он придумал для нее целый комплекс упражнений, который казался в то время немыслимым для девочки из уважаемой мексиканской семьи.

Она каталась на роликах и ездила на велосипеде, хотя эти виды спорта традиционно считались мужскими, а также занималась греблей и борьбой, играла в мяч. Девочка вела себя дерзко и независимо, водилась только с мальчишками и даже сколотила уличную банду, которая промышляла воровством фруктов и пакостила учителям. Из инвалида Фрида Кало превратилась в заводилу.

В пятнадцать лет Фрида выдержала серьезные вступительные экзамены в Национальную подготовительную школу, чтобы впоследствии заняться медициной. Из 2000 учеников всего на курсе было 35 девочек. Фрида не придавала значения физической ущербности и не боялась выделиться среди однолеток.

Однажды она просидела три часа в школьном амфитеатре «Боливар», наблюдая, как уверенно ложатся на стену мазки, как сочетаются краски под кистью художника-монументалиста Диего Риверы, что не мешало ей кричать ему вслед с остальными учащимися: «Пузан!» А однажды Кало заявила друзьям, что «непременно выйдет замуж за этого мачо и родит ему сына».

Так состоялось их первое знакомство. Фрида описывала потом в своем дневнике эту встречу как полную мистического предчувствия большой любви. Но пока Фриде было не до художника. Она была влюблена в самого блестящего юношу своего курса, и он отвечал ей взаимностью.

Когда ей еще не исполнилось восемнадцати, Фрида вместе с другом садится в автобус. На перекрестке у рынка в автобус врезается трамвай. Позднее Фрида расскажет: «Неправда, будто люди в первую минуту осознают, что с ними произошло, неправда, будто они плачут. Я не плакала. От толчка нас всех бросило вперед, и обломок одной из ступенек автобуса пронзил меня, как шпага пронзает быка.

Какой-то прохожий, видя, что я истекаю кровью, взял меня на руки и положил на бильярдный стол, а там уж обо мне позаботился Красный Крест. Вот так я потеряла невинность. У меня была повреждена почка, я не могла мочиться, но хуже всего было с позвоночником. Я кое-как села и попросила известить моих родных. Моя мать месяц была в шоке, она так и не навестила меня.

А отец от расстройства заболел, и я увидела его только три недели спустя.» Последствия аварии чудовищны, большинство врачей, осматривающих Фриду, удивляются, как она осталась жива. Спустя месяц она напишет – «каждый раз, когда меня поворачивают в кровати, я проливаю потоки слез, впрочем, как говорится, собачьему визгу и женским слезам верить нельзя.

Одно хорошо: я начинаю привыкать к страданию». Молодая жизненная сила превозмогла смерть, но казалось, что уже ничто не сможет поднять на ноги изувеченное тело. Фрида лежала, тупо уставившись в потолок, и слушала свою боль, пока ее сестре Матильде не пришло в голову приделать к кровати балдахин, да еще и с зеркалом, чтобы больная могла видеть себя.

«Зеркало! Палач моих дней, моих ночей… Часами я чувствовала на себе его пристальный взгляд. Я видела себя. Фрида изнутри, Фрида снаружи, Фрида везде, Фрида без конца… И внезапно, под властью этого всесильного зеркала, ко мне пришло безумное желание рисовать.»

Эта кровать и это зеркало пройдут через все ее творчество: снова, как в детстве, она нашла путь к другой Фриде, которая весела и грациозна, вечно танцует и которой можно доверить все свои секреты. В жизни девушки, прежде такой озорной и такой своенравной, мечтавшей «отправиться в плавание или в далекое путешествие», отныне есть место только живописи, мрачным шуткам и одиночеству.

Врачи сказали, что она никогда не сможет стать матерью. Она напишет: «Если так будет продолжаться, то лучше бы меня убрали с этой планеты… Не могу много писать, потому что очень трудно наклоняться, не могу ходить, потому что ужасно болит нога, от чтения быстро устаю , – остается только плакать, да и на это иногда нет сил… «

После роковой аварии Фрида перенесла самые ужасные физические страдания, какие могут выпасть человеку. Благодаря своей необычайной жизненной силе она стала ходить. Надев мужской костюм- это была попытка замаскировать корсет, который она была вынуждена носить- она появлялась на многолюдных собраниях и вечеринках и легко сходилась с различными людьми.

Часто видела она и Диего Риверу. Однажды Фрида пришла к знаменитому художнику в Министерство образования, где он расписывал стены, заставила его спуститься с лесов, чтобы «услышать честное мнение» о своих работах. Ривера был удивлен мастерством и оригинальностью произведений.

Он сказал: «Продолжайте. Ваша воля приведет вас к собственному стилю», — и напросился в гости, чтобы посмотреть остальные работы. Это был лишь предлог. 21 августа 1929 г. 22-летняя Фрида и 43-летний Диего поженились.

Он был старше ее на двадцать лет, выше на двадцать сантиметров и тяжелее на сто килограммов. Это была странная пара — «голубка и слон». Отец Фриды шутливо предостерегает его: «В ней скрыт демон!» Но за спиной у жениха — бурное прошлое. Два брака и 4 детей.

Огромный, толстый, с выпученными, как у жабы, глазами, он ворвался в жизнь Фриды, «как красочный вихрь, полный неожиданностей». Это задира, смутьян, враль, неистовый, мстительный и совершенно неотразимый при своем редком безобразии – у него лицо индейского воина и телосложение японского борца. Тот, кто называл их союз загадочным, считал очередным розыгрышем, глубоко ошибался.

Фрида : «И говоря о нашем союзе с Диего, быть может, чудовищном, но все же священном, скажу: это была любовь». Ривера с самого начал объявил ей, что поедает женщин, как людоед, и никогда не перестанет изменять ей. Фрида согласилась на свободный брак. Позже, спустя годы, она говорила, что Диего Ривера был второй аварией, в которую она попала.

Его измены приносили ей душевные страдания, но эти страдания, точно так же как и вечная физическая боль, были для нее стимулом к творчеству. Так уж была устроена эта женщина. Диего Ривера признавался: чем сильнее он любит женщину, тем больше ему хочется заставить ее страдать. Ревность выжигала Фриду изнутри, но она молчала. Всей душой и телом Фрида привязалась к своему необузданному мужчине.

Несмотря на мучительные боли, она сопровождала его в Нью-Йорк и Детройт, где Ривера выполнял заказные росписи. И сама работала столько, сколько позволяло здоровье. А еще Фрида мечтала о ребенке, но многочисленные травмы не дали ей счастья материнства.

Три неудачных беременности — море боли и отчаяния, которое выплеснулось в картинах. Всю свою любовь она перенесла на животных. В ее доме было много растений и животных: собаки, маленький олененок , попугай , орлица, обезьяны. И все это не считая индеек, голубей и рыб.

Но однажды она увидела портрет своей младшей сестры Кристины в мастерской Диего. Картина была написана так, что не оставляла ни малейших сомнений – у них с Диего связь. Автопортреты Фриды снова стали трагическими, кровавыми, с изрезанным телом и измученным лицом. «Насладиться этой жизнью я не смогу никогда», – записала Кало в дневнике.

Они с Диего расстались. Фрида вначале ушла на другую квартиру, а затем уехала в Нью-Йорк. Она готовила себя к неизбежному разрыву, но жить вдали от Диего долго не смогла. Он был ее самой большой радостью и самым большим испытанием. Да и средств к существованию у нее не было, так как свои работы она еще не продавала. Все было мучительно.

Вся Мексика в конце тридцатых годов ХХ века была заражена вирусом коммунизма. Быть «не левым» означало прослыть замшелым буржуа, коррупционером и ставленником гринго. От одиночества и страданий революционная вера Фриды переродилась в мистическую грезу. Только место святых займут революционеры – Маркс, Ленин, Мао и Сталин.

И роман с Троцким у Фриды случился с подачи мужа. Когда Троцкому все подряд отказывали в политическом убежище, Диего Ривера в 1937 году убедил президента Мексики дать гонимому русскому революционеру разрешение жить в стране, и какое-то время Троцкий жил у Фриды и Диего дома. Фрида стала последней любовницей Троцкого.

В сравнении с ней он, конечно, был уже старик, но умел производить впечатление на женщин. Ореол «великого революционера», которому ежеминутно грозила смертельная опасность, не мог не подействовать на экзальтированную натуру Фриды. Ну а для Троцкого Фрида стала шоком, роскошной и яркой экзотической бабочкой.

«Ты напомнила мне молодость и отняла рассудок, с тобою я, шестидесятилетний старик, чувствую себя двадцатилетним. Моя любовь, мой грех», – писал ей Троцкий, для которого Фрида была соблазном, несмотря на все ее травмы, а скорее всего даже благодаря им. Связь Фриды и Троцкого была мимолетной историей незадолго до его убийства.

Но после убийства Льва Давыдовича Ривера оказался под подозрением и вынужден был скрываться в Сан-Франциско до окончания следствия. Фриде давно уже было не до измен и ревности Диего — она целиком отдалась творчеству и готовилась к своей первой выставке в Нью-Йорке, которая состоялась в ноябре 1938 г.

«Несмотря на мое недомогание, настроение было прекрасным, меня охватило редкое ощущение свободы от того, что я вдруг оказалась далеко от Диего. Мне захотелось сбросить с себя его эмоциональное давление, испробовать свои чары и самоутвердиться.

В тот вечер, когда открылась выставка, я была крайне возбуждена. Разоделась в пух и прах, и это произвело фурор. В галерее было полно народу. Люди проталкивались к моим картинам, которые, видимо, потрясли их. Это был полный успех…»

Половина работ Кало была продана. И сама Фрида не была обойдена вниманием. Роман с блистательным американским фотографом НИколасом МюреЕм «вылился в истинную любовь». Воспрянув духом, Кало отправилась в Париж, где «отец сюрреализма» АндрЕ БретОн организовал выставку «Вся Мексика». Работы Фриды и она сама стали сенсацией пресыщенного искусством Парижа.

А потрясенный Пабло Пикассо признался Диего в письме: «…Ни ты, ни Дерен, ни я не в состоянии написать такое лицо, какие пишет Фрида». Фурор произвело не только творчество Фриды, но и ее наряды.

Она с большим шиком носила свои цветастые яркие блузки, под которыми так хорошо маскировался корсет, обожала крупные украшения на груди, ленты, цветы в волосах и колоритную мексиканскую одежду в народном стиле. По сути, она из самой себя сделала произведение искусства. Она нигде не появлялась без прически, без макияжа и маникюра, без продуманной одежды.

Какое фантастическое настроение было у Фриды от такого разностороннего признания и успеха, она почти забыла Диего и на крыльях любви летела в Нью-Йорк! Но здесь ее ждало горькое разочарование: Николас собрался жениться на другой женщине. Особенно мучительно было думать, что всему виной ее разбитое тело, которое то привлекало, то отталкивало мужчин.

И если бы не творчество, кто знает, выдержала ли бы Фрида очередной удар? «Порой я спрашиваю себя: не были ли мои картины скорее произведениями литературы, чем живописи? Это было что-то вроде дневника, переписки, которую я вела всю свою жизнь. Мое творчество — самая полная биография, которую я смогла написать. Живопись захлестнула меня.

Я лишилась троих детей и многого другого, что могло бы заполнить мою кошмарную жизнь. Думаю, что нет ничего лучше творчества». Фрида согласилась на развод с Риверой, но мучительно продолжала его любить. «Никто никогда не поймет, как я люблю Диего. Я хочу только одного: чтобы никто не ранил его и не беспокоил, не лишал энергии, которая необходима ему, чтобы жить. Жить так, как ему нравится…

Если бы я обладала здоровьем, я хотела бы целиком отдать его Диего…» Чтобы заглушить боль разлуки, Фрида работала как никогда. Зимой 1939–1940 гг. она создает «Автопортрет с обезьянкой», «Автопортрет с короткой стрижкой», «Автопортрет из шипов и колибри».

Хайнц Берггрюэн, богатый американский коллекционер живописи, навестил Фриду в больнице. Его околдовала невероятная красота этой измученной, но стойкой женщины. Влечение было обоюдным и закончилось отъездом их в Нью-Йорк. Фрида отдалась на волю судьбы, а Диего словно очнулся от сна.

Он понял, что теряет Фриду, писал, звонил, умолял вновь пожениться. Фрида не смогла устоять. «Диего — монстр и святой в одном лице» был ее судьбой. В декабре 1941 г. Фрида и Диего вновь поженились.

Впервые Кало выдвинула ряд условий: никаких измен друг другу, ревности, терпимость, материальная независимость. «Я так счастлив был вернуть Фриду, что согласился на все», — вспоминал Ривера. Они снова были вместе «и уже навсегда, без ссор, без всего плохого — только для того, чтобы сильно любить друг друга».

Жизнь женщины обрела устойчивость, мучительная любовная зависимость от Диего переросла в спокойное чувство. Здоровье все чаще и чаще подводило ее. Корсеты — гипсовые, кожаные, стальные (некоторые весили до 20 кг) — только поддерживали ее многострадальное тело, но боли не смягчали. В 1945 г. операция на позвоночнике в Нью-Йорке, через год — в Мехико.

Несмотря на близость и внимание Диего, потрясенного ее бедой, Фрида совсем обессилела физически, но сохранила всю свою энергию. На больничной койке, стиснутая корсетом из гипса и стали, она подшучивает над своей болезнью и устраивает вокруг себя целый театр, задорный и веселый.

Она расписывает стены палаты и даже свой ужасный корсет, изображает на нем звезду, серп и молот и в таком виде фотографируется в обнимку с Диего. Диего снова ухаживает за ней с такой же предупредительностью, как в первые годы супружества. Картины того периода-«Думая о смерти», «Диего в моих мыслях», «Невеста, испугавшаяся при виде открытой жизни», «Раненый олень».

Чтобы все время иметь перед собой собственный образ, она окружала себя зеркалами. Врач по ее просьбе вставлял маленькие зеркальца в гипсовые повязки, иногда практически полностью покрывавшие ее измученное тело. А под пологом своей постели она закрепила человеческий скелет, прозванный Риверой «верным Фридиным любовником».

С 1950 по 1951 г. Фрида перенесла семь операций на позвоночнике (всего за ее жизнь их было 32), совершила несколько попыток самоубийства, а однажды, доведенная до отчаяния, чуть ли не сожгла себя заживо. В 1953 г. случилась очередная трагедия: из-за начавшейся гангрены Кало ампутировали правую ногу.

Она излила свое горе в дневнике, нарисовав разрезанную на куски правую ногу и написав: «В самом деле, зачем мне ноги, если у меня есть крылья, чтобы летать?» Словно в утешение художнице, 13 апреля в Мехико открывается ее первая ретроспективная выставка. Публика нервничала, все волновались, сможет ли Фрида найти в себе силы посетить экспозицию.

Сирена «скорой помощи» и рев мотоциклетного эскорта возвестили о прибытии Кало. На носилках ее внесли в зал галереи и уложили на кровать. Вокруг были ее картины. Десятки Фрид с серьезными, скорбными лицами, без улыбок смотрели на свою создательницу. Она, красиво одетая, с уложенными волосами, лежала на спине и пыталась смеяться, радоваться окружившим ее людям.

Лицо сводили судороги боли, но Фрида была счастлива: рядом находились Диего и картины — вся ее жизнь. Больше ей ничего не надо было. Это было ее прощание с жизнью. «Но, несмотря на это раненое тело, заточенное в уродливые гипсовые или железные пластины, я должна признать, что была в своей жизни „отчаянно любима“.

Последняя работа Фриды Кало — натюрморт с аппетитно разрезанными арбузами — называется «Да здравствует жизнь!» Это для людей. А для себя — последняя строчка в дневнике: «Надеюсь, что уход будет удачным, и я больше не вернусь». Так написала женщина, которая была счастлива в творчестве и «отчаянно любима».

Оцените статью
Фрида Кало: несмотря на это раненое тело, заточенное в уродливые гипсовые пластины, я была в своей жизни „отчаянно любима»
«Семнадцать» историй из жизни Микаэла Таривердиева