Лондон, апрель 1858 года. В доме знаменитого писателя Чарльза Диккенса царит давящая тишина. Джорджина не покрикивает на кухарку, не слышно детских голосов, даже неизменного шарканья домашних туфель Кэтрин. Она ушла. Ушла с твердым намерением никогда сюда не возвращаться.
Потрясенный Диккенс не мог поверить, что тихая покладистая Кэт способна на такой решительный шаг. Он привык повелевать в семье, привык, что жена послушно сносит его капризы и холодность.
Лишь сегодня утром, застав Кэтрин с браслетом, предназначенным Эллен Тернан, Чарльз бушевал, изобличая «грязные подозрения». А теперь… Теперь оказалось, что миссис Диккенс тоже умеет принимать решения.
А ведь когда-то он восхищался ее красотой и кротостью. Дочь Джорджа Хогарта, литературного магната Эдинбурга, Кэтрин выросла в атмосфере богемы. С детства ее окружали поэты, художники, музыканты. Но даже на их фоне молодой Диккенс сверкал ослепительной звездой.
Как трогательно он ухаживал за Кэтрин! Взгляды украдкой, долгие беседы, первый поцелуй в полумраке передней… После мучительного разрыва с легкомысленной Марией Биднел, Чарльз искал тихого семейного счастья.
И Кэт казалась идеальной партией — кроткая, мягкая, готовая поддержать в любых начинаниях. Он даже поведал ей страшную тайну своего детства — месяцы унижений на фабрике ваксы. Кэтрин рыдала, слушая этот рассказ, и еще крепче прижималась к жениху.
Он обещал ей рай земной. Шептал страстные признания, строил планы на будущее. Рисовал их жизнь в красках, где есть место путешествиям, детскому смеху, уютным семейным вечерам. И Кэтрин верила. Верила и надеялась.
Увы, мираж рассеялся слишком быстро. Диккенс оказался деспотом, помешанным на работе и собственном комфорте. Бесконечные переезды, недовольство, попреки в нерасторопности… Даже рождение детей не смягчило его сердце. А с появлением в доме младшей сестры, Джорджины, Кейт и вовсе отошла на второй план.
Поначалу миссис Диккенс не обращала внимания на восторги мужа по поводу рачительности и педантичности свояченицы. В конце концов, Джорджи действительно умела наводить порядок и держать слуг в ежовых рукавицах. Но когда Чарльз начал открыто ставить жене в пример ее младшую сестру, сердце Кэтрин дрогнуло. И все же она покорно сносила и это.
Как безропотно следовала за супругом через океан, когда тот вознамерился посетить Америку. Кэтрин оставила детей, дом, и поехала, превозмогая тошноту и усталость. Лишь бы быть рядом, лишь бы радовать своего гения. Но Чарльз не оценил жертвы. Его тяготило присутствие болезненной жены, он тосковал в разлуке с Мэри, еще одной свояченицей.
Мэри Хогарт… Ее смерть стала зловещим предзнаменованием. Ведь Диккенс так любил юную девушку, что купил участок рядом с ее могилой. Мечтал лежать подле нее в земле, деля вечность. А Кэтрин… Кэтрин молчала, не смея возражать.
Она вообще редко повышала голос. Покладистая, тихая, терпеливая… Рожала, кормила, укачивала, хлопотала по хозяйству. Но душой по-прежнему витала где-то далеко. Совсем не разделяла творческих интересов мужа, не понимала его страсти к театру и литературе.
Для нее все это было блажью, пустой тратой времени. Диккенсу не хватало родственной души, пылкой влюбленной поклонницы. Спутницы, готовой делить с ним каждый миг вдохновения.
Кэтрин так и не стала для него музой. Она была женой, матерью его детей — не более. И с каждым годом Чарльз все острее ощущал внутреннюю пустоту. Его брак трещал по швам, утопая в рутине и бытовых дрязгах. Отчаянно хотелось вырваться из этого болота, глотнуть свежего воздуха. Обрести цель, смысл, новую страсть.
Эллен Тернан ворвалась в его жизнь стремительно и неотвратимо. Талантливая актриса, почти вдвое моложе Кэтрин. В ее обществе Диккенс снова почувствовал себя юным, влюбленным, готовым покорять мир. С Эллен он мог часами говорить о театре, строить творческие планы. Она стала глотком свежего воздуха, обещанием иной, яркой жизни.
И вот финал — скандал с браслетом, предназначенным любовнице. Истерика Кэтрин, едкие оправдания супруга, поездка с покаянным визитом… Кто бы мог подумать, что эта сцена станет последней каплей? Что кроткая миссис Диккенс решится уйти, хлопнув дверью?
Стоя на пороге опустевшего дома, Чарльз растерянно озирался по сторонам. Неужели Кэт и впрямь ушла навсегда? Забрала детей, пожитки — и растворилась в тумане? Как он будет жить без нее? Кто облегчит его быт, избавит от житейских забот?
В этот миг Диккенс как никогда остро ощутил — он потерял не просто жену. Он лишился опоры, верного тыла, женщины, которая двадцать лет была его ангелом-хранителем. Кэтрин прощала измены, терпела грубость, сносила причуды и недовольство. И что получила взамен? Равнодушие, пренебрежение, унижение…
«Я заплатил за минуты счастья с Эллен годами одиночества,» — с горечью думал Чарльз, меря шагами кабинет. Эллен… Как наивно было верить, что юная актриса излечит его от душевных ран! Как глупо — искать смысл жизни в новой страсти! Погнавшись за журавлем в небе, он упустил синицу. Ту, что столько лет грела его очаг.
Кэтрин… Его кроткая, всепрощающая Кэтрин. Подруга юности, мать его детей. Она отдала ему молодость, красоту, здоровье. А он принял эту жертву как должное. И вот теперь расплата. Боль, запоздалые сожаления, одиночество…
Диккенс тяжело опустился в кресло, пряча лицо в ладонях. За окном сгущались сумерки. В доме стояла гробовая тишина. Впервые за долгие годы здесь не было слышно детских голосов и неторопливых шагов жены. Впервые великий писатель остался наедине с самим собой. Наедине с разбитым корытом, в которое превратилась его семейная жизнь.
Я потерял тебя, Кэт… — прошептал он, комкая в руках злополучный браслет — символ супружеской неверности. — Потерял — и только теперь понял, КОГО лишился. Когда уже слишком поздно…
Диккенс поднялся и подошел к окну, бездумно глядя на улицу. В голове роились мысли, воспоминания, сожаления. Последние месяцы он только и делал, что мечтал о свободе, представлял, как заживет вдали от постылой семьи. Строил планы, как организует с Эллен актерскую труппу, будет колесить по стране и миру. Ему казалось, что разрыв с Кэтрин — необходимая жертва на пути к счастью.
*
Как же он ошибался! Теперь, оставшись в одиночестве, Чарльз вдруг с пронзительной ясностью осознал — Кэт была его путеводной звездой. Тихой гаванью, где он всегда находил покой и поддержку. Она прощала его недостатки, мирилась с бесконечными капризами, терпела грубость и равнодушие. А что делал он? Попрекал, критиковал, унижал, прилюдно восхвалял домовитость Джорджины…
«Я все исправлю, Кэт», — мысленно шептал Диккенс, глядя на пламя свечи. — «Верну тебя и детей, стану лучшим мужем и отцом. Дай мне еще один шанс!»
Он обманывал себя. Знал, что второго шанса не будет. Знал, но продолжал надеяться на чудо. И часто, просыпаясь среди ночи, вслушивался в звенящую тишину дома. Туда, где недавно еще звучали голоса жены и детей. Туда, где прежде царили тепло и покой.
Покой, который он сам разрушил. Покой, о котором теперь приходилось лишь мечтать…
