В полутемных покоях Лувра тревожно потрескивали свечи. Окна, затянутые тяжелым бархатом, не пропускали ни единого луча августовского солнца. Екатерина Медичи, закутанная в черные одежды, склонилась над картой звездного неба. Её некрасивое властное лицо казалось высеченным из мрамора.
— Ваше Величество, к вам герцог де Гиз, — тихо доложил паж.
— Пусть войдет, — королева даже не подняла головы.
Высокий статный мужчина, чьи шрамы на лице говорили о множестве сражений, преклонил колено:
— Ваше Величество…
— Встаньте, кузен. Нам нужно поговорить, — Екатерина жестом указала на кресло. — Что скажете об адмирале Колиньи?
— Этот гугенот слишком много на себя берет. Он уже открыто угрожает вам, мадам…
— Да, — медленно произнесла королева. — И мой сын его слушает. Бедный маленький Карл… Он так и не простил мне гибели Колиньи.
— Но адмирал еще жив, Ваше Величество.
— Да? Вы уверены? Ах, да, я что-то запамятовала. Пока жив, герцог. Пока… — Екатерина поднялась и подошла к окну. За тяжелыми шторами слышался шум праздничного Парижа — через три дня должна была состояться свадьба её дочери Маргариты с Генрихом Наваррским.
— Знаете, герцог, — вдруг сказала она, — иногда по ночам я вижу себя той маленькой девочкой во флорентийском монастыре. Толпа ревет под окнами: ‘Выдайте нам маленькую волчицу!’. А я прячусь в темных углах, дрожа от страха…»
Детство среди чужих
…Ей было восемь, когда восставшие флорентийцы заточили её в монастырь Святой Лючии. Монахини перевозили девочку из кельи в келью, прятали в самых темных закоулках. А она лежала без сна, вслушиваясь в крики толпы за стенами.
—Не бойся, дитя, — шептала старая монахиня, гладя её по голове. — Господь не оставит тебя.
— Почему они хотят моей гибели? — спрашивала маленькая Екатерина.
— Потому что ты — Медичи. А Медичи правят Флоренцией.
— Но я даже не знала своих родителей! Мама умерла после родов, а папа…
— Тише, детка. Молись.
Уже тогда Екатерина поняла — молитвы не помогут. Помогает только сила. И хитрость.
Первая любовь и предательство
…Четырнадцатилетняя Екатерина, замирая от волнения, впервые увидела своего жениха — французского принца Генриха. Высокий, статный, с живыми темными глазами… Её сердце забилось быстрее.
— Как вам Франция, мадемуазель? — спросил он с легким поклоном.
— Прекрасна, монсеньор, — она постаралась, чтобы голос звучал спокойно.
— Надеюсь, вы полюбите её так же, как я.
— Я уже начинаю её любить…
Она не договорила. В зал вошла Диана де Пуатье, и взгляд Генриха тут же метнулся к ней. Екатерина видела, как изменилось его лицо — словно солнце вышло из-за туч.
— Мадам… — Генрих склонился к руке Дианы. А Екатерина вдруг почувствовала себя лишней, незаметной, некрасивой…
— Что за очаровательное дитя, — промурлыкала Диана, окидывая невесту оценивающим взглядом.
Позже придворная дама шептала Екатерине: «Не принимайте близко к сердцу, Ваше Высочество. Его увлечение пройдет…»
Но оно не прошло. Двадцать лет Екатерина терпела унижение, видя, как муж носит цвета своей возлюбленной — черный и белый. Двадцать лет она пряталась за маской покорности, как когда-то в темных углах монастыря.
— Вы удивительно терпеливы, дочь моя, — говорил ей духовник. — Воистину, смирение — христианская добродетель…
— Не смирение, отец мой, — отвечала она с холодной улыбкой. — Расчет.
Роковой турнир
…Летний день 1559 года выдался необычайно жарким. На турнирном поле собрался весь двор. Екатерина сидела в королевской ложе рядом с Дианой, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Слова Нострадамуса не выходили из головы: «Молодой лев победит старого на ратном поле…»
— Генрих, умоляю, не выезжайте сегодня! — говорила она мужу утром.
— Вы стали суеверны, мадам, — усмехнулся король.
И вот теперь он гарцевал перед трибунами в золоченых доспехах. Копье капитана Монтгомери сломалось о его панцирь, и обломок вонзился в глаз сквозь забрало шлема…
— Боже мой! — вскрикнула Диана.
А Екатерина молча смотрела, как уносят окровавленное тело мужа. Предсказание сбылось.
Восхождение к власти
В кабинете первого министра Франции, кардинала де Турнона, царил полумрак. Высокие стрельчатые окна едва пропускали свет, их наполовину закрывали тяжелые гобелены с геральдическими лилиями.
— Итак, мадам, — кардинал нервно теребил четки, — ваш сын Франциск теперь король. Но ему всего шестнадцать…
— Пятнадцать, — поправила Екатерина.
— Тем более. Страна нуждается в твердой руке. Гугеноты поднимают голову, казна пуста…
— Я знаю, что делать, монсеньор, — королева-мать чуть улыбнулась.
— И что же?
— Для начала — верните мне замок Шенонсо.
— Но он принадлежит мадам де Пуатье…
— Уже нет. Отправьте к ней гонца. Пусть вернет все подарки покойного короля. Все до последней безделушки.
Кардинал склонил голову: «Как прикажете, Ваше Величество».
Когда он вышел, Екатерина подошла к окну. Внизу во дворе она видела Диану, садившуюся в карету. Постаревшая фаворитка все еще была красива, но теперь это не имело значения.
— Прощайте, мадам, — прошептала королева. — Вы проиграли.
Её секретарь, молодой флорентиец Джакомо, осмелился спросить:
— Ваше Величество не желает более сурового наказания для той, что столько лет…
— Нет, — оборвала Екатерина. — Месть — блюдо, которое подают холодным. Я ждала двадцать лет. Теперь моя очередь править. А эта…пусть живёт.
Танец власти
Большой зал Лувра сиял огнями сотен свечей. Музыканты играли новый танец — павану. Екатерина наблюдала за праздником из-за тяжелой портьеры.
— Матушка, — к ней подошел юный король Франциск II, — почему вы не танцуете?
— У вдовы другие заботы, мой мальчик.
— Вы говорите как Мария», — он кивнул в сторону своей жены, Марии Стюарт.
Екатерина поморщилась. Её невестка, королева Шотландии, была слишком амбициозна. Она уже пыталась отстранить свекровь от власти.
— Кстати о делах государства, — сказала королева-мать. — Завтра у нас важный совет. Речь пойдет о гугенотах.
— Опять гугеноты! — вспыхнул Франциск. — Почему бы не оставить их в покое?
— Потому что они не оставят в покое нас, — жестко ответила Екатерина.
Она смотрела вслед уходящему сыну и думала о том, как он похож на отца — такой же прямодушный, доверчивый… Такой же слабый.
Через месяц Франциск слег с сильной простудой. Придворный медик только разводил руками:
— Жар не спадает, Ваше Величество…
Екатерина не отходила от постели сына. Она видела, как тает его жизнь, и ничего не могла сделать.
— Мама, — прошептал он в последний вечер, — простите, что я был плохим королем…
— Ты был хорошим сыном, — ответила она, целуя его холодеющий лоб.
Игра престолов
Кабинет нового короля Карла IX (второй сын Екатерины) утопал в осеннем солнце. Десятилетний мальчик сидел за огромным столом, с трудом удерживая в руке тяжелое гусиное перо.
— Не так, мой король, — адмирал Колиньи мягко поправил его руку. — Вот так держите перо…
Екатерина, застывшая у дверей, с ненавистью смотрела на эту сцену. Седой гугенот занял место, которое должно было принадлежать ей.
— Матушка! — радостно воскликнул Карл. — Адмирал учит меня писать манифесты!
— Вижу, сын мой. Но сейчас время обеда.
— Я не голоден, — мальчик упрямо мотнул головой.
— Его Величество увлечен государственными делами, — улыбнулся Колиньи. — Это похвально.
— Государственные дела могут подождать, — процедила Екатерина.
Вечером в её покоях появился граф де Гонди, её доверенное лицо:
— Ваше Величество, Колиньи становится опасен. Он открыто призывает к войне с Испанией.
— Знаю, — Екатерина задумчиво перебирала четки.
— Более того, он настраивает короля против вас. Говорят, вчера на совете…
— Довольно! — она резко встала. — Позовите ко мне герцога де Гиза.
Когда герцог явился, королева долго молчала, глядя на пламя свечи.
— Вы знаете, — наконец произнесла она, — что этот еретик Колиньи убил вашего отца?
— Знаю, мадам, — глухо ответил Гиз.
— И вы до сих пор не отомстили?
— Время не пришло.
— Оно пришло, герцог. Пришло.
Свадьба и кровь
Париж готовился к празднику. По узким улочкам тянулись повозки с вином и снедью. Из церквей доносился колокольный звон — через два дня должна была состояться свадьба королевской сестры Маргариты (дочь Екатерины, впоследствии Маргарита Наваррская) с протестантом Генрихом Наваррским.
В роскошных покоях невесты царила суматоха. Портнихи колдовали над белоснежным платьем, усыпанным жемчугом.
— Я не хочу этого брака, матушка! — плакала Марго.
— Глупая, — Екатерина взяла дочь за подбородок. — Ты станешь королевой Наварры.
— Он еретик! И я его не люблю!
— Любовь придет потом. А сейчас нужно спасать Францию.
В дверь постучали. Вошел запыхавшийся паж:
— Ваше Величество! На адмирала Колиньи совершено покушение!
— Что?!» — Екатерина вскочила. — Он жив?
— Ранен в плечо. Стреляли из аркебузы.
Королева переглянулась с де Гизом, который незаметно появился в дверях.
— Неудача, — одними губами произнес герцог.
— Король в ярости, — продолжал паж. — Он клянется найти убийц…
— Довольно! — оборвала Екатерина. — Герцог, следуйте за мной.
В её тайном кабинете, куда вела потайная дверь за гобеленом, собрались самые преданные сторонники.
— Господа, — голос королевы звенел как сталь. — Колиньи выжил. Если мы не действуем немедленно, завтра нас ждет плаха. Пора начинать.
— Но свадьба… — пробормотал кто-то.
— К черту свадьбу! Сегодня ночью вы перебьете всех гугенотов в Париже. Всех до единого! Когда зазвонит колокол церкви Сен-Жермен…
— А король? — спросил Гиз.
— Я сама поговорю с королем, — Екатерина поднялась. — Идемте, господа. У нас мало времени.
Ночь длинных ножей
В спальне короля горел камин. Карл IX метался по комнате как раненый зверь:
— Кто посмел? Кто стрелял в адмирала?
— Сядь, сын мой, — Екатерина опустилась в кресло у огня.
— Я найду преступников! Клянусь, они заплатят…
— Ты не понимаешь, — её голос стал жестким. — Это Колиньи готовил заговор. Он хотел захватить власть.
— Ложь! Адмирал верно служил короне!
— Ты уверен? — Екатерина рассмеялась страшным смехом. — Он натравливал тебя на родную мать! Требовал войны с Испанией! А теперь гугеноты собрались в Париже — удобный момент для мятежа…
— Нет, — Карл побледнел. — Я не верю…
— Тогда прочти это, — она протянула ему какие-то бумаги. — Планы заговорщиков. Они расправятся с тобой, со мной, твоими братьями.
Король схватился за голову: «Что делать? Что мне делать?»
— Есть только один выход — опередить их. Сегодня ночью.
— Вы хотите… всех?
— Всех! — отрезала Екатерина. — Иначе завтра Париж будет в руках еретиков.
Карл долго молчал, глядя в огонь. Потом прошептал:
— Делайте что хотите. Только не говорите мне об этом.
В полночь зазвонил колокол церкви Сен-Жермен. Ему ответили другие колокола. По всему Парижу зажигались факелы. На рукавах католиков белели повязки.
— За мной! — крикнул герцог де Гиз, ворвавшись в дом Колиньи.
Старый адмирал встретил душегубов с достоинством:
— Молодой человек, — сказал он Гизу, — вы должны уважать мои седины…
Удар меча оборвал его слова.
А по улицам уже катилась волна резни. Крики, выстрелы, звон клинков… Тела гугенотов сбрасывали в Сену.
В своих покоях Екатерина слушала шум бойни. Её лицо было непроницаемо.
— Матушка, что происходит? — в дверях появилась заплаканная Марго.
— Ничего, дитя. Просто Париж очищается от скверны.
— Но мой муж…
— Твой муж жив. Пока он согласен принять нашу веру.
На рассвете королева вышла на балкон Лувра. Река была красной. На площади громоздились горы тел.
— Господи, — прошептала она, — прости меня. Я делаю это ради Франции.
Цена власти
После Варфоломеевской ночи Карл IX изменился. Он больше не смотрел матери в глаза. По ночам его мучили страхи — ему казалось, что призрак Колиньи стоит у его постели.
— Вы демон, — бросил он однажды Екатерине.
— Я королева, — ответила она.
Скоро Карл заболел. Он кашлял кровью, его терзала лихорадка. Врачи только разводили руками.
— Это кара божья, — шептались придворные. — За Варфоломеевскую ночь…
Расплата
Лихорадка пожирала Карла IX изнутри. Его лицо почернело, из горла шла кровь. В бреду он звал Колиньи и проклинал мать.
— Смотри, что ты наделала! — кричал он, тыча пальцем в пустой угол. — Они все здесь…загубленные.
Екатерина не отходила от постели сына. Её черное платье сливалось с тенями.
— Молись, грешница! — хрипел Карл. — Молись, пока не поздно.
— Я молюсь, сын. Каждый день молюсь, — тихо отвечала она.
В последнюю ночь он вдруг пришел в себя. Посмотрел на мать ясными глазами:
— Знаешь, что самое страшное? Я любил тебя. Правда любил.
К утру его не стало.
Последний сын
На трон взошел Генрих III, последняя надежда Екатерины. Красивый, образованный, он был её любимцем. Но даже материнская любовь не могла скрыть его пороков.
— Ваш сын опять провел ночь с миньонами, — докладывал граф де Гонди.
— Знаю, — Екатерина раздраженно махнула рукой. — Но он хотя бы слушается меня.
Она все еще правила Францией. Но страна разваливалась на части. Гугеноты оправились после резни и подняли мятеж. Казна была пуста. Народ роптал.
В тронном зале появился монах. Склонившись перед королем, он протянул письмо. Генрих III небрежно развернул его…
Екатерина, сидевшая рядом, увидела блеск стилета. Вскрикнула:
— Сын!
Но было поздно. Клинок вошел точно в сердце.
— Мама… — прошептал Генрих и рухнул на ковер.
Душегуба схватили. Им оказался монах-фанатик Жак Клеман.
— Так вот она, расплата, — думала Екатерина, глядя на лицо последнего сына. Всё рушилось. Династия Валуа угасала.
*
Последние дни
В январе 1589 года Екатерина слегла. Лекари качали головами — на этот раз болезнь была сильнее её железной воли.
— Позовите священника, — прошептала она.
Исповедь длилась несколько часов. Говорят, даже видавший виды духовник побледнел, выйдя из её покоев.
— Я любила Францию, — сказала она дочери Марго. — Всё, что делала — делала ради неё.
— И ради власти, матушка.
— Власть была нужна, чтобы спасти страну. Я поняла это, когда Генрих предал меня ради Дианы.
В последний час к ней явились призраки — муж, дети, враги. Она говорила с ними, словно они были живые.
— Генрих… Прости меня. Я так и не смогла стать такой, как она.
— Карл, мальчик мой… Да, ты прав — я демон. Но я твоя мать.
— Колиньи… Вы победили, адмирал. Франция раскололась.
5 января 1589 года «черная королева» скончалась. Её похоронили рядом с мужем в аббатстве Сен-Дени. Так закончилась эпоха Валуа.
Эпилог
Прошли века, а историки до сих пор спорят — кем была эта женщина? Демоном, погубившим Францию? Или великой королевой, пытавшейся спасти страну любой ценой?
Может, правда посередине?
Маленькая испуганная девочка, прятавшаяся от флорентийской толпы, выросла и стала железной леди, способной на всё. Нелюбимая жена стала безжалостной королевой. Женщина, отвергнутая мужем, превратила жажду любви в жажду власти.
Она правила Францией почти тридцать лет. Пережила мужа и троих сыновей-королей. Её проклинали враги и боялись друзья.
Но даже в зените могущества Екатерина оставалась одинокой. Власть заменила ей любовь, но не смогла заполнить пустоту в сердце.
У её смертного одра не было ни одного из тех, кого она любила. Все они ушли раньше — кто сам, кто от её руки.
— Я делала то, что должна была, — это были её последние слова.
И может быть, в этом вся суть её несчастья — она не смогла стать ни любящей женой, ни доброй матерью. Корона королевы оказалась важнее.
Екатерина Медичи унесла свои тайны в могилу. Но её история остается предупреждением — власть, купленная ценой любви, несет только одиночество. И даже самое каменное сердце может истечь кровью от этой раны.
