50-летний король явно не был в восторге от перспективы жениться вновь. Избранницей стала 23-летняя немецкая принцесса, прозванная «Мекленбургской Венерой». Никто не мог подумать, что этот брак будет обречен с самого начала.
Старый жених
Придворная партия оказывала сильное давление на прусского короля с целью убедить его жениться в третий раз. У Фридриха I был единственный наследник престола от второго брака. Ответственность на продолжение династии была возложена на его сына, кронпринца Фридриха Вильгельма и его жену Софию Доротею. Но вдруг у пары будут проблемы с наследниками?
Вздохнув, Фридрих смирился с необходимостью жениться. Без особых раздумий согласился на очередной брак. Время поджимало — жених уже был не молод, и потому при выборе невесты был не привередлив.
Он остановил свой выбор на протестантской девушке с севера Германии — Софии Луизе из дома Мекленбург-Шверин-Грабов. Ей исполнилось уже 23 года, и подходящего мужа для неё до сих пор не нашли, несмотря на её ангельскую красоту.
София Луиза жила в относительно «скромных» обстоятельствах: она не получила специального образования и воспитывалась как строгая лютеранка. Её отец, герцог Фридрих I Мекленбург-Шверин-Грабовский, умер, когда ей было всего три года, поэтому маленькая принцесса росла при дворе своего старшего брата Фридриха Вильгельма, который был старше её на десять лет.
О детстве Софии Луизы известно немного, но, судя по всему, оно было непростым. Денег было мало, развлечения вызывали неодобрение у набожных жителей Шверина, а семейные и политические ссоры отравляли атмосферу при дворе.
Когда свита прусского короля прибыла ко двору в Шверине, там без колебаний дали согласие на брак их принцессы. Естественно, мнения самой девушки не спрашивали. В конце концов, кто мог предположить, что София Луиза однажды станет королевой Пруссии?
Жених и невеста совсем не знали друг друга, даже по приукрашенным портретам, которыми обычно обменивались перед заключением княжеских помолвок.
Согласие Софии Луизы было простой формальностью, и Фридрих не проявил никакого интереса к тому, что его будущую жену называли «Мекленбургской Венерой». Она была в детородном возрасте, и это считалось самым важным на тот момент.
Эта несочетаемая пара, возможно, избежала бы многих печалей, если бы брак не заключили так поспешно.
Жители Берлина с нетерпением ожидали прибытия новой королевы, но то, что они увидели, не вызвало восторга: стройная молодая женщина с тонкими чертами лица, которая махала из своей кареты с окаменевшим выражением лица и деревянными движениями, выглядела крайне недоброжелательной.
На самом деле она не обладала ни обаянием, ни приветливостью. Впервые встретившись с Фридрихом на публике, она, к удивлению всех, упала на колени перед мужем, выставив себя на посмешище перед всеми придворными. Даже её фрейлины смеялись над её неуверенностью в придворном этикете, чувствуя своё превосходство над юной королевой и давая ей это почувствовать.
Но дело в том, что Софию Луизу никто не готовил к новой роли, и не было никого, кто мог бы её поддержать или дать совет.
Софию Луизу мало утешало то, что её муж был дружелюбен, особенно учитывая, что кронпринц и его супруга открыто демонстрировали своё презрение к новой королеве.
Бабушка Софии Доротеи, супруги кронпринца, не желала новоиспечённой королеве добра и написала своей внучке в письме от 23 ноября 1708 года: «…тебе стоит с самого начала нанести королеве хороший удар, потому что если ты позволишь ей утвердиться, она доставит тебе множество хлопот и вскоре одержит верх».
Для того чтобы запугать Софию Луизу, не требовалось даже «хорошего удара» — достаточно было той атмосферы отчуждения, молчания, злобных замечаний и насмешек, которая окружала её при дворе. Единственное, что могло бы улучшить её положение, — это беременность, но и тут её шансы были невелики.
Уже в начале декабря 1708 года в Ганновере узнали о секретном разговоре прусского короля с его личным врачом. Ходили слухи, что король жаловался на тех, кто полагал, что он всё ещё способен на полноценный брак в его возрасте и с его состоянием здоровья.
София Луиза не забеременела, и в течение следующих нескольких лет многие могли издалека, холодно и безжалостно наблюдать, как молодая королева медленно чахнет при дворе. Ей не с кем было поговорить, некому довериться, кроме своей фрейлины фон Гревениц, которая сопровождала Софию Луизу в Берлин из Шверина.
Однако именно фон Гревениц вместо того чтобы утешить несчастную королеву и немного развеселить её, отвлекая беседами, она изводила свою госпожу псалмами и библейскими стихами, настаивая на молитвах и покаянии. Говорили, что в молодости Гревениц вела жизнерадостную жизнь, но с возрастом её предпочтения изменились на противоположные.
Тем не менее, София Луиза зависела от своей фанатичной фрейлины, узколобой лютеранки, которая постоянно убеждала молодую королеву обратить своего мужа в «истинную веру», иначе прусский король никогда не сможет достичь вечного блаженства. София Луиза, в свою очередь, больше всего желала обрести это самое «блаженство».
Психическое состояние королевы
Когда София Луиза прибыла в Пруссию, пиетисты оказывали значительное влияние на многих людей. Королева попала под сильное влияние представителей этого движения, которые отвергали все радости жизни, такие как музыка, танцы и посещение комедий, считая их греховными и вредными для спасения.
Многие разделяли другую точку зрения, но осуждение всех мирских удовольствий было лишь одной стороной пиетизма, которая полностью захватила мир Софии Луизы. Помощь бедным, социальное обеспечение, создание рабочих мест и реформа образования — важные направления пиетизма — не интересовали благочестивую королеву.
Её заботило только спасение души, и она считала, что её муж, оставшийся в реформатской вере, подвергает себя и её опасности.
Неудивительно, что Фридрих всё больше отдалялся от своей своеобразной жены. Между супругами происходили ссоры, в которых София Луиза называла мужа грешником, обречённым на вечное проклятие, если он не примет «истинную», лютеранскую веру. Однако и Фридрих был не тем человеком, кто вел праздную жизнь. В 1711 году он издал указ, запрещая прогулки, азартные игры и пьянство.
София Луиза перестала участвовать в придворной жизни и превратила свои покои в замке в подобие монастырской кельи, куда могла входить только её доверенная фрейлина фон Гревениц.
Естественно, были предприняты попытки максимально скрыть странное поведение прусской королевы, но придворные сплетни невозможно было полностью пресечь.
Даже в Ганновере узнали об эксцентричности Софии Луизы. «Мне кажется, — писала София Ганноверская (Пфальцкая) своей внучке Софии Доротее в Берлин 27 мая 1711 года, — что ваша королева больше не в фаворе у короля… Мне сказали, что король признался, что экоролева никогда не доставляла ему столько горя, как в этот раз».
Само собой разумеется, что берлинский королевский двор не хотел предавать огласке подробности жизни прусской королевы.
Королева София Луиза всё больше изолировалась от своего окружения. Фридрих, считавший, что причиной всех её бед была набожная фрейлина фон Гревениц, не выдержал и решил удалить её от берлинского двора. В 1711 году фрейлина была отправлена обратно в Шверин, но это лишь ухудшило ситуацию.
Лишившись своей единственной наперсницы, королева впала в глубокую меланхолию, её состояние ухудшилось, и депрессия переросла в частые приступы религиозного безумия.
Её душевное смятение проявлялось в приступах дикого бреда, отчаянного плача или громкого истерического смеха без всякой видимой причины. Иногда она часами пела с закрытыми глазами или сидела апатичной, не реагируя на происходящее.
Софию Луизу взяли под строгий надзор: ей не разрешалось свободно передвигаться, и она могла покидать свои покои только в сопровождении фрейлины. Прусский король, который уже долгое время страдал от своих собственных недугов, пытался скрыть ухудшающееся состояние жены.
Однако он почти не видел Софию Луизу и, очевидно, не осознавал, насколько тяжело было её психическое и физическое здоровье. Их последняя встреча произошла при трагических обстоятельствах.
Во время одного из своих припадков София Луиза сбежала от охраны. В истерике она бегала по коридорам замка в длинной белой ночной рубашке, пытаясь попасть в покои своего королевского супруга. В своём отчаянии она либо не заметила стеклянную дверь, либо разбила её и сильно поранилась о разбитое стекло.
Окровавленная и в полном смятении, она всё же добралась до покоев Фридриха и обнаружила его спящим в кресле. В тот момент, когда король проснулся, он увидел её фигуру и, перепуганный, решил, что перед ним — Белая Дама, призрак дома Гогенцоллернов, который, по легенде, появляется перед смертью короля.
Фридрих вскрикнул, а его слуги бросились к нему, схватив Софию Луизу и отнеся её обратно в покои. Они попытались успокоить перепуганного короля, объяснив ему ситуацию.
Тогда Фридрих решил как можно скорее расстаться со своей душевнобольной женой и распорядился отправить Софию Луизу обратно в Шверин. Об этом узнали и в Ганновере.
11 февраля 1713 года София писала своей внучке Софии Доротее в Берлин: «Его Величество, как говорят, встревожен состоянием ума королевы, очевидно, она не смогла сохранить своё счастье и, возможно, выздоровеет только с матерью.
Если честно, король Пруссии не получил от этого брака ничего, кроме свадебных торжеств. Здесь, на Хольцмаркте, поговаривают, что королева Пруссии безумна, как шляпник».
Как бы ни старались скрыть правду в Берлине, невероятная история о «Белой даме» всё же просочилась наружу, и слухи о безумной королеве распространились не только в придворных кругах, но и по всей Пруссии. Теперь все знали, что в королевском доме есть «сумасшедшая королева»!
Королеву отправили к матери в Шверин всего через несколько дней. София Луиза вернулась к матери 25 января. 11 февраля 1713 года, Фридрих умер в возрасте 55 лет в королевском дворце в Берлине.
София Луиза прожила с матерью в Шверине ещё 23 года, так и не вернувшись к здравому рассудку. Её несчастная жизнь оборвалась 29 июля 1735 года от болезни сердца. София Луиза была похоронена в Николаикирхе в Шверине, став единственной прусской королевой, которая не нашла своё последнее пристанище ни в Берлине, ни в Потсдаме.
С её изгнанием из Берлина она фактически исчезла из истории, и единственным упоминанием о ней осталось только сухое сообщение в судебных документах, что «Её Величество всё ещё не в состоянии управлять своими делами».
