Она билась, хотя ее никто не держал. А потом громко крикнула: «Сейчас появится ребенок!» Целый час девушка беспокойно переворачивалась с бока на бок, и опасливо смотрела на стены своей комнаты.
Одно слово она повторяла по много раз: «Мучить, мучить!» И родные не выдержали. Они любили Анну, но их терпению пришел конец. Под Рождество 1880 года некогда абсолютно здоровую девушку отправили в лечебницу, под строгий надзор. И никто не понимал, что именно с ней произошло.
— Берта очень умна, — говорили педагоги, — она учит сразу три языка, и везде делает успехи!
На самом деле, Берта была еще талантливее. Она училась играть на музыкальных инструментах, взахлеб читала книги, занималась математикой, писала стихи… А еще миловидная двадцатилетняя девушка была чрезвычайно романтична.
Иногда она с головой погружалась в мир своих грез, представляла себя героиней какого-то яркого приключения, и даже не сразу оборачивалась, если ее окликали.
Ее идеалом был отец. Суровый и властный Зигмунд Паппенгейм вызывал в дочери такое невероятное благоговение, что она даже никогда не сидела в его присутствии. На любую, малейшую просьбу отца, Берта откликалась раньше прислуги. Это было настоящее поклонение божеству!
— У бедняжки Берты совсем мало развлечений, — болтали на венских улицах, — беда в том, что ее держат слишком строго!
И на самом деле, в доме Паппенгейм царили суровые порядки. Жизнь подчинялась расписанию, однажды заведенному, и в которое не вносились никакие изменения. Завтрак, обед и ужин подавались строго в определенные часы – и горе тому, кто опоздает!
Помощь по дому отнимала очень много времени (мать считала, что Берта должна уметь все делать сама), а вот праздность (и даже прогулки) не поощрялись! Другие девушки посещали танцы, катались в экипажах с кавалерами, а бедняжка Берта была заперта в доме родителей. Летом она ездила с ними в Бад-Ишль, но и там за ней постоянно надзирали.
— Мне больно, — однажды пожаловалась она, дотрагиваясь до лица.
Вызванный лекарь осмотрел Берту. Девушка указывала на переносицу и лоб. В 1880 году неопытный врачеватель прописал фрейлен… морфий. Никто не видел в этом ни малейшей опасности — обычное дело! Но прошло совсем немного времени, и Берта уже не могла засыпать без этого средства.
А потом случилась беда. В апреле 1880 года обожаемый отец тяжело заболел плевритом. Хотя семейство сразу наняло сиделок, Берта сама вызвалась ухаживать за родителем. Поэтому днем рядом с ним была оплачиваемая медицинская сестра. А вот с вечера и до утра возле Паппенгейма сидела верная и любящая Берта.
Она не жаловалась, не роптала, не говорила об усталости. Но, между тем, ее организм начал давать сбой… К декабрю бедняжка перестала нормально спать, отказывалась от еды и порой впадала в странное состояние, когда не узнавала своих близких.
Она даже не говорила на родном немецком языке! В такие минуты Берта переходила на французский или английский… 11 декабря она окончательно слегла.
— Что с ней, доктор? – рыдала мать. — Она слишком устала, да? И столько волнений!
Йозеф Брейер, весьма дорогой австрийский специалист, был озадачен. Когда он пришел в комнату Берты, перед ним была совершенно здоровая девушка: со здравым рассудком, отвечавшая на вопросы по делу…
Но уже вечером за ним послали снова. Потому что Берта билась в комнате, как тигр в клетке, уверяла, что по ней ползают черные змеи, и что стены комнаты могут вот-вот обрушиться.
— Мучить, мучить! – бессвязно кричала она.
Девушку из такой богатой и уважаемой семьи Брейер не мог даже правильно записать в своих бланках. Она стала у него «Анной О». И как раз так он представил несчастную, когда рассказал о ней… Зигмунду Фрейду.
— Какой любопытный случай. – задумчиво проговорил Фрейд. — Позвольте, я ознакомлюсь с вашими записями?
Берта-Анна засыпала после обеда и открывала глаза ближе к вечеру. Затем следовала беспокойная ночь, когда вся семья буквально не могла и глаза сомкнуть. Наконец, Паппенгеймы не выдержали и определили Берту в лечебницу. Уже находясь там, девушка узнала о смерти оцта, отчего ей стало еще хуже….
Зигмунд Фрейд неплохо знал историю Берты и с «другой стороны». Дело в том, что его невеста, Марта Бернайс, по невероятному совпадению…. близко дружила с Бертой. Она была одной из немногих, с кем фрейлен Паппенгейм позволяли общаться… И вот Марта рассказала Зигмунду, что в семье девушки не всё так просто.
Давление отца было просто невероятным. Он держал в узде всех, и почему-то страшно боялся, что дочь однажды «оступится». А ведь девушка росла, взрослела! Она нуждалась в любви! Вот Берта и перенесла всю свою нерастраченную нежность на единственного мужчину в своем окружении.
Ну и добавим к этому природные особенности фрейлен, а еще неправильное лечение… Из здоровой девушки она превратилась в самое несчастное существо на свете, которое выкрикивало это слово постоянно: «Мучить, мучить!»
Мучить «Анну» лечением пришлось еще примерно три года. Йозеф Брейер то возвращал трудную подопечную в ее родной дом, то забирал ее в лечебницу снова. Сложно было убедить семью Паппенгейм, что девушка здорова, если она опять билась. А еще Брейер боялся признаться в другом: за то время, что он ухаживал за Бертой-Анной, она успела влюбиться в него!
Даже жена Брейера была возмущена! Матильда считала, что фрейлен Паппенгейм бросает слишком пылкие взгляды на ее мужа. Чаша терпения переполнилась в ту пору, когда Берта прилюдно заявила, что ждет от доктора ребенка.
Йозеф и его жена спешно собрали чемоданы и уехали от скандала в Венецию… Несколько месяцев они провели в этом итальянском городе, залечивая собственные нервы. Ведь ребёнка не было! Но осадочек остался…
И случилось чудо. Берта поправилась. Она вернулась домой: собранной, уравновешенной. Срывы не мучили ее. Да, видно было, что она сдерживает себя, но у нее получалось.
Свою кипучую энергию она направила на то, что всю оставшуюся жизнь занималась благотворительностью, открывала различные фонды и устраивала ярмарки, чтобы собрать средства для сирот и больных. Но ее отличительной особенностью стала жгучая ненависть ко всем врачевателям, подобным Брейеру.
— Это он свел меня с ума. Он и ему подобные. – уверенно говорила Берта. – Сначала морфий, а потом методы, от которых у вас волосы встали бы дыбом.
Считается, что выздоровление Берты – заслуга Фрейда. Именно он сумел разглядеть в этой девушке не какой-то запущенный случай. Он дал верное указание Брейеру: обращаться с ней, как прежде.
Не замирать от страха, не командовать ею, а создать для нее предельно нормальную обстановку. И не поощрять фантазии. Ждет ребенка? Отлично. Несем ей колыбель и ждем. Нет ничего? Забираем. Нельзя идти на поводу у этой девушки!
С той поры больше никто не мучил «Анну». Кстати, когда позже этот случай Фрейд описал в своей книге, Берта очень сильно обиделась. Она узнала себя в «Анне О». И посчитала упоминание об этой истории неэтичным. Более того, она ненавидела Зигмунда Фрейда и не раз признавалась в этом!
Берта Паппенгейм стала основательницей многих организаций. А своим главным достижением в жизни считала общежитие для девушек — чтобы дать им шанс встать на ноги, начать новую главу, найти себя.
28 мая 1936 года Берты не стало. Замуж она не выходила. Кстати, поэзию она никогда не бросала. Литературное наследие Берты Паппенгейм изучают до сих пор:
У меня не было любви
Вот почему я живу как растение,
В подвале, без света.
У меня не было любви —
Вот почему я звучу как скрипка
Того, кто ломает струны.
У меня не было любви —
Вот почему я погружаюсь в работу
Чтобы жить, страдая от долга.
У меня не было любви —
Вот почему мне нравится думать о смерти,
Как о лучшем друге…
