— Да на ней клейма ставить негде, — возмутилась Мария Александровна.
Потрясенный ее откровенностью, Александр Владимирович покраснел от гнева.
— Не смейте, мама! — вспыхнул он. — Оленька не такая!
Графиня поднесла к глазам кружевной платочек:
— Смотри, сынок, вспомнишь мои слова, но будет поздно. Прожует тебя и выплюнет эта особа. Одно слово — камелия!
«Вот вечер сладостный, всех преступлений друг.
Таясь, он близится…», — своим волнующим голоском читала стихи Оленька. А Александр Владимирович не мог отвести от неё глаз. Он вновь не удержался — заехал к ней. И просидел весь вечер, едва дыша.
Единственный сын покойного графа Стенбок-Фермора, Александр Владимирович, был богат и хорош собой, а потому не испытывал недостатка во внимании женщин. Однако актриса Оленька Ножикова, урождённая Широколавина, оставалась к его чарам холодна. Улыбалась кокетливо, принимала цветы и подарки, но большего до поры не дозволяла.
Долго и настойчиво покорял граф Олюшку, а, когда она сдалась, оказался совершенно счастлив. Любая ее прихоть стала законом!
— Совсем рассудка лишился! — жаловалась вдовая графиня Мария Александровна, случайно обнаружившая счёт из ювелирного магазина. — Кто она тебе?! Не невеста! Не жена! Можно ли столько тратить на женщин, у которых ни чести, ни достоинства не осталось?!
— Пустое, мама! — отговаривался Александр Владимирович.
От одной улыбки Оленьки его сердце таяло, и он готов был дать ей всё, не считаясь с расходами, которые стремительно приобрели совершенно невероятный масштаб.
Бурный роман — Оля то отдалялась, то вновь бросалась в объятия — кружил графу голову. Наконец, материнское сердце не выдержало.
Даже ценой страшного позора Мария Александровна решилась защитить остатки состояния, изрядно поистрепанное желаниями Оленьки, так любившей все, приносившее радость, — Париж, меха, бриллиантовые серьги, быстроногих лошадей…
29 октября 1903 года графиня Стенбок-Фермор направила Николаю II письмо, в котором умоляла императора заступиться, не оставив старинный род без копейки:
«Сын мой, граф Александр Владимирович Стенбок-Фермор, — писала она, — вступил в заведование своими делами и имуществом 3 года тому назад, попав под вредное влияние женщины, он неразумными действиями довел свое состояние до полного разорения.
Из капитала в два миллиона у него осталось 200 тыс. руб. Заводы уже 6 лет не дают дохода, а имение Лахта почти ничего не приносит».
Единственное спасение графиня видела в назначении опеки «над личностью и имуществом» сына. И даже нашла опекунов — людей, имевших вполне достойную репутацию и не замеченных в постыдных делах.
Барон Николай Егорович Мейендорф, по праву заслуживший генеральский чин, и граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков, один из крупнейших землевладельцев России, снизошли к её мольбам, и обещали помочь горю.
— О, времена, о, нравы! — бранился старый генерал. — Читают-с о дамах с камелиями, а потом за первой юбкой летят. Ежели на таких не последние люди в государстве женятся, чего дальше-то ждать. Одна надежда на государя!
И действительно, император уважал Марию Александровну, а ещё — не поощрял любовных отношений на стороне и мезальянсов. Оттого и чинить препятствий не стал: владения графа Стенбок-Фермора были взяты под опеку.
Однако, несмотря на чаяния несчастной графини, чуда не случилось. Александр, за которым теперь велось неустанное наблюдение, забыть свою Оленьку так и не смог. Напрасно Мария Александровна просила:
— Одумайся, Саша! Присмотрись к нашему кругу. Столько невест вокруг! Глядишь, мне ещё внуков понянчить доведётся.
Молодой граф оставался непреклонен. Даже тогда, когда Ольга внезапно исчезла из столицы, — о чём графине быстро донесли доброхоты, — Александр Владимирович на других женщин заглядываться не стал. Словно их и вовсе для него не существовало.
Впрочем, и не время для этого было. Началась русско-японская война, и Стенбок-Фермор отправился, с дозволения опекунов, на дальние границы в составе Приморского драгунского полка. Правда, ходили скандальные слухи, будто Мария Александровна затребовала, чтобы сына сопровождал жандарм, дабы тот не пропал вслед за Оленькой.
Над причудами графини посмеивались, до тех пор, пока в Петербург не пришла весть: Александр обвенчался с любимой. Окольными путями Ольга последовала за своим графом, и в маньчжурском городе Инкоу дала ему клятвы верности.
Мария Александровна рыдала, хватаясь за сердце: в родовое древо Стенбок-Ферморов, ведших свой род от почтенного шведского государственного советника, получившего титул в 1205 году, теперь была вписана дама полусвета, вдова никому неизвестного господина Ножикова, Ольга Платоновна.
Все старания оказались бессмысленны: графине оставалось лишь наблюдать, как остатки состояния утекают сквозь пальцы. Её сын вместе с Оленькой обосновался в Париже. А роскошная жизнь требовала немалых расходов.
Когда средств перестало хватать, Александр Владимирович предпринял решительные шаги: начал продавать свои земли под Петербургом, стоившие очень немало. Под дачи для горожан была выкуплена Лахта — уютные, поросшие старым сосновым лесом, места.
Однако весёлая парижская жизнь требовала всё новых вложений. И нескольких лет не прошло, как стало известно: Стенбок-Фермор решил выставить на торги усадьбу. Это означало окончательное разорение!
Мария Александровна умоляла сына повременить с продажей. Да и время для этого оказалось не самое удачное: началась Первая мировая война. Верный если не семье, то, по крайней мере долгу, граф уехал на фронт, а сбывать имение сама старая графиня не стремилась — это было выше её сил.
Каждый удар, нанесённый непутевым сыном, больно отдавался в душе Марии Александровны. Она страшилась за наследника, почти не имевшего теперь наследства, за будущее. Болело сердце. И чудовищных событий, сотрясших всю страну, графиня Стенбок-Фермор уже не застала: она тихо ушла в 1916 году.
Попрощавшись с матерью, Александр Владимирович навсегда простился и со страной, которая вскоре рухнула, погребя представителей сотен дворянских родов, сгинувших в пучине революции.
Однако судьба графа оказалась удивительно похожа на истории тех, кто успел бежать: окончательно растратив состояние, он нашёл работу в Париже. Поступив на государственную службу, Стенбок-Фермор выдавал разрешения на право управления легковыми машинами. И, вероятно, помог не одному соотечественнику, искавшему работу шофёром.
Но, конечно, столь незавидную участь разделить с мужем Оленька не захотела. По слухам, она ушла от него, найдя более перспективного спутника, который смог ее обеспечить…
