Вера Каралли очень любила Собинова, и когда узнала, что он женится на сестре Веры Мухиной, была ошарашена всем произошедшим. Собинову даже не хватило храбрости поговорить, признаться во всем. Он обещал, что они с Верой после закрытия сезона поедут вместе на курорт, но поездка все откладывалась, пока не пришло известие о свадьбе Леонида Витальевича…
Тогда, в 1915 году, Вера очень страдала. Впрочем, годы спустя ей хватило благородства написать в своих мемуарах:
«Трудно судить, как сложилась бы моя судьба, не встреть я Собинова. Вспоминаю нашу дружбу без горечи. Он был великий артист, наделенный не только неповторимым тембром голоса, но и редкими душевными качествами. Если меня и ждали разочарования, то перед этим встречали радость и счастье».
После болезненного разрыва с Собиновым Вера решила, что с людьми творческими больше никогда в близкие отношения не вступит.
Партнеры по съемкам за нею ухаживали – но Вера была неприступна. Разумеется, были у нее и поклонники более значительные, кто мог окружить ее роскошью, но она не желала идти на содержание, поражая своим упрямством подруг по сцене и кинематографу.
На встречу с Дмитрием Павловичем Романовым, представителем императорской династии, она отправилась с намерением не стать одной из многих содержанок известных своей любовью к балеринам и артисткам великих князей.
Правда, Дмитрий Павлович выделялся среди родственников императора: прежде всего тем, что он был яркой личностью, человеком жестким и способным на поступок, и о благе России думал больше, чем о своем душевном комфорте и благополучии.
Поговаривали, что Николай II хотел женить его на своей дочери Ольге, что Синод был готов пойти на благословение родственного брака, потому что именно Дмитрия Павловича прочили наследником российского престола в случае кончины тяжело больного цесаревича Алексея…
«Наша связь была какой-то удивительной гармонией душевного мира, – вспоминала Вера Каралли. – С Дмитрием я была такой, какая я есть. Если бы ему что-нибудь не понравилось, то я бы сказала: «Скатертью дорога!» Вот это он во мне видел и ценил».
Вера Каралли утверждала в мемуарах, что эта любовь, ставшая главной в ее жизни, была предначертана ей судьбой. Первая их встреча с Великим князем произошла еще в детстве, когда ее с другими воспитанницами Московского театрального училища на праздник повели в Кремль:
«Первыми шли царь с царицей, а за ними – мальчик, примерно моего возраста. Воспитательница объяснила, что это – двоюродный брат императора, великий князь Дмитрий Павлович…»
Каралли продолжала танцевать в Большом, а вот в кино засияла другая Вера — Холодная, соперничать с которой у Веры не особо получилось…
Впрочем, ей это было не нужно: была слишком увлечена отношениями с Дмитрием Павловичем, её больше ни на что не хватало. Они переживали романтический период влюбленности, и великий князь в каждый свободный момент ехал в Москву, к своей балерине.
Казалось, что такие отношения будут всегда, но наступил момент, когда Вера почувствовала, что её возлюбленный будто бы охладел к ней:
«В декабре 1916-го должен был состояться мой первый концерт в Петрограде. Перед моим приездом на концерт Дмитрий недели две не мог приехать в Москву и писал мне туманные письма о его долге перед Родиной. Понять его мне было довольно трудно, и моментами я думала: неужели он будет вынужден жениться на Ольге?»
Под «долгом перед Родиной» великий князь Дмитрий Павлович имел в виду совсем другое: необходимость уничтожить Григория Распутина – человека, которого он считал виновником всех промахов и неверных решений, совершаемых государем.
Мысль об убийстве Распутина стала главной темой в его разговорах с лучшим другом – молодым князем Феликсом Юсуповым. И они уже приняли решение сделать это, причем сделать собственными руками…
Дмитрий Павлович был уверен, что Николай II втайне и сам мечтает избавиться от Распутина, но не может сделать этого самостоятельно, не желая пойти против воли супруги, которую «старец Григорий» буквально околдовал.
Вере Каралли предстояло сыграть значительную роль в заговоре против Распутина.
«Святой старец» любил красивых женщин и был избалован вниманием дам и барышень, в том числе из высшего света: одни, экзальтированные особы, считали, что не в силах устоять перед его магнетическим взглядом, и сами приходили к нему, чтобы отдаться, другие отдавались в обмен на услуги, на помощь, которую Распутин с его влиянием мог оказать карьере их отцов или мужей.
Григорий Ефимович считал себя неотразимым, его аппетиты росли. Он мечтал заполучить красавицу Ирину Юсупову, жену князя Феликса, и вначале заговорщики хотели, чтобы она попыталась завлечь Распутина на тайную встречу. Но Ирина решительно отказалась и в страхе покинула Петроград.
И тогда Дмитрий Павлович решился прибегнуть к помощи своей возлюбленной. В конце концов, она была знаменитой артисткой, и Распутин вряд ли мог устоять против соблазна провести с ней ночь.
Правда, сама Каралли утверждает, что действовала инкогнито:
«По моем приезде Дмитрий мне все рассказал, что должно произойти. Конечно, это меня очень огорошило, но и отлегло от сердца, – вспоминала Вера Каралли. – Мы в первый раз обедали с Дмитрием вдвоем… У меня была своя комната рядом со спальней, голубая с черным деревом, как я хотела…
После репетиций я, конечно, поехала к Дмитрию. Он уложил меня в кабинете на диван, прикрыл мои ноги пледом, сам сел в ногах. Мы беседовали о предстоящем деле.
Дмитрий обратился ко мне с необычной просьбой. Он хотел, чтобы я сочинила послание для Распутина, притворившись одной из его пылких почитательниц, и предложила ему секретное свидание.
Чтобы не оставлять улик, мне пришлось надеть перчатки и изменить свой почерк до неузнаваемости, старательно выводя каждую букву. Эта предосторожность должна была спутать все карты, если бы кто-то в дальнейшем попытался выйти на след автора письма…»
Вера довольно хладнокровно отнеслась к предстоящему ей участию в заговоре. Во всяком случае, нервозность не сказалась на ее выступлении: концерт Веры Каралли в Петрограде прошел с большим успехом:
«Подобного я даже не ожидала. Это был мой самый большой триумф на сцене! За ужином я сидела между великим князем Кириллом Владимировичем и Дмитрием, словом, на почетном месте. Одета я была в черное шифоновое платье, на шее у меня были голубые аквамарины, которые очень шли к моей коже.
Кирилл Владимирович, удивленный и восхищенный мною, поздравил Дмитрия и сказал: «Вот бы нашим дамам поучиться у Каралли, как надо держать себя в обществе!» Мое положение стало открытым. Когда все разъехались, мы с Дмитрием еще долго строили планы на будущее…»
В морозную декабрьскую ночь, Григорий Распутин, ничего не подозревая, переступил порог роскошного особняка Юсуповых, предвкушая тайное рандеву с очаровательной балериной Верой Каралли.
Однако вместо юной прелестницы его встретила совсем иная компания — великий князь Дмитрий Павлович, коварный князь Феликс Юсупов, решительный думский депутат Владимир Пуришкевич и, как выяснилось позднее, таинственный агент британской короны Освальд Рейнер.
Расправиться с Распутиным оказалось сложным делом: сначала «старца» пытались отравить, но яд не подействовал, затем в него сделали одиннадцать выстрелов – и все же он выжил, выбрался из подвала, пополз по снегу…
Его поймали, связали, отвезли к реке и утопили в полынье. И хотя показания свидетелей разнятся, и, разумеется, ни Дмитрий Павлович, ни князь Феликс имени Веры Каралли не называли, – все же стало известно: она присутствовала во время происшествия.
Узнав о гибели Распутина, императрица пришла в ярость. Она потребовала суровой кары для всех участников. Вера Каралли вспоминала:
«Наверху» были Содом и Гоморра. На Дмитрия – крики, чуть ли не «расстрелять». Однажды мы завтракали втроем, с нами был Юсупов. Дмитрия вызвали к телефону и объявили, что по Высочайшему повелению императрицы он арестован.
Я должна была немедленно оставить его дом, а его слуги не имели права выйти на улицу. Я шла одна по снегу в туфлях, пока не нашла извозчика…
Когда я вернулась в Москву, от Дмитрия пришла телеграмма, что его ссылают в Персию. Телеграмма была длинная, как письмо, полная самых нежных и любящих слов. Когда он проезжал через Москву, ему было запрещено подходить к окнам вагона Шторы были опущены, а около вагона стоял полицейский караул.
Словом, везли по-настоящему, как преступника. По молодости я и не представляла себе, что это – конец нашему счастью…»
Из Большого театра Веру Каралли, как фаворитку Дмитрия Павловича и возможную пособницу в заговоре против Распутина, уволили. Выступать на концертах в Москве и Петрограде ей было запрещено. Она поехала концертировать в провинцию, где и настигло ее известие о революции.
Концерты собирали все меньше публики. Можно было бы вернуться в кино – но у Веры началась депрессия. Она могла думать только о Дмитрии Павловиче, об их разлуке, страшно тосковала и совсем не способна была работать. Жила она на то, что выручала, продавая свои украшения.
Вера Каралли так стремительно и таинственно исчезла с театрального и кинематографического небосвода, что это порождало разнообразные слухи: то – она в тюрьме, то – она в монастыре, кается, то – она уехала с Дмитрием Павловичем, то – она угасла…
После того как скончалась от испанки главная звезда российского кинематографа, Вера Холодная, в газетах прошел ряд статей о том, что и Каралли разделила ее участь. Вера испугалась: заголовки, кричавшие о ее «таинственном уходе», казались ей зловещим предзнаменованием. Она решила, что пора бы ей забыть тоску и начать работать, пока публика не забыла ее саму…
Она нашла импресарио, договорилась о серии концертов: сначала – в Одессе, потом – в Батуми. Но пароход, который вез ее из Одессы, до Батуми не дошел: на юге уже шли сражения, и капитан принял решение идти прямым курсом на Стамбул.
В Стамбуле Вере пришлось расстаться с последними драгоценностями, чтобы перебраться в Европу. Путь ее по Балканам был долог, с многомесячными остановками в Софии и Белграде, где она с большим успехом концертировала: танцевала все свои самые известные партии.
Ей даже предлагали остаться, сулили контракт, но Вера рвалась в Париж: именно там находился сейчас Дмитрий Павлович. Каралли верила: теперь-то они точно поженятся, и ничто не помешает им быть счастливыми.
Но жизнь вновь обманула ее ожидания.
«В Париже мы снова встретились с Дмитрием Павловичем и сразу же кинулись друг к другу, счастливые, – вспоминала Вера Каралли. – Но вскоре мы почувствовали, что это уже не прежнее наше счастье. Мы были чужие среди чуждой нам жизни.
Мы прожили в горячем стремлении друг к другу три года. И от силы этого горения теперь оставались красиво догорающие угольки. Как мы когда-то пели: «Но то был дивный сон…»
Дмитрий Павлович очень изменился за эти три года. Он о многом передумал и теперь буквально сгибался под грузом вины: он считал, что гибель Распутина дала сигнал к революции, что вместо спасения родины, которым он грезил, погубил и Россию, и царя. И к Вере, которая стала его орудием в том преступлении, он уже не мог испытывать прежних чувств. Ему было тяжело даже видеть ее.
*
Кстати, один ученый, Геннадий Каган, пишет, что когда Вера переехала в Вену, у нее там случился роман с неким русским бизнесменом, бароном фон Шишкиным, и она даже за него замуж вышла. Но другие биографы Каралли об этом бароне ничего не знают.
В общем, про ее жизнь в Европе мало что известно.Точно известно, что Вера Каралли до конца жизни сохранила нежную привязанность к Дмитрию Павловичу. Она следила за его жизнью по статьям в газетах. Ревновала, когда читала о его романе с Габриэль Шанель.
Печалилась, когда в 1926 году Дмитрий Павлович женился на американке Одри Эмери, ради него перешедшей в православие. Еще больше печалилась, когда узнала, что супружеская жизнь у него не сложилась и политическая карьера в эмиграции – тоже.
Даже если барон фон Шишкин скрасил последние годы Веры Каралли, все же старость она встретила одинокой вдовой в доме престарелых. Она по-прежнему интересовалась балетом и, когда труппа Большого театра гастролировала в Вене, Вера Каралли пришла за кулисы пообщаться с артистами и очень радовалась, узнав, что на родине ее помнят.
Под впечатлением от этой новости Вера решилась на отчаянный шаг — она отправила на имя советских властей трогательное послание, в котором излила всю свою душу.
«Я, Вера Алексеевна Каралли, со слезной мольбой прошу позволить мне вернуться в родные пенаты и встретить закат своих дней в Москве, в стенах богадельни при Всероссийском театральном обществе, — писала она.
— Все эти годы мое сердце разрывалось от тоски по Отчизне, и я мечтала вновь оказаться среди старых товарищей и соратников по сцене, слышать повсюду звуки родной речи. На чужбине я постоянно ощущаю себя лишней, безродной. Умоляю, сжальтесь, дайте мне шанс провести последние годы жизни на любимой родной земле!»
Первого ноября 1972 года многострадальная балерина наконец получила на руки советский паспорт, дарующий ей право вернуться домой. Увы, безжалостная судьба отпустила ей слишком мало времени для того, чтобы насладиться исполнением заветной мечты.
Ровно через две недели, на 84-м году жизни, Вера Каралли тихо скончалась, так и не успев ступить на русскую землю, по которой так истово тосковала долгие годы.
