Вера Каралли успела побывать звездой балета и кинематографа, возлюбленной Леонида Собинова и великого князя Дмитрия Павловича, вместе с которым она участвовала в заговоре против Распутина. Ей столько раз приходилось терять все, собирать сердце из осколков и начинать жизнь заново. И всякий раз она добивалась успеха.
Ни в фильмах, ни на сцене, ни на съемках для фотооткрыток Вера Каралли никогда не поворачивалась к публике левой стороной. У знаменитой балерины и киноактрисы от рождения была легкая асимметрия в лице, которая, на взгляд ее близких, отнюдь не портила ее красоты.
Однако Вера из-за этого изъяна переживала, «левый профиль» называла «не своим», а будучи уже в возрасте, призналась, что и на сцену пошла потому, что боялась остаться «женщиной без надежды на любовь».
Родители Веры сценической карьеры для дочери не желали. Отец, Алексей Михайлович Каралли-Торцов, артист, потом антрепренер, был человеком реалистичным, без фантазий, и выше всего ценящим домашнее спокойствие.
Мать, Ольга Николаевна, драматическая артистка, известная под сценическим псевдонимом Ольгина, это спокойствие в семье обеспечивала своим кротким нравом.
На свет Вера появилась 27 июля 1889 года в подмосковных Сокольниках, где родители снимали на лето дачу, но осенью уже была увезена в Ярославль – глава семейства получил руководство в местном театре. Росла Вера в буквальном смысле за кулисами и не представляла себе иной судьбы, кроме артистической.
Отец, понимая, как трудно ей будет на сцене, решительно не хотел, чтобы Вера продолжала династию, и отступил лишь тогда, когда супруга внезапно взялась дочь поддерживать.
В двенадцать лет Верочку приняли в Московское театральное училище, на отделение — балет. Училась она жадно, не то что в ярославской школе, где ее из-за отсутствия прилежания как-то даже отказывались перевести в следующий класс.
Однако через год ее пришлось оттуда забрать: у Веры появились сильные боли в спине. Врачи обнаружили у девочки болезнь позвоночника и прописали курс лечебной гимнастики. Вера так истово занималась гимнастикой, что за полгода выправила свой позвоночник и вернулась к учебе.
И хотя учиться танцевальным дисциплинам ей все же пришлось по облегченной программе, на последнем курсе училища Вера считалась лучшей танцовщицей.
В училище ее талант привлек внимание Александра Горского, легендарного в ту пору балетмейстера. Он пожелал лично заниматься с Верой. Через несколько месяцев близкого общения Горский влюбился в свою ученицу и просил ее руки, но Вера решительно отказалась: она мечтала стать звездой балета.
Уже вскоре Каралли дебютировала в самой знаменитой и самой сложной балетной партии – 6 сентября 1907 года она станцевала партию в «Лебедином озере». Критики ехидно отметили, что техника у «маленькой Каралли» не на высоте и что ее партнер, Михаил Мордкин, исправляет ее ошибки.
Однако постепенно критика утихла: Вера покорила московскую публику. На то были объективные причины: во-первых, серьезных соперниц у нее не было, московский балет в те годы переживал не лучший период, поскольку ведущих балерин быстро переманивали в Мариинский театр в Петербург…
Во-вторых, Вера умела себя подать на сцене. Она знала, как встать, чтобы подчеркнуть красоту фигуры, как повернуть головку. Критики стали писать, что «при слабой технике в танце Каралли присутствует необычайная лиричность». К тому же Вера очень старалась.
«Первые два года моей службы в Большом театре, – вспоминала она, – я с утра и до позднего вечера репетировала текущий репертуар. Домой приезжала только есть и спать».
Веру считали талантливой, подающей большие надежды, и если бы только она и дальше уделяла столько же времени и сил балету, карьере, сколько поначалу, то, возможно, и стала бы в один ряд с величайшей из российских балерин Анной Павловой, которая однажды так объяснила жизненное кредо балетной артистки:
«Истинная артистка, подобно монахине, не вправе вести жизнь, желанную для большинства женщин».
Вера Каралли так не могла. Она хотела всего: и карьеры, и любви, и счастья, удивляя подруг по сцене наивной уверенностью в то, что у нее все получится легко.
С любовью именно так легко и получилось.
«Как-то раз мне вздумалось получить контрамарку для моей бабушки в оперу, – вспоминала Вера. – Я пришла в балетную канцелярию. «Помилуйте, Вера Алексеевна, да Вы шутите? Какая контрамарка? Разве Вы не знаете, что сегодня поет Собинов?»
С досадой отправив бабушку домой, я вернулась в театр. Вдруг из-за кулисы появился артист.
Он медленно прошел мимо, остановился и внимательно посмотрел на меня. Смущенная его пристальным взглядом, я тихо спросила у подруги: «Кто это?» – «Как, ты не знаешь? Да ты, кажется, действительно живешь на Луне со своими балетами, если не знаешь Собинова!»
А на другой день курьер принес мне письмо: в нем я нашла билет в ложу бельэтажа на «Евгения Онегина».
Удивление подруги можно понять. Леонид Витальевич Собинов, прекрасный тенор, которого называли «Орфеем русской сцены», был кумиром всего театрального мира. В него влюблялись и артистки, и гимназистки, и светские дамы.
Поклонницы выстилали цветами дорожку от выхода из театра до его экипажа. Экзальтированные девицы падали в обморок, когда он исполнял арию Ленского из оперы «Евгений Онегин». Барышни всерьез обсуждали, отчего же Татьяна полюбила Онегина, а не Ленского, и как это Ольга могла уделить хоть какое-то внимание Онегину, если ее любил Ленский.
Их роман развивался стремительно. Когда через полгода совместной с Собиновым жизни Вера поняла, что помогать ей в карьере Леонид Витальевич не будет, она приняла это как данность. Даже когда он перестал скрывать недовольство от того, что она задерживалась на репетициях или слишком много говорила о сцене, она отнеслась к этому с пониманием.
Однажды Собинов уже был женат на артистке, на соученице по Филармоническому училищу Марии Коржавиной. Она родила Леониду Витальевичу двоих сыновей, но истерзала мужа своими страданиями из-за невозможности одновременно быть матерью и актрисой.
В конце концов супруги разъехались и через несколько лет с трудом получили развод. И теперь Собинов боялся увидеть рядом с собой женщину, одержимую или сценой, или детьми, или – не дай Бог – и тем и другим…
Наверное, Леониду Витальевичу следовало искать объект для любви вдали от театра, однако сердцу не прикажешь: в Веру Каралли он влюбился с первого взгляда.
Однако теперь ей приходилось уделять меньше внимания репетициям, но при этом молчать о том, что она с радостью рассталась бы со сценой и занялась воспитанием детей, если бы Собинов предложил ей руку и сердце.
Но он не предлагал. И при этом боялся ее потерять, просил, чтобы она сопровождала его во всех его турне по провинции. А чтобы ей было не совсем уж обидно, концерту Собинова предшествовали ее танцевальные выступления.
К тому времени Каралли уже перестала соперничать с Павловой, хотя московские критики по-прежнему с гордостью писали про «свою» Каралли:
«Она показала нам настоящего лебедя», тогда как у Анны Павловой получается «не более чем миленькая чайка».
Москвичам Каралли с ее изящной и не лишенной округлостей фигуркой нравилась больше, чем «худосочная» Павлова. Питерские критики тоже не успокаивались:
Павлова – гениальна, у Каралли не более чем милое и привлекательное трепетание над сценой.
Веру это препирательство критиков, которое она в начале карьеры даже инициировала – проплаченные статьи в балетной среде были нормой, – не трогало. Рядом с ней мужчина, которого Вера любила.
Богатый и знаменитый мужчина, желанный для многих других женщин. И он выбрал ее, и хранит ей верность. И он не презирает ее, как презирали своих пассий-артисток аристократы и миллионщики. Будучи артистом, Собинов понимал все ее переживания.
Между ними царило глубокое взаимопонимание. Вера с наивностью юности верила: скоро Леонид Витальевич все-таки решится узаконить их отношения и поведет ее под венец. И тогда она оставит балет раз и навсегда.
«Мы были счастливы вместе. Я танцевала. Он пел. Пока… Пока мы не оказались в Париже».
В Париж Вера Каралли приехала в составе труппы Сергея Дягилева, представлявшего «Русские сезоны». Для своей труппы Дягилев отбирал только лучших из лучших, и попасть к нему – это уже само по себе было удачей и признанием для «маленькой Каралли».
18 мая в театре Шатле собралось все парижское высшее общество, все театралы, все критики.
«Русские сезоны» открывал балет Михаила Фокина «Павильон Армиды» на музыку Черепнина: роскошное и причудливое зрелище в стилистике Версаля эпохи «короля-солнца», история волшебницы, которая зачаровывала мужчин как при жизни, так и после, балетная повесть об извечной борьбе Любви и Времени…
Главную партию танцевала Вера Каралли. Успех был феерический. Каралли восхваляли, и все газеты обсуждали, что вот петербуржская балетная школа известна всему миру, имена танцовщиц Мариинского театра гремят, но московская школа – она другая, но ничуть не хуже, и не следует ли обратить внимание и на нее, менее классическую, более эмоциональную и экспрессивную?
И бесспорно, стоит обратить внимание на «юную Каралли», на «маленькую Каралли».
Но через три дня Вера Каралли внезапно покинула и Париж, и «Русские сезоны». Кое-кто из журналистов задавался вопросом – куда же она пропала?
Сплетники винили во всем Анну Павлову: якобы она, приревновав к успеху московской балерины, потребовала себе партию Армиды, и будто бы Дягилев ее требование исполнил, а оскорбленная Каралли немедленно уехала. Однако сплетники заблуждались:
Каралли не прогнали, ее… увезли.
«Я никому не могла сказать правду, – признавалась Каралли в мемуарах. – Дело в том, что из Парижа меня увез Собинов. Это была пора яркой любви, из-за которой все мои последующие выступления полетели к черту. Только подруге я могла сообщить, что во время парижских «Сезонов» Собинов был на меня обижен. Обижен тем, что его называли «муж знаменитости».
И что ему приходилось терпеть знаки внимания ко мне со стороны парижан. И в конце концов терпение пылкого влюбленного лопнуло. К тому же меня стало иногда подташнивать. И Собинов немедля увез меня к итальянским врачам. Так, вместо успеха и славы, получилась совсем другая картина. Детей у меня, всегда мечтавшей о большой семье, теперь быть не могло…»
По свидетельству подруг Веры, она оттягивала роковое решение сколько могла. Все надеялась: Леонид Витальевич проявит порядочность. Он же ее любит. Он же так ревновал к ее славе. Согласилась, только когда Собинов поставил ее перед выбором: или аборт, и они вместе возвращаются в Россию, или – она остается одна, с ребенком на руках.
Возвращение Собинова и Каралли в Россию было невеселым. Леонид Витальевич чувствовал свою вину, но Вера так и не сумела его простить. Об аборте она сокрушалась всю оставшуюся жизнь.
Чтобы отвлечься, Вера неожиданно для всех приняла предложение начинающего кинопромышленника Александра Ханжонкова сняться в кино. Кинематограф в те времена считался еще не искусством, а так – безделицей.
Ханжонков вспоминал: «В поисках актрисы, которая могла бы стать премьершей нашей небольшой кинематографической группы, я заключил договор с прима-балериной Императорского Большого театра Верой Алексеевной Каралли, обладавшей не только хореографическим талантом, но и выразительной мимикой».
Софья Гославская рассказывала о первой встрече с Верой Каралли:
«Мы с нетерпением ждали встречи с прославленной артисткой. И вот к подъезду подкатила машина, и через минуту Каралли вошла в зал в сопровождении режиссера Петра Чардынина, который сам ездил за ней.
Сияя улыбкой, Каралли окинула быстрым взглядом всю труппу и непринужденно подошла к нам, а через минуту она уже весело смеялась, разговаривая с актерами. Вера Алексеевна была очаровательна: стройная, как молодой тополек, легкая, восхитительно грациозная. Следуя сюжету, она всем кружила головы и сводила с ума».
В 1914 году Каралли дебютировала в кино в драме «Ты помнишь ли?», где ее партнером был известный артист Иван Мозжухин.
Фильм – как тогда говорили «фильма» – имел успех. Последовали другие работы у самых знаменитых режиссеров немого кино – Петра Чардынина и Евгения Бауэра.
Снималась Вера увлеченно, даже с восторгом, принимала грациозные позы, играла взглядом, что при ее огромных карих глазах получалось особенно выразительно, и следила, чтобы не поворачиваться к объективу своим невыигрышным «левым профилем».
За 1915 год она сыграла в восьми фильмах, среди которых были такие удачные, как «Любовь статского советника», «Хризантемы», «Наташа Ростова», «Сорванец», «Тени греха», «Обожженные крылья».
Ханжонков был в восторге от своей находки.
Уверенность в том, что балету она нужна больше, чем балет ей, появилась у Веры Каралли после того, как она станцевала перед объективом «Лебедя», и эта «фильма» подняла ее популярность в качестве балерины на небывалую высоту.
Впрочем, Каралли почти все время играла балерин или в ее роль вписывали танцевальные номера. Самой же громкой ее картиной стала «Хризантемы» – о прелестной балетной танцовщице, обожавшей хризантемы…
Танцовщицу обманул и бросил кавалер, она отравилась и угасла прямо на сцене, во время танца, среди рассыпавшихся хризантем.
Этот фильм для Каралли был почти биографическим. Правда, травиться Вера все-таки не стала. Но чувствовала себя глубоко несчастной.
В 1915 году Леонид Витальевич Собинов женился. Как шептались в гримерках, сочувствуя брошенной Каралли, на «даме из общества».
Но на самом деле его избранница, Нина Мухина, была родом из купеческой семьи, но получила хорошее образование и отличалась серьезным, реалистичным взглядом на жизнь. Кстати, ее двоюродная сестра Вера станет выдающимся советским скульптором…
А Нина, надежная и не склонная к рефлексиям, станет для Леонида Витальевича идеальной спутницей на всю его оставшуюся жизнь.
