В повозку она прыгнула сама. Довольно хмыкнув, молодой повеса дернул поводья. Теперь дворовая Дашка принадлежала ему, надо было только добраться до ближайшей церкви.
В июле 1775 года отставной прапорщик сманил крепостную капитана Устинова, прекрасно зная, что этим он нарушает закон. Но уж больно по душе пришлась ему эта румяная и спелая, как сочное яблоко, дворовая дева.
Дашка вставала еще до зари – надо было задать корму поросятам, затем выгнать на пастбище корову, а потом быстро-быстро, пока не проснулись остальные, навести порядок в нижних комнатах. Чтобы барин, когда откроет очи и изволит пойти завтракать, не бранил ее за пыль на половиках или разбросанные крошки.
Она принадлежала однодворцу Евдокиму Устинову. Среди тех, кто владел крепостными, однодворцы были самым бедным сословием. Обычно они распоряжались тремя-четырьмя людьми, редко им подчинялись больше десятка.
В основном – представители одной семьи, с которой и жили почти по-родственному в одном доме. И чем меньше людей, тем больше работы. В «Вестнике Европы» генерал-лейтенант Николай Тучков писал так:
«Однодворцы поступают с ними по-варварски… Заставляют работать очень много, что хуже всего делят их бесчеловечно – одному достается дед, другому сын, третьему внук. Продают и покупают их поодиночке».
Вот и Дашка, дочь Богдана, вздыхала по своей матери – увезли ее шесть лет назад из Курской губернии к какой-то дальней родне капитана. Взяли в няньки к барчукам. Захочет Устинов, и Дашку отошлет тоже. А пока она у него и в огороде, и по дому, и рубашки бежит на речку стирать. Молодая дворовая – девятнадцать годков! – крепкая, со всем успевает управляться.
Но лет через десять не останется от ее красы и следа – будет усталая измотанная баба, на которую и не посмотрит никто.
Дашка хорошо это знала и видела: у других курских однодворцев крепостные девушки именно в таких загнанных и превращались. А коли помрут, так возьмут новых. Неужто на Руси мало людей?
Она полоскала рубашки в реке, когда мимо проезжал отставной прапорщик Чаплыгин. Как всегда, подоткнула юбки, вода заливала ее сорочку, а незнакомец притормозил и залюбовался. Трифона Родионовича в этих местах прежде видели мало – много лет он отсутствовал по делам службы.
Но теперь, выйдя в отставку, возвращался в родное Красниково, где у него имелся небольшой капиталец, оставшийся от отца. Шёл тридцатый день июня…
Поначалу она заробела, когда Чаплыгин её окликнул. А потом, уперев руки в бока, с удивлением слушала его неторопливую речь.
«Начал меня к себе в замужество подговаривать», — позже расскажет Дашка.
О таких случаях крепостные говорили шепотком – чтобы хозяева не гневались. Что вот, дескать, в далекой губернии, взял один барин и женился на своей сенной! А потом и детей прижил, и все-все им оставил…
Где и с кем это происходило, обычно не упоминали. Или придумывали на ходу имена и фамилии. Так что Дашка не слишком в это верила: ведь какая пропасть между хозяином и его служанкой? Не берут дворовых в барские покои! Только если потешиться.
Собрав постиранное в плетеную корзину, побрела крепостная домой. Чаплыгин окликал ее, но она не оборачивалась. Но весь оставшийся день только об этом и думала. Пригожий был отставной прапорщик, видно, что не буйный и не больной. А вдруг и правда свершилось чудо?
На следующий день Дашка вышла, как всегда, спозаранку. А к обеду, умаявшись, решила остудиться в реке. Чаплыгин ее там и поджидал!
— Идем, — сказал он ей, — покажу тебе, что я не шучу.
Сердце замирало от страха: с незнакомцем пошла! А вдруг что дурное случится? Да еще и боялась, что увидит кто, или хозяин раньше времени хватится. Так-то капитан обычно предпочитал после обеда вздремнуть…
Они добрались до дома Трифона Родионовича, где их поджидала молодая женщина. Звали ее Настасьей, и Дашка так и не поняла – то ли сестра она прапорщику, то ли другая родственница? Но Настасья принялась крепостную уговаривать.
Дескать, доверься Трифону Родионовичу, он дело говорит. Не просто так тебя зовет, а замуж. Была бы ты всю жизнь крепостной, спину на капитана гнула, пока из сил не выбилась. А так станешь хозяйкой в доме. Небогаты мы, но тебя в обиду никто не даст…
С приходским священником, отцом Ефимом, сговаривался лично Чаплыгин. Рассказал, что будет венчаться с дочерью однодворца Матвея Кофанова. И что та сирота, и замуж идет по доброй воле. Свидетелем вызвался быть сослуживец прапорщика, Дементий Халезев. Осталось только привезти Дарью к назначенному часу!
Вечером дворовая была сама не своя. Все заметили – волнуется сильно, места себе не находит. Но на все вопросы Дашка не отвечала ничего, только головой мотала. Утром встала еще раньше, чем обычно.
Прибрала волосы, надела лучший сарафан, повесила материны бусы… В телегу Чаплыгина, стоявшую на окраине села, она прыгнула сама. Легко и без малейших сожалений!
Их обвенчали без лишних проволочек. Батюшка благословил молодоженов, а они, после церемонии, отправилась в дом Чаплыгина. Скромно отметили свадьбу и осталась Дашка у мужа…
А в доме капитана Устинова подняли тревогу: пропала дворовая! Как след простыл! И к реке бегали – вдруг потонула? И лес прочесали. Нет Дашки. Неужто сбежала?
Вскорости молодой повеса, а теперь законный муж, повез новоявленную жену в Обоянь, на ярмарку. Приглядела себе Дашка обновы, но волновалась – хватит ли денег? Щедр был Чаплыгин, оплатил все, что понравилось жене.
И не заметил, что за ними пристально наблюдает староста Аким Кондратьев, прибывший на ту же ярмарку по торговым делам… Дворовую он узнал сразу, и, не мешкая, решил рассказать обо всем ее владельцу.
И разразился скандал! В дом Чаплыгина через день явились с обыском, забрали Дашку, увели прапорщика. На допросе, материалы которого сохранились по сей день, дворовая все рассказала, как знала. Про встречу, про уговоры, про свое решение и женитьбу.
Ситуация получалась запутанная: Дашку принадлежала барину, но теперь она была мужней женой. Законы церковные против законов государственных! Церковь велела ей следовать за мужем, и с ним же она приобрела статус свободной женщины!
Издавна на Руси повелось, что «по мужу роба». То есть, выйдешь за крепостного – сама станешь несвободной. Ну а коли пошла за офицера…
Хозяин требовал уплаты денег за свою собственность. Батюшку, которого ввели в заблуждение, заставили помогать проводить службы в храме Обояни – такое ему вышло наказание от церкви за обманное венчание.
Чаплыгин против денежной компенсации не возражал. Отдавать Дашку он никому не собирался. Так что дворовая для молодого повесы стала верной и преданной женой.
А шестнадцать лет спустя, 6 ноября 1801 года, обладатель миллионного состояния, граф Шереметев, взял в жены свою крепостную актрису, Прасковью Жемчугову. На самом высочайшем уровне случился такой же брак!
И с той поры подобные союзы уже мало кого удивляли. Ведь любви, по большому счету, все равно – крепостная или свободная. Не в этом счастье.
