— Или я, или он. – Сурово сказал отец.
Маша и так была бледна, а теперь и вовсе стала похожей на полотно.
— Куда же к нему? – Горько спросила девушка. – Он женат.
Поджав губы, мужчина во фраке вышел из комнаты. Разговор был окончен, и теперь Маше предлагали один жребий – срочно, пока не стали сплетничать вокруг, найти подходящего мужа. В 1891 году она сделала свой выбор.
Девочке было три недели, когда умерла ее мать. Рыдающий вдовец долго-долго держал в руках кружевную накидку своей любимой. Когда он отправился в опочивальню, накидка заняла то место, которое когда-то принадлежало Марии. Единственной отрадой Александра Даниловича Мейна оставалась Маша-младшая, крошка, которую поручили заботам швейцарской няни.
Отец души не чаял в девочке. Он мог позволить нанять для нее лучших учителей, чтобы Машенька сумела развить свои таланты. А их было немало! Она тонко чувствовала поэзию, прекрасно пела, делала очаровательные этюды, но самое поразительное – как она легко, почти без всяких усилий, осваивала любое музыкальное произведение.
«Музыка стекала с ее рук», — позже напишет дочь Маши.
А пока она срывала аплодисменты у отцовских гостей и смущенно краснела, когда ее осыпали похвалами.
— Из Машеньки может получиться выдающаяся пианистка. – Говорили Александру Даниловичу.
Он хмурился. Одно дело – увлекаться чем-то, получать радость от музыки для души… Другое – становиться настоящей пианисткой. Неужели он, респектабельный прибалтийский немец, человек с хорошим доходом и прочным положением, будет спокойно смотреть, как его дочь выставляют на потеху публике?
— Маша не может быть на сцене. – Качал головой Александр Данилович. – Да и пройдет это. Сейчас юна, потом выйдет замуж… С детьми и с супругом – какие рояли?
Вся ее нежная музыкальная душа затрепетала в один миг, когда ей исполнилось семнадцать лет. Первая любовь, первые признания… Избранник был обременен семьей, и не скрывал этого. Они чувствовали себя, как герои романа: между ними пропасть, а у них голова идет кругом, стоит только увидеть друг друга…
Тайные встречи – впрочем, вполне безобидные – продолжались около трех месяцев. Неопытное Машино сердце отказывалось успокаиваться. Однако обо всем узнал отец, и его вердикт был категоричен:
— Или я, или он.
«Какая влюбленность? – рассуждал он в кругу своих близки. – У Маши первый выход в свет, первые впечатления, балы… Даст Бог, найдется хороший порядочный человек, с которым она будет счастлива».
Ей поставили условие: надо выходить замуж. Маша онемела, пыталась возражать, но отец был непреклонен. Сразу два невыносимых удара – ей придется отказаться от своей музыкальной мечты и от человека, которого она любила…
…Предложение руки и сердца она восприняла с равнодушием приговоренного. Иван Владимирович Цветаев, вдовец с двумя детьми, искал себе спутницу жизни и мать для дочери и сына.
Прелестная девушка с серьезным лицом, о которой так много говорили ему, показалась Ивану Владимировичу подходящей партией. Великолепная музыкантша? Отлично. Лерочке будет у кого поучиться. Несколько европейских языков? Еще лучше! Андрюша будет тянуться за ней…
В жизни Цветаева уже была большая любовь – его первая покойная жена. Ее портрет остался висеть в гостиной, даже когда Иван Владимирович привез в дом свою вторую супругу. Маша подняла глаза на даму в темно-синем платье и поджала губы. Умершая смотрела на нее с насмешкой, словно говоря: «Тебе никогда не стать главной в этом доме!»
Но она попыталась. Строго и рассудительно повела хозяйство, вникая во все малейшие нюансы. Была рачительной, не тратила денег попусту, требовала отчетов от прислуги и идеальной чистоты. В доме Цветаева прежде была совсем другая атмосфера – веселая, чуть бесшабашная, а эта полунемка с ее сердитым взглядом принялась менять порядки…
Падчерица невзлюбила Машу, пыталась бунтовать. Ожидаемо, что после этого девочку немедленно отправили на обучение в институт благородных девиц. С Андрюшей было чуть легче, хотя и к нему мачеха не испытывала особой любви. Некоторым казалось, что она вовсе не способна любить.
«Папаша был уверен в том, — писала Маша в дневниках, — что любовь моя была просто вспышка неопытного сердца… Если бы он знал, что чувство живёт в душе моей, глубок и скрытно, но живет… С тех пор началась та тихая, постоянная томительная грусть, которая вошла в мой характер и совершенного его изменила».
Двух своих дочек – Марину и Анастасию – Маша воспитывала строго. Мечтала, чтобы старшая дочь пошла по ее стопам, чтобы сделалась пианисткой. В глубине души она приняла решение, что обязательно поможет Марине, если та решит выступать…
Но Марина не испытывала большой тяги к музыке, зато она любила сочинять стихи. Началась борьба: девочке просто не давали бумаги! А когда мать прочла ее поэтические строки, то подвергла их суровой критике. Марина сжалась и запомнила это навсегда.
О скупости Маши тоже ходили легенды. Однажды под дверь ее кабинета, где она проверяла счета, Настя просунула листок: «Мама! Сухих плодов, пожалуйста!». Эта записка растрогала мать и каждый из детей получил по половинке сухой груши к полднику… У семьи с достатком даже сахар выдавался не каждый день!
Младшую, Настю, более покладистую и спокойную, Маша явно любила больше. А Марина ее разочаровывала – слишком вспыльчивая, дерзкая, самолюбивая. Однажды посмела сравнить себя с самим Пушкиным! Мать одергивала ее, пыталась вразумить, но от этого Марина только еще больше хорохорилась…
Свою любовь она навсегда спрятала так далеко, что никто и не мог подумать, что она еще бушует в ней. Для Ивана Цветаева она стала идеальной женой – хозяйкой, советчицей и даже секретарем. Вела за него переписку с десятками людей по всему миру.
Устраивала приемы и «деловые завтраки», на которых собирались меценаты. Сопровождала его в путешествиях, когда он искал экспонаты для музея. А в свободный миг она шла к музыкальному инструменту.
Музыка стекала с ее рук. Только тогда можно было увидеть другую Машу – ту самую, с «неопытным сердцем» …
В 1902-м году у Маши нашли туберкулез. Цветаев готовил открытие музея изящных искусств, и жена, даже будучи смертельно больной, продолжала изо всех сил помогать ему. Когда ей стало совсем плохо, родные отвезли Машу в Тарусу, где у Цветаевых имелась дача. Там проходили ее последние дни.
Она уже была почти без сознания, а ее пальцы все еще летали над одеялом. Они повторяли давным-давно выученную музыкальную композицию. «Мне жаль музыки и солнца», — еле слышно произнесла Маша 5 июля 1906 года. Это были ее последние слова.
О ее дочери вы, наверняка слышали – это Марина Цветаева. Мать двух дочерей, из которых она также сильно любила одну и совершенно не выносила другую. Впрочем, это уже другая история.
