Окно было распахнуто настежь. Мороз пробирал до костей, но Варя уже ступила на подоконник. Злые нетрезвые голоса раздавались всё громче, а дверь вот-вот могла сорваться с петель. У неё была только секунда, чтобы решиться.
Перекрестившись, Варя шагнула в ночную мглу. На Цветном бульваре её нашли несколькими минутами позже: переломанную, дрожащую. Не далась ему Варя. Сберегла девичью честь. Вскоре об этом происшествии говорила вся Москва.
Тонкие Варины пальчики были словно созданы для клавиш пианино. Музыке она училась с самого детства, под бдительным присмотром матушки. Та когда-то служила гувернанткой в барском доме, и Варю тоже учили для этого: хорошая работа, всегда будет кусок хлеба!
В конце девятнадцатого века мода на иностранных учителей в России заметно схлынула, и в купеческие, да и в дворянские дома всё чаще стали приглашать русских молодых женщин с образованием, чтобы подготовить детей к поступлению в гимназии или помогать гимназистам справляться с уроками.
Она могла бы найти работу и в родной Калуге, но решила поехать в Москву – город большой, возможности огромные! Да и на родине ей было невыносимо тоскливо после смерти обожаемой матери.
Так что зимой 1890 года девятнадцатилетняя Варя аккуратно сложила вещи в саквояж и отправилась в путь. Денег у неё было немного, но хватило бы на первое время: снять комнату, дать объявление в газете и ждать, пока её пригласят на собеседование.
— Не боишься ты, Варенька, одна? – С ужасом говорила подруга Лиза. – Я бы в жизнь не поехала так далеко…
— Я и тут одна. – Вздохнув, ответила Варя. – У матушки в Москве знакомые остались. Если удастся их разыскать – может быть, и помогут по старой памяти?
Шум и толчея большого города сразу поразили Варю. Но ей не было страшно. Скорее, весело! Мимо мчались усатые ямщики, по тротуарам шагали куда-то по своим делам спешащие люди. А сколько витрин! Сколько огней!
На одни вывески можно было любоваться целыми днями: «Французское платье», «Кондитерская Абрикосова», «Шляпы для дам» … Сердце радостно замирало. Город понравился Варе. Пусть и шумный, зато в нём кипела жизнь!
Но довольно быстро оказалось, что в Москве всё очень дорого. Хороший номер в гостинице был Варе не по карману, да и косились на неё недобро: чего это барышня, без сопровождения, в номера селится?
— Тут для приличных. – Хмыкнул один портье, и Варя залилась краской.
Дело в том, что гостиничные номера часто использовали «желтобилетницы», так что подозрительные взгляды в Варину сторону были понятны. Если барышня была из хорошей семьи, то с ней обязательно должна быть горничная. Победнее?
Тогда сестра или матушка. А коли сирота… Ну что ж всякое бывает. Только приличный отель своей репутацией дорожил. Мало ли что! Лучше от таких постояльцев держаться подальше.
Вот поэтому побрела Варя, по рекомендации какого-то портье, в сторону Цветного бульвара. Сказали ей, что там ни о чём не спрашивают. Так и вышло. В гостинице «Черногория» всем было безразлично, какого Варя роду-племени, и зачем приехала в Москву.
Бедняжка не знала, что попала в самое логово тёмных сил. Это сейчас Цветной — центр города. А в 1890-м в эту часть Москвы старались просто так не захаживать. Владимир Гиляровский так писал об этих кварталах:
«Самым страшным был выходящий с Грачевки на Цветной бульвар Малый Колосов переулок, сплошь занятый плотинными, последнего разбора… домами. Подъезды этих заведений… освещались обязательно красным фонарем… На всех таких дворах не держали собак… Здесь жили женщины, совершенно потерявшие образ человеческий».
Варя сняла комнату на третьем этаже «Черногории», расплатилась сразу, а потом поднялась к себе и принялась составлять объявление для газеты.
Решила наутро же отправиться и подавать. Нельзя было долго оставаться в этом странном и неприятном месте, где пахло сыростью и грязью. А еще не понравился Варе сальный взгляд управляющего, которым он провожал её, пока она поднималась по лестнице.
Было уже темно, Варя легла спать, когда из коридора послышался шум. Голоса звучали нетрезвые, но девушка решила не обращать на них внимания. Однако внезапно постучались именно к ней.
— Заплачу! – С хохотом говорил мужской голос. – Да ты не бойся, у меня деньги есть!
Варя вскочила. Лицо её стало мертвенно-бледным.
— Да ну, давай же, открывай! – Продолжал мужчина. – Чего медлишь? Не обижу! Я расценки знаю!
— У… уходите! – Крикнула Варя. – Я закричу!
— Кричи, кричи. – Весело говорили в коридоре. – Мне это может и понравится.
Она все ещё думала, что кто-то ошибся. Что мужчина уйдет. Но вместо этого услышала слова, от которых у неё глаза расширились от ужаса: тот, кто стучался, приказал ломать дверь. Варя метнулась к окну. Другого спасения у неё просто не было.
Этаж был третьим, а на улице минус двадцать пять. Но Варя трясла ручку окна, пока она не поддалась.
Дверь в это время кряхтела под натиском, и явно не выдержала бы его. Краем глаза девушка увидела, что в комнате уже появился тот самый управляющий Фролов, что смотрел на неё. Перекрестилась, прошептала наскоро молитву и прыгнула вниз. Не далась ему.
Снег смягчил падение, и сломана оказалась только рука. Фролов что-то кричал Варе сверху, но она уже не слышала – от боли и ужаса. Потом сознание поплыло куда-то, и очнулась девушка уже в участке, куда её привели, накинув наскоро то ли одеяло, то ли чьё-то пальто…
В полубеспамятстве отвечала Варя на вопросы полицейского, рассказывала, как к ней вломился управляющий гостиницы «Черногория», как пришлось ей выпрыгнуть из окна…
Сердобольные люди нашлись, чтобы помочь Варе. Её вещи перенесли в другую гостиницу, вызвали лекаря. Рука опухла и не слушалась, а медик сразу понял — перелом. А потом начался суд. Ведь выходило, что своими поступками Фролов едва не лишил жизни девушку! Довел ее до отчаянного шага!
Происшествие попало в московские газеты, и о нём узнал адвокат Фёдор Плевако. Уже известный к тому времени, он любил необычные дела. И решил лично навестить девушку.
Варя рассказала обо всём без утайки. Как приехала в Москву, как всё произошло. Позже она говорила это и на суде.
— И что же вы, барышня, так сильно испугались, что прыгнули с третьего этажа на мороз? – Сдвинул брови судья. – Чего же такого страшного было в господине Фролове?
В зале кто-то прыснул. Варю уже пытались выставить в невыгодном свете – дескать, или сама была не трезва, или не поладила с Фроловым из-за цены. Место-то ведь знамо какое! Не для хороших барышень!
И тут взял слово адвокат Фёдор Плевако.
— Вам, должно быть, известно, — сказал он, — что в далекой Сибири водится зверок… Горностай. Судьба наградила его белой, как снег шубкой.
А когда он спасается от врага, готового его разорвать, а на пути встречается грязная лужа, он предпочитает повернуться к врагу и принять смерть, чем замарать свою шубку. Теперь вам, думаю, понятно, отчего девушка выскочила в окно!
Зал разразился аплодисментами. Пример, приведенный Плевако, так впечатлил всех, что Фролова быстро признали виновным. Он лишился имущества и был отправлен на каторгу. В документах того времени это называлось «приговорён к высшей мере». Позже, в двадцатом веке, эту фразу ошибочно трактовали как «расстрел». Но это было не так!
Вы спросите – а как же Варя? Какова её судьба? Рука у неё срослась, но о музыке можно было навсегда забыть. Дальнейшая её история, к сожалению, неизвестна. Но мне хочется верить, что у неё всё сложилось благополучно – девушка с такой силой духа просто не могла пропасть.
