«Я же не могу разделить ложе с отцом!», — прошептала она

Красавица Хван упала ничком на циновку и зарыдала. Это был ее отец! Человек, с которым она мысленно говорила с раннего детства, которого любила и которому верила, ни разу в жизни не встречаясь с ним.

Она верила, что когда-нибудь встреча состоится, когда-нибудь он расскажет, почему бросил ее мать у реки, на промозглом ветру, почему заставил незаконнорожденную Хван пройти через унижения и оскорбления.

Но она никак не ожидала, что ее первая встреча с отцом произойдет в Доме кисэн…

———

В 1503 году в древнем городе Кэсон корейского государства Великий Чосон юная дочь бедного писца по фамилии Джин И родила незаконнорожденное дитя. Это оказалась милейшая девочка. Мать назвала дочку в честь отца — Хван.

С янбаном (то есть, помещиком-феодалом) по имени Хван Чжин са дочь писца познакомилась случайно. Девушка стирала в речке белье, Хван, охотившийся в тех местах с луком, проходил мимо. Мужчине красавица приглянулась, он завел с ней неторопливый разговор, а затем пригласил в свой шатер, расположенный неподалеку.

Дочери писца, с первого взгляда влюбившейся в красавца-янбана, от случайной встречи у реки остались приятные воспоминания, муки расставания и имя навсегда покинувшего ее возлюбленного. Ну, и дочка, которую молодая женщина родила спустя девять месяцев в доме своего отца.

Для семьи незаконнорожденный ребенок был большим позором. Бедный писец кричал на дочь, грозился выгнать ее из дому и даже убить, но, к счастью, смирился. С тех пор семья Джин И стала уличным посмешищем. Редкий сосед упускал возможность посмеяться над «падшей девкой» и ее дочерью.

Насмешки, которым Хван подвергалась с детства, закалили ее характер. Кроме того, уже в возрасте 15 лет о девочке стали говорить как о невероятной красавице.

Повзрослевшие мальчишки, еще недавно смеявшиеся над Хван и показывавшие на нее пальцем, вдруг превратились в настойчивых ухажеров, от которых буквально отбою не было. Более того, многие взрослые мужчины, достопочтенные отцы семейств поглядывали на Хван маслянистыми взглядами, отпускали сальные шуточки и намеки.

Хван решительно отвергала все «ухаживания», однако в 16 лет она по уши влюбилась в 17-летнего парня с соседней улицы. Парень был красив и умен, но, вот беда, тяжело болел туберкулезом.

В 1521 году юноша скончался. 18-летняя Хван тяжело переживала смерть возлюбленного.

Между тем, соседки, — жены тех самых «достопочтенных отцов», — начали распространять слухи, будто девица Джин И совсем не блюдет себя. Злоба по отношению к семье Хван увеличилась настолько, что уже раздавались призывы к расправе. Чтобы не подвергать мать и деда опасности, Хван сбежала из дома.

Поблуждав по улицам, Хван прибилась к так называемому «Дому кисэн». Девушка была голодна, дрожала всем телом от холода, и, когда ее пригласили войти, не смогла отказаться.

Возможно, это был своего рода протест в духе: «Ах, вы считаете меня порочной, так я и буду порочной!». Впрочем, кисэн нельзя назвать обычной «бабочкой», порхающей по улицам в поисках подвыпивших работяг.

Кисэн — это уникальное корейское явление. В империи Корё, а затем в возникшем на ее обломках Великом Чосоне, кисэн — это, по сути дела, государственная крепостная, в чьи обязанности входило развлекать чиновников, влиятельных аристократов и богачей. Деньги поступали в казну.

Хван научилась танцам, пению, игре на музыкальных инструментах. У девушки внезапно открылся дар к поэзии: Хван начала сочинять проникновенные, глубокие стихи, что резко подняло ее статус как кисэн.

Юная Джин И свободно и непринужденно общалась с господами из высшего общества, легко поддерживала разговор практически на любые темы. Конечно, как и всем кисэн, ей приходилось и делить с мужчинами ложе, — редкий из гостей ограничивался только стихами, песнями и танцами.

Благодаря уму, красоте, остроумию и поэтическому таланту Хван Джин И очень быстро стала самой популярной кисэн в городе Кэсоне. К красавице стремились попасть не только богачи, но и представители высшей власти, самые влиятельные люди в государстве.

Стихи Хван были настолько проникновенными, что некоторые мужчины, приходя к ней, отказывались от ложа, платили за визит и, обливаясь слезами, удалялись восвояси.

По утверждениям современников, кисэн Хван была настолько красива, что ей даже не нужно было использовать косметику и делать замысловатую прическу. Девушка выходила к гостю, умывшись родниковой водой и зачесав волосы назад — и мужчина готов был пасть к ее ногам.

Мало-помалу слава Хван Джин И распространилась далеко за пределы Кэсона, и мужчины из высшего сословия, желавшие послушать стихи красавицы, насладиться ее остроумием, артистизмом и умениями на ложе, стали приезжать к Хван со всей страны. Естественно, она не могла принять столько гостей.

Джин И выкрутилась из ситуации. Подобно древнеегипетскому Сфинксу, она стала задавать претендентам на ее время невероятно сложные загадки. Лишь тот янбан, кому удавалось разгадать загадку, получал приглашение в ее комнату.

Однажды среди претендентов, томившихся у крыльца Хван, оказался некий янбан благообразного вида. Девушка вышла из дома, загадала мужчинам загадки, и единственным, кто разгадал их все, был тот самый благообразный господин.

Став победителем своеобразного соревнования, янбан назвал свое имя — Хван Чжин са. Красавица подняла голову, внимательно посмотрела на него — и отказала в посещении.

Янбан был поражен и разочарован, ведь он прискакал издалека.

Когда начальница Дома кисэн спросила Хван, почему та прогнала гостя, красавица едва слышно прошептала:

«Я же не могу разделить ложе с отцом!»

Стихи Хван стали невероятно популярны в народе. Молодая поэтесса первой в Корее начала писать сичжо — традиционные корейские трехстишия, — на любовную тематику. На русский язык стихи Хван переводила Анна Ахматова, Иосиф Бродский, Владимир Тихомиров.

Став именитой поэтессой, Хван наконец-то смогла оставить свою «государственную службу» в качестве кисэн. Она купила большой и красивый дом в Кэсоне, перевезла туда мать и деда.

Больше госпоже Джин И не нужно было принимать у себя мужчин, и она сосредоточилась на личной жизни. У Хван было несколько ярких романов, нашедших отражение в ее творчестве.

В 1544 году Хван Джин И скончалась в Кэсоне по неизвестной причине в возрасте 31 года.

В дальнейшем имя Хван стало культовым среди корейских кисэн. Девушки наизусть учили ее стихи, читали своим гостям. Многие, подражая знаменитой предшественнице, стремились к естественной красоте, отказывались использовать косметику.

Кисэн как явление существовали в Корее очень долго — вплоть до начала XX века. Государство не желало отказываться от такого стабильного источника доходов. Кроме того, девушек часто использовали в качестве сестер милосердия и даже с дипломатическими целями.

Известно, что самые красивые кисэн в начале XX века присутствовали на переговорах с японцами.

Правда, уже к середине XIX столетия кисэн мало чем отличались от обычных «бабочек»: поэзии, танцам, музыке девушек стали обучать значительно реже — спрос на культуру упал.

В 1945 году Корея была разделена на две части — Северную и Южную. В КНДР кисэн были официально запрещены и названы «дурной кровью».

В Южной так называемые «дома кисэн» работают до нашего времени, правда, они не имеют практически ничего общего с традиционной культурой кисэн — это просто аттракционы для туристов с наряженными девушками, исполняющими танец с мечами.

Что интересно, Хван Джин И, которая по современным раскладам, была бы северной кореянкой (Кэсон — город в КНДР), чтут в обеих Кореях. В Южной о знаменитой кисэн снимают сериалы, ее стихи преподают в школах. В Северной о Хван Джин И пишут книги.

Так, в 2002 году писатель Хон Сок Джун написал роман о личной жизни Хван — эта книга стала единственным северокорейским романом, получившим престижную литературную премию в Южной Корее.

Закончить эту статью хочется прекрасным стихотворением Хван Джин И в переводе Анны Ахматовой:

Гора всегда одна и та же, река изменчива всегда;

Она струится неустанно, и ей не обратиться вспять.

И человек реке подобен — уйдет и не вернется вновь.

Оцените статью
«Я же не могу разделить ложе с отцом!», — прошептала она
— Я жду ребёнка, гражданин, — умоляла княгиня, — отсрочьте приговор