21 ноября 1938 года судебный медик, не вынимая папиросы изо рта, буднично выстукивал на пишущей машинке: «Труп женщины, 34 года, среднего роста, правильного телосложения, хорошего питания…»
В результате многолетней работы у немолодого врача чувство жалости давно притупилось. Но почему-то ему по-отечески было жаль именно эту женщину, такую молодую, такую ухоженную и такую несчастную.
Стряхнув серый столбик пепла, он дописал посмертное заключение: «Смерть наступила в результате отравления люминалом».
…Стройная молодая женщина склонилась над детской кроваткой и снизу вверх посмотрела на мужа.
— Коленька, назовем девочку Наташей?
— А что… Красиво — Наталья Николаевна.
Невысокий мужчина в военном кителе приосанился и как будто бы стал выше ростом. На лице женщины расцвела улыбка и она порывисто обняла мужа.
Пятимесячная девочка потянулась во сне и раскинула руки, словно обнимая весь мир. Так Евгения Соломоновна и Николай Иванович Ежовы стали приемными родителями. О настоящих родителях девочки нам ничего неизвестно. Ежовы унесли эту тайну с собой.
По одной из версий, маленькая Наташа была дочерью референта советского посольства в Лондоне, расстрелянного вместе с женой по приказу Ежова. По другой — дочерью самого Ежова.
…В сентябре 1929 года, отдыхая в санатории по профсоюзной путевке в Сочи, 25-летняя Женечка Хаютина встретила 36-летнего Николая Ивановича Ежова, занимавшего тогда пост заместителя наркома земледелия СССР.
Яркая темпераментная брюнетка произвела на Ежова впечатление и он начал за ней красиво ухаживать. Прошлое девушки его не смутило. Ему было известно, что едва окончив школу, в семнадцать Женя Фейгенберг вышла замуж за обычного слесаря, взяв его фамилию — Хаютина.
Вместе с мужем она переехала в Одессу, где познакомилась с молодыми литераторами — Валентином Катаевым и Юрием Олешей, которые помогли Женечке найти работу в московской газете «Гудок».
Переехав в Москву, Евгения ушла от мужа к директору московского издательства «Экономическая жизнь» Александру Гладуну. С Гладуном Женечкина жизнь преобразилась.
Муж был очарован и ослеплен ею: у Женечки появились украшения, модные платья и шелковые чулки. Вскоре Александр был направлен на работу в Лондон и Хаютина последовала за ним.
Прожив год в Англии и вращаясь в кругу дипломатов, Евгения, казалось, достигла предела мечтаний, но внезапно сказка оборвалась. Из-за шпионского скандала Александр Федорович был отозван в Москву.
Евгению командировали в Берлин, где она работала машинисткой в советском торгпредстве до конца 1928 года. В Берлине у нее закрутился сумасшедший роман с писателем Исааком Бабелем. Десять лет спустя арестованный за антисоветскую деятельность Бабель опишет свою связь с Женей Хаютиной совсем не романтично.
«В первый же день приезда я зашел в торгпредство, где встретил Ионова, знакомого мне еще по Москве. Ионов пригласил меня вечером зайти к нему на квартиру. Там я познакомился с Гладун, которая, как я помню, встретила меня словами: «Вы меня не знаете, но вас я хорошо знаю. Видела вас как-то раз на встрече Нового года в московском ресторане».
Вечеринка у Ионова сопровождалась изрядной выпивкой, после которой я пригласил Гладун покататься по городу в такси. Гладун охотно согласилась. В машине я убедил ее зайти ко мне в гостиницу. В этих меблированных комнатах произошло мое сближение с Гладун, после чего я продолжал с ней интимную связь вплоть до дня своего отъезда из Берлина».
В начале 1929 года Евгения вернулась в Москву. Красивая и легкомысленная Женя обожала танцы, особенно фокстрот, и шампанское.
Поклонников у нее было море и в их числе оказался и Николай Ежов. Ох уж эти тонкие обнаженные руки, эти насмешливые карие глаза Женечки!
Начиналось все красиво. Прогулки по сочинским набережным и паркам, поздние ужины, танцы и подарки. Однажды Николай увидел на лотке забавную статуэтку гномика, чем-то напоминавшего его самого.
Расплатившись с продавщицей, Ежов вложил гнома в Женину ладошку:
— Пусть это будет нашим талисманом.
Однажды Ежов тихо попросил: «Выходите за меня. Прошу Вас!»
Женя согласилась и развелась с Гладуном ради более перспективного супруга. Маленький ростом, кривоногий Ежов был услужливым и добросовестным на любом рабочем месте, за что Сталин ласково называл его Ежевичкой. Карьера Николая шла вверх и вскоре он стал наркомом внутренних дел.
Чем конкретно занимается супруг Женя не вникала — у нее появилось собственное дело. Евгения Соломоновна стала заместителем главного редактора журнала «СССР на стройке», созданного Максимом Горьким.
Получив статусного мужа, Женечка устроила в своей роскошной квартире светский салон, где принимала знаменитостей — Утесова и Шолохова, Эйзенштейна и Бабеля, актеров, журналистов и партийную элиту. В московском бомонде Женю прозвали «Стрекозой» за веселый, легкий нрав и любовь к развлечениям.
Вы только представьте себе — детство в провинциальном Гомеле, юность и первое замужество в — веселой Одессе, молодость и второй брак — в Лондоне, любовные истории и светские развлечения в Берлине, третий, самый перспективный и удачный, брак — в Москве. Стрекоза вытянула счастливый билет!
Ежов частенько возвращался домой лишь под утро, предпочитая обществу жены дружеские посиделки в компании своих приятелей. Как отмечал Исаак Бабель, близко знавший Евгению, «супружеская жизнь Ежовых первого периода была полна трений и уладилась не скоро».
Женя мечтала стать матерью — но тщетно, сказались, видимо, ошибки молодости. Поняв что забеременеть ей не удается, стала просить мужа о приемном ребенке. И вот тогда в 1932 году они удочерили малышку, которую назвали Наташей.
Девочка росла в атмосфере любви. Приемные родители в ней души не чаяли. Кудрявая и темноволосая Наташа была удивительно похожа на Евгению. Лето семья проводила на правительственной даче в поселке Мещерино.
У вечно занятой Евгении времени на ребенка не хватало и супруги наняли няню. Марфа Григорьевна ухаживала за малышкой и любила как собственную внучку.
Николай Иванович тоже обожал малышку. Очевидцы описывали такой случай. После работы Ежов приехал на правительственной машине на дачу. Охрана приветствовала босса, гости выходили из машины. Из глубины сада раздался детский крик:
— Лосадка! Моя лосадка…
Черноволосая крошка с глазами-вишенками, в пестром платьице, выбежала к воротам и обхватила приемного отца за ноги. Николай Иванович засмеялся и встал на четвереньки, а девочка села ему на спину, колотя по его бокам ножками.
Николай Иванович на четвереньках пополз к дому, то и дело целуя ножки девочки. Наташа подгоняла его, заливаясь счастливым смехом.
Женя оказалась рациональной и любящей матерью: ее заботило Наташино здоровье, будущее, образование… Для дочери она наняла преподавательницу музыки, читала Наташе книги и подбирала детскую библиотеку. Маленькая девочка сразу стала главным человеком в семье, и, конечно, совместные заботы о ней сильно сблизили родителей.
Появление ребенка стабилизировало жизнь семьи. Евгения слыла гостеприимной хозяйкой — на столе изящные букеты живых лилий и роз, русские блины с черной икрой, заливной судак, цыпленок в коньячном соусе, шампанское льется рекой!
У Ежовых гостей всегда ждал накрытый стол и непринужденная обстановка, позволяющая приятно провести время, поговорить и потанцевать.
Многие, чего уж скрывать, были влюблены в жену наркома. Евгения играла на рояле, пела и кружилась в танце, была всегда обаятельна, весела и полна планов. Дом — полная чаша, любящий и всесильный муж, подрастает дочь…
В 1938 году идиллия закончилась. Счастье и беззаботность из этой яркой жизни уходили постепенно. Ежов стал много пить. Начали пропадать завсегдатаи литературного салона. Арестовали бывших мужей Жени — и Лазаря Хаютина, и Александра Гладуна.
Сталин в одной из приватных бесед с Ежовым упомянул неразборчивость Евгении в связях. Иосиф Виссарионович порекомендовал Ежову как следует подумать, поговорить с женой и решить для себя вопрос о разводе.
Беседа окончилась истерикой Женечки. Ежову стало известно, что его жена встречалась с Михаилом Шолоховым в номере гостиницы «Националь». Женя пыталась убедить мужа:
— Поверь, это была деловая встреча! Скажи Сталину, что ты мне полностью доверяешь!
— В «Национале» стояла прослушка. Ваше свидание запротоколировано в деталях. Вот распечатка. Читай.
Женя побледнела, но быстро взяла себя в руки. Николай сел за стол и налил себе водки. Глаза Ежова наливались кровью.
Надо сказать, что сам Ежов не отличался верностью. Так уж сложилось, что он сожительствовал с лучшей подругой Жени — Зинаидой Гликиной. Многочисленные безымянные женщины встречались с Ежовым на конспиративной квартире на Гоголевском бульваре.
Женя об этом знала. В конце концов, она прощала Николаю шалости, смирилась с его легкомысленным поведением и уже не так болезненно реагировала, как в первые годы супружества, особенно если не видела в этом опасности для их брака.
Но то, что случилось сейчас… Напившись, Ежов оскорблял Евгению и принялся избивать. Только вмешательство подруги, оказавшейся в гостях, заставило Николая прекратить побои.
Евгения понимала: рушится жизнь, рушится ее брак. Две ее ближайшие подруги (Зинаида Гликина и Зинаида Кориман) вскоре были арестованы. Евгения понимает, что она — следующая. Это был конец всему: работе в журнале, благополучию, да и жизни в конце концов!
Депрессия, бессонница, слезы, панические атаки… Ежов отвез Евгению в подмосковный санаторий имени Воровского привести в порядок расшатавшиеся нервы. На Евгению Соломоновну была заведена медкарта с диагнозом «астено-депрессивное состояние». Ее лечащим врачом была Екатерина Гольц.
Наивно веря в справедливость, Евгения из больницы отправляет письмо лично товарищу Сталину:
«Меня лечат профессора, но какой толк из этого, если меня сжигает мысль о Вашем недоверии ко мне. Клянусь Вам моей старухой матерью, которую я люблю, Наташей, всем самым дорогим мне и близким, что я до последних двух лет ни с одним врагом народа, которых я встречала, никогда ни одного слова о политике не произносила…
В личной жизни были ошибки, о которых я могла бы Вам рассказать, и все из-за ревности. Но это уж личное».
Письмо осталось без ответа. В отчаянии Евгения написала второе письмо к Сталину и ответа также не получила.
Евгения отправила письмо мужу и вскоре получила от него посылку, переданную через Ивана Дементьева, с фруктами и еще кое-чем. Открыв коробочку, она увидела фигурку гномика* — черную метку, особый знак.
Внутри безделушки находились таблетки сильнодействующего снотворного — люминала. Женя все поняла правильно: круг замкнулся. 19 ноября 1938 года Евгения разом выпила все таблетки.
Николай Ежов на похоронах Евгении не был. Ареста нарком ждал давно, находясь в затяжном запое, что не преминул отметить Сталин:
«…Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат — говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК — говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом — оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный».
Одному из своих ближайших знакомых и собутыльников Владимиру Константинову Ежов признался: «Мне, думаешь, легко было расставаться с Женькой! Хорошая она была баба, а вот пришлось принести ее в жертву, потому что себя надо спасать».
Спастись не удалось. Не успел Ежов прийти в себя после смерти жены, как 24 ноября 1938 года был освобожден от обязанностей наркома внутренних дел.
3 февраля 1940 года Николай Ежов, хваставшийся, что «почистил 14 тысяч чекистов», был приговорен Военной коллегией Верховного Суда СССР к «исключительной мере наказания» — расстрелу. В день расстрела он попросил:
— Наташу, дочь, не троньте!
Наташу не тронули. Няня, Марфа Григорьевна, искренне привязавшись к девочке, хотела забрать ее и увезти в деревню. Ей не позволили. Шестилетнюю Наташу отправили в пензенский детский дом, поменяв в ее документах фамилию на Хаютину (фамилия Евгении по первому мужу). Девочка после потери родителей стала замкнутой и неразговорчивой.
Окончив школу, Наташа поступила в ремесленное училище (путь в ВУЗы ей был заказан) и получила профессию часовщика. Позже она окончила музыкальное училище и работала учительницей музыки в Магаданской области.
Наташа родила дочь, но замужем так и не побывала, зато воспитала пятерых внуков. В годы Перестройки она безуспешно добивалась реабилитации Ежова, оставшегося в ее памяти любящим отцом, в чем ей было, конечно, отказано.
Наталья Хаютина умерла в 2016 году, оставив после себя книгу воспоминаний «Одна против всех». Всю жизнь ее мучил один вопрос: «Кто же я?», на который она так и не получила ответа.
О судьбе приемной дочери Ежовых Василий Гроссман написал рассказ «Мама». Девочку там зовут Надей.
«Ее пятимесячная память не могла удержать на своей поверхности того, как гудели в тумане автомобили, как на платформе лондонского вокзала мама держала ее на руках, и женщина в шляпке грустно говорила: «Кто же нам теперь будет петь на посольских семейных вечерах».
Но втайне от нее самой, в ее головке затаился и этот вокзал, и лондонский туман, и плеск волны в Ламанше, и крик чаек, и лица отца и матери в купе мягкого вагона, склонившиеся над ней при приближении скорого поезда к станции Негорелое…»
* По предположениям Симона Себаг Монтефиоре, автора книги «Сталин. Двор Красного монарха» Ежов подарил Хаютиной гномика в начале их отношений.
Историк Никита Петров на страницах издания «Сталинский питомец» — Николай Ежов» высказывает версию о том, что супруги, скорее всего, условились о том, что фигурка гнома станет своеобразным условным сигналом к тому, чтобы Хаютина добровольно ушла из жизни.
