Она глядела на всех, как затравленный зверёк. Рваный сарафан скинула прямо в сенях, рывком, со злостью. А потом закуталась в материнскую шаль и легла на лавку. Про Алевтинин позор в деревне быстро прознали: была с помещиком, а теперь принесёт в подоле! Местные мужики начали потихоньку сговариваться – нельзя такое спускать. Хватит. Не первая история! Шел 1809-й год.
Помещика Межакова на Вологодчине знали все: богатый, влиятельный, управы на него нет. Со своими крестьянами обращался без малейшей жалости. За каждую крошечную провинность – кнут. Император Павел I повелел, чтобы крепостные отрабатывали барщину три дня, а у себя в поместье Межаков говорил: пять! И как поспоришь? К кому обратишься?
Но больше всего негодовали местные, что повадился Межаков ходить к местным девушкам. Кого уговаривал, кому обещал денег и подарки, а кого и заставлял. В 1807 году испортил Межаков семнадцатилетнюю Марью из деревни Семенково, а в начале следующего понесла от него дочка дворецкого, Агафья. Хорошенькая Алевтина с пшеничными косами тоже попалась барину.
Алевтину считали видной невестой: ладная, стройная, работящая. А голос какой! Как затянет песню и подругами-девушками, заслушаешься… Мать мечтала, что выйдет дочка замуж за хорошего парня, уже и подходящего присмотрели – Данилу Ефимова.
Был он крепостным другого помещика, Зубова, но тот был барин добрый. Обещал всё уладить, как до свадьбы дело дойдет. А теперь? Кому нужна опозоренная невеста?
Тихий плач Алевтины разрывал матери сердце. Данила пришел к их дому, чернее ночи. Его не пустили на порог – пусть дева прольёт слезы. Не надо ей бередить раны. Вся деревня гудит, словно улей. Мало Алевтине горя?
Что случилось с Алевтиной – говорили открыто. Заманил ее к себе барин Межаков. Находились и те, кто осуждал: не знала, каков хозяин? Бежать надо было. Лучше кнут, чем такое… Разорванный сарафан зашить можно, а вот честь назад не вернуть. Теперь придется Алевтине, как дочке дворецкого, Агафье, идти к дому барина. Поселит ее во флигеле, если будет милостив…
Бурлила деревня, неделя за неделей. Алевтина старалась редко показываться из дому, ведь уже ничто не могло скрыть, что она «принесёт в подоле». «К середине лета ждите», — деловито говорила повитуха.
Но пока был солнечный майский день. Ничего не подозревающий помещик Межаков выехал в коляске из своего дома, чтобы проверить, как расчищают рощицу на границе его владений. Неделей раньше налетел сильный ветер, повалило немало деревьев.
Надо было привести все в порядок. Отрядили на это четырёх крепких ребят. Однако за рощицей прятались еще несколько. Вот их-то Межаков увидеть никак не ожидал: 24 мая 1809 года раздались два выстрела. Расстояние было близкое, помещик умер на месте.
Округа забурлила. Почти никто не сомневался, чьих рук это дело. К вечеру и придумывать ничего не нужно было – задержали Данилу Ефимова и сообщника его, Дениса Яковлева. Те отпираться не стали, во всем сразу признались.
Оказалось, что планы такие вынашивались давно, причем его вдохновителем стал дворецкий Сомов. Еще один участник, приказчик Николаев, тоже имел свой «зуб» на Межакова, притеснявшего крепостных без всякой на то причины.
«В доме его давали слово, — записано в материалах дела, — в нужном случае друг друга не выдавать, целовали в знак верности образа… Место, где нужно было подкараулить барина, сообщили или приказчик, или дворецкий».
Павел Межаков, сын помещика, настаивал на самой суровой каре. В январе 1810 года суд приговорил троих участников «заговора» к двумстам ударам кнутом и к вечной каторжной работе. Остальных – к ста пятидесяти ударам и ссылке в Нерчинск.
Установили, что причастных было четырнадцать человек. Некоторые просто знали о готовящемся нападении на Межакова, и «куда надо» доносить не стали. Их отправили в Сибирь, поскольку новый владелец поместья не желал держать их у себя.
Алевтина с ее маленьким сыном, рождённым в середине июля 1809 года, осталась жить в той же усадьбе Межакова, и дальнейшая судьба ее неизвестна. Данила Ефимов умер на каторге в 1815-м. Крепостное право в России отменили в 1861-м году.
