«Вместе со своими министрами он состряпал свирепый приказ о так называемых «кухаркиных детях»: чтобы в гимназии ни за что не допускались дети рабочих, мастеровых, кучеров, судомоек, приказчиков, грузчиков, швей», — негодует маленький герой повести «Серебряный герб» Корнея Ивановича Чуковского.
Повесть автобиографична и в уста исключенного из гимназии ребенка автор вкладывает свои собственные эмоции и переживания.
Будущий знаменитый детский писатель Николая Корнейчуков (настоящее имя К. И. Чуковского) был отчислен из пятого класса гимназии по причине низкого происхождения на основании документа, который в народе называли «Циркуляром о кухаркиных детях».
Действующий с 1886 года циркуляр «О сокращении гимназического образования» рекомендовал не принимать в учебные заведения тех детей, родители и попечители которых не могут обеспечить им необходимые условия обучения. В числе необходимых условий были перечислены наличие собственной комнаты и служанки в доме.
Таким образом гимназии освобождались от «от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одарённых гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию».
На вопрос маленького героя: «Какая же царю радость, если мы все останемся неучами?», учитель объясняет ему, что «какая же радость царю, если из тебя выйдет студент? Какая ему будет от этого выгода? Богатые, они не пойдут бунтовать, а которые бедные, да еще из простых, — ого-го!».
Император Александр III подписал Циркуляр «о кухаркиных детях», действительно стремясь сократить количество недовольных студентов, весьма досаждавших ему своими недовольствами, философствующими кружками и подстрекательством.
Интересно, что Российская Империя, допуская к обучению детей из низших сословий, в этом обгоняла Европу, где подобное станет возможно только несколько десятилетий спустя. Циркуляром правительство не ставило прямой запрет, а создавало условия для отчисления или отказа в приеме.
Эффекта это не возымело, за следующие десять лет доля учащихся «низших» сословий возросла в университетах (с 25 % до 48 %) и мужских гимназиях (с 38 % до 43 %), а в женских составила 48,7 %.
Николай Корнейчук был принят в гимназию, когда Циркуляр уже действовал, и был отчислен через пять лет. В повести он объясняет свое отчисление социальной несправедливостью:
Главное в том, что у мамы моей нет ни такого дома, как у «вдовы подполковника Тюнтиной», ни таких бань и трактиров, как у матери Зуева, ни такой лавки, как у братьев Бабенчиковых, ни такого ресторана, как у Сигизмунда Козельского, — у нее ничего нет, кроме рук, стертых до крови от стирки чужого белья. Оттого-то и решено не допускать меня до университетской скамьи.
Справедливо было это отчисление или нет сказать сложно, поскольку более пяти лет руководство гимназии закрывало глаза на происхождение гимназиста, а циркуляр к этому времени во внимание уже практически не принимался.
