Лидию Таланкину-Крылову осудили на десять лет и отправили в какой-то уральский лагерь. Адвокату И. Брауде не удалось смягчить её вину перед законом, хоть он пытался апеллировать фактами серьёзного психического расстройства своей подзащитной.
Судмедэксперт Фелинская эти факты отвергла, утверждая, что, подробно излагая в дневнике хрестоматийные симптомы своей мнимой душевной болезни, Таланкина, напротив, демонстрирует критическое к себе отношение, что она даёт взгляд со стороны, рефлексию, а это является признаком душевно здорового человека.
Вскоре адвокат Брауде умер, дело стало потихоньку забываться. Как вдруг через год после объявления приговора в кабинет члена Мосгорсуда Чувилиной, которая собственноручно санкционировала приговор, собственной персоной является наша героиня. Всё такая же Баба-Яга, только со здоровым румянцем на щеках. Видно уральский климат пошёл ей на пользу.
Счастливая Таланкина-Крылова расцеловала Чувилину, долго благодарила за внимание к ней, уверяла, что в восторге от того, как прошел судебный процесс. Потом кляла Фелинскую и даже всплакнула о Брауде, добром ангеле её души.
После она попросила вернуть дорогие её сердцу реликвии: дневник и заспиртованный детородный орган своего убиенного мужа. Дескать для правосудия они уже никакого значения не имеют.
Поражённая Чувилина виду не подала и отыграла свою партию превосходно. Она заверила Лидию Степановну, что всенепременно, тотчас выполнит её нижайшую просьбу и принесёт ненужные прокуратуре вещдоки и, оставив её наедине со своей секретаршей, ушла из кабинета.
Через 10 минут Чувилина вернулась, но без вещдоков. И не одна, а с конвоем… Опытный судебный работник Чувилина взяла на себя смелость действовать незамедлительно, полагая, что уральский суд скорей всего нарушил закон. Приговор Таланкиной-Крыловой никем не был отменен и стало быть, оставаясь в силе, должен был исполняться дальше.
И Чувилина разгадала этот ребус точно. Позже выяснилось, что Таланкина влюбила в себя и начальника зоны, где отбывала наказание, и старшего по должности врача из медчасти. Несколько месяцев обучала их таинствам любви, о которых в своей глухомани они не имели ни малейшего представления.
Порабощённые её магией два мужика воспылали ревностью друг к другу. Но вовремя встрепенулись. Обоюдно уразумев, что от этой злой ведьмы надо поскорей избавиться. К тому же обученные урокам любовных утех, они вполне могли найти себе нормальных партнёрш.
В итоге лагерный медврач собрал новую экспертную комиссию, состоящую из уральских врачей, и нашу героиню признали душевнобольной. Чтобы не затевать многосложный новый процесс местная Фемида пошла по кратчайшему пути: тамошние судьи освободили Таланкину от дальнейшего отбытия наказания по состоянию здоровья. Стоит вспомнить, что тогда это часто практиковалось «для разгрузки колоний».
Возможно, если бы она обосновалась где-нибудь в провинции и вела неприметную жизнь, все бы о ней вскоре забыли. Но подобное поведение не соответствовало натуре Таланкиной-Крыловой. И пришлось ей отбывать свой срок дальше.
Но наша героиня не собиралась сдаваться. Она забрасывала письмами все судебные инстанции. И вот на седьмой год её заключения над ней смилостивились.
В письме на имя заместителя председателя Президиума Верховного Совета СССР Юстаса Палецкиса, который, как она слышала, был тонким ценителем балета, она писала: «Я дошла до полного истощения, у меня язва желудка, и я ничего не могу есть. А ведь я могла бы еще подлечиться и быть полезной… Я 20 лет скитаюсь по тюрьмам.
Судимость явилась следствием болезни, полученной из-за первого незаконного ареста в 1938 году. Шесть лет я тогда скиталась по тюрьмам за одно то, что танцевала в концерте в японском посольстве, пока с горя не сошла с ума и не была отправлена в больницу с депрессивным психозом. Если бы не это, никогда в жизни не стала бы преступницей.
Муж (Корженевский) бил меня, изменял мне. Дважды я пыталась уехать от него, но он возвращал меня силой. Отчаяние мое дошло до предела, и в 1954 году я стала причиной его смерти».
То есть теперь Таланкина подавала себя в виде невинной жертвы. Запросив её характеристику в лагере, высшие инстанции постановили освободить раньше срока несчастную «балерину», заменив её срок на условный. В 1962 году Таланкина объявилась в Москве и активно занялась обустройством новой жизни.
Она попросила и получила компенсацию за отмененный к тому времени приговор по первому делу за шпионаж. История со шпионажем произошла с ней ещё до войны, и она стоила ей и её мужу Крылову многого. Как она уверяла, что мужу дали большой срок. А сама Лидия Степановна (неведомо какими методами) сумела свой срок ещё до войны себе скостить.
Как она говорила, что им с мужем не простили посещения японского посольства в 1938 году и вскоре их объявили японскими шпионами.
Но позже оказалось, что её муж Василий Крылов вопреки действовавшим в эпоху репрессий порядкам не только не был арестован или как минимум изгнан с работы, но продолжал трудиться в ЦК ВКП(б) и умер от воспаления легких в 1941 году.
Была ещё одна неприятная история у Лидии Степановны незадолго до замужества с Корженевским, когда её уличили в том, что она занималась сутенёрством и поставляла девушек в какие-то серьёзные структуры власти, но погорела с этим «мероприятием». Впрочем была осуждена лишь условно.
Но этого было мало, и она ходатайствовала о дополнительной материальной помощи и помещении её, не имевшей ни кола ни двора, в дом ветеранов сцены, условия в котором, естественно, значительно отличались от обычных домов престарелых.
Однако для сладкой жизни за госсчёт в доме ветеранов сцены нужна была сущая малость — доказательство причастности к театральной работе. Вот тут у Таланкиной-Крыловой и вышел полный пролёт. Ни одного документа, подтверждающего её образования ни в одном архиве обнаружено не было.
Дирекция Кировского (Мариинского) театра, работу в котором часто описывала наша героиня, сообщила, что Таланкина-Крылова никогда не числилась в его балетной труппе.
В феврале 1964 года дело об определении в дом ветеранов сцены само собой заглохло, и Таланкина-Крылова больше не напоминала о себе ни властям, ни обществу. Как сложилась потом её судьба никому неизвестно.
На суде 1954 года вызванная свидетелем знаменитая Клавдия Петровна Шульженко называла знакомую ей Таланкину «артисткой, которой не повезло» и отмечала ее «отзывчивость, скромность, даже девичью застенчивость». Пожалуй, в каком-то смысле Лидия Степановна Таланкина-Крылова и была артисткой, правда далеко не застенчивой. Можно сказать, что даже демонически талантливой.
