Его единственная Надежда

Девятнадцатилетняя Надя Хазина была девушкой смелой и решительной. Она успела поступить на юридический факультет, отучиться два семестра, но быстро разочароваться в будущей профессии, потому оставила учебу и решила посвятить себя искусству, записавшись в мастерскую художницы Александры Экстер.

1 мая 1919 года художница Надя отправилась на день рождения к поэту и переводчику Александру Дейчу в киевское кафе с говорящим названием «Х.Л.А.М.» — «Художники. Литераторы. Артисты. Музыканты». Было весело и многолюдно. Молодежь сдвинула столики и праздник начался.

Неожиданно вошел молодой человек — смешной, сутулый, небритый, неважно одетый, с грустными карими глазами и длиннющими ресницами. Его звали Осип Мандельштам. Поприветствовав именинника и собравшихся гостей, он смущенно поклонился почему-то одной Наде, приветствуя всех прекрасных дам в ее лице:

— Приветствую прекрасных киевлянок!

Мандельштама усадили за стол. Он читал свои стихи и не сводил с тоненькой смешливой Нади глаз. Гостям стало очевидно: они присутствуют при зарождении новых чувств. Симпатия была обоюдной и мгновенной. Эти двое с праздника ушли вместе.

Юная Наденька и двадцативосьмилетний Осип сошлись сразу, легко и бездумно. Она не строила далеко идущих планов, ей было просто хорошо и уютно с ним. Красавицей Надю назвать было нельзя, но и уродиной она не была. Прекрасными были ее задумчивые миндалевидные глаза на нежном матовом лице, обрамленном пепельными прямыми волосами, подстриженными по моде.

«Резко выдающиеся вперед зубы, огромный рот, крючковатый нос и кривоногость…» — злобно напишет потом о Наде Эмма Герштейн, близкая знакомая семьи Хазиных, но фотографии свидетельствуют об обратном…

Надя выросла в достатке, училась в лучшей частной гимназии Аделаиды Владимировны Жекулиной, знала французский, немецкий и английский; ездила с родителями во Францию, Германию, Италию и Швецию, а в Швейцарии прожила два года. Осип тоже ездил за границу, но это были другие поездки — вагоны третьего класса и самые дешевые гостиницы.

Он — сын порвавшего с общиной мелкого купца-еврея, мастера-перчаточника, несостоявшегося раввина.

Она — младшая дочь блестящего юриста, присяжного поверенного судебной палаты Якова Аркадьевича Хазина, имевшего два диплома Санкт-Петербургского университета — математического и юридического, и врача-гинеколога Веры Яковлевны, окончившей Высшие женские медицинские курсы при Медико-хирургической академии.

Это удивительно, но обоих Надиных братьев звали в точности так, как и двух мандельштамовских, — Шура и Женя.

Мандельштам, считавший, что их встреча — не случайность, признался девушке в любви в письме: «Ты вся моя радость. Ты сделалась до того родной, что я говорю с тобой, зову, жалуюсь тебе. Звереныш мой! Мы с тобою, как дети, — не ищем важных слов, говорим что придется… Я… для тебя буду жить, потому что ты даешь мне жизнь, сама того не зная… Твой уродец».

Через пару недель их, абсолютно счастливых, увидел поэт Дейч:

«Появилась явно влюбленная пара — Надя Х. и О. М. Она с большим букетом водяных лилий, видно, были на днепровских затонах…»

Купив простенькие синие колечки на подворье Михайловского монастыря, молодые люди вроде бы как в шутку обменялись ими. В конце лета Мандельштам уехал, но забыть свою Надю так и не смог.

Он имел возможность бежать с белыми в Турцию из Крыма, но предпочел остаться. Осип вернулся за Надей в Киев только через полтора года. Они поженились 9 марта 1922 года.

Георгий Иванов спросил его: счастлив ли он с Надей? Поэт поделился: «Так счастлив, что и в раю быть не может. Так счастлив, что за это, боюсь, придется заплатить. И дорого…»

Надя всегда отличалась веселым нравом, умела преодолевать трудности, была дерзкой и независимой. Она была из первой женщиной в Петербурге, которая облачилась в брючный костюм. Жили Мандельштамы очень скромно в каких-то комнатах, кладовках, клетушках, но не унывали.

Женой Надежда оказалась прекрасной: организовала быт, из ничего научилась готовить кулинарные шедевры и стала Осе незаменимой помощницей. Именно своей Наденьке он диктовал свои стихи, а она редактировала и делала всю черновую работу его переводов.

Как многие творческие люди, Мандельштам был человеком увлекающимся. Однажды Надя узнала о плохо скрываемом романе своего мужа с ослепительной красавицей поэтессой и актрисой Ольгой Ваксель, по прозвищу Лютик. Роман случился во время болезни Нади: у нее обострился туберкулез.

Отец Мандельштама, зашедший как-то проведать сына и заставший его с Ольгой, в то время когда Надя лежала больная в постели, заметил: «Вот хорошо: если Надя умрет, у Оси будет Лютик…»

Ольга Александровна Ваксель оставила воспоминания о Мандельштаме:

«Однажды он снял номер в «Англетере» и назначил мне встречу там, чтобы переговорить о том, что касается только нас. Я загодя знала, что это будет и пришла изречь, что мне все это надоело и я больше не смогу случаться у них, он пришел в этакий страх, плакал, становился на колени, уламывал меня жалеть его, говорил в сотый раз, что он не может без меня существовать и так дальше…

Скоро я ушла и больше у них не бывала».

Приревновав, Надежда написала прощальное письмо и собрав вещи, решила покинуть их общий с Мандельштамом дом. Осип осознал, что может в одно мгновение потерять близкого и дорогого человека. Это было немыслимо и он удержал Надю в дверях. После этого Осип отказался от встреч с Ваксель.

Они худо-бедно сводили концы с концами, живя его переводами и Наденькиной редактурой, а в 1933 году наконец получили двухкомнатную квартиру, единственное за всю жизнь первое собственное жилье в Нащокинском переулке Москвы.

Мандельштама погубила пощечина, которую он, вступившись за жену, дал «красному графу» и любимцу Сталина писателю Алексею Толстому. Схватившись за щеку, Толстой крикнул: «Да вы еще не знаете, что я могу сделать!»

Толстой побежал жаловаться Горькому: «Мы покажем ему, как бить русских писателей!»

Ночью 14 мая 1934 года Мандельштама арестовали. Приговор, вынесенный на самом верху, гласил: «Изолировать, но сохранить». Осипа выслали в Чердынь на три года, а Наде позволили сопровождать его в ссылку.

Затем супругам позволили самостоятельно выбрать себе город для проживания из списка разрешенных. Они выбрали Воронеж и делили на двоих нищету, голод, трудности. Сломленный Мандельштам писал Пастернаку: «Я очень болен и вряд ли что-либо может мне помочь… И тем, что моя «вторая жизнь» еще длится, я всецело обязан моему единственному и неоценимому другу — моей жене».

В 1937 году супруги смогли вернуться в Москву, а в мае 1938 года Мандельштама вновь арестовали. Накануне ареста Надежде Яковлевне приснились иконы. «Сон не к добру, — напишет. — Я в слезах разбудила Осю. «Чего теперь бояться, — сказал он. — Все плохое уже позади».

Его отправили в пересыльный лагерь под Владивостоком, где он вскоре скончался на 48-м году жизни. 15 декабря 1938 года Надежда Мандельштам телеграфом отправила в лагерь денежный перевод. Она не могла знать, что жить Мандельштаму оставалось всего двенадцать дней.

Последнее письмо от Нади он уже не прочтет.

«Ося, родной! Пишу в пространство. Не знаю, жив ли ты. Услышишь ли меня. Знаешь ли, как люблю. Я не успела сказать, как я люблю. Я не умею сказать и сейчас. Я только говорю: тебе, тебе… Ты всегда со мной, и я — дикая и злая, которая не умела просто плакать, — я плачу, я плачу. Это я — Надя. Где ты?..

Каждая мысль о тебе. Каждая слеза и каждая улыбка — тебе. Я благословляю каждый день и каждый час нашей горькой жизни, мой друг, мой спутник, мой слепой поводырь…

Осюша — наша детская с тобой жизнь — какое это было счастье. Наши ссоры, наши перебранки, наши игры и наша любовь. Теперь я даже на небо не смотрю. Кому показать, если увижу тучу?»

Двадцать лет она петляла по огромной стране с чемоданчиком, в котором было только необходимое, меняя города, и терпеливо ждала часа, когда можно будет достать из тайника и опубликовать стихи Мандельштама и свои воспоминания о нем. Сдав экстерном экзамены, Надежда окончила Ташкентский университет.

В 60-е годы она преподавала в Псковском университете на кафедре иностранных языков. Надежда Яковлевна умерла в 1980 году.

Юрий Табак рассказывал: «Бесконечно работоспособная Надежда Яковлевна, получив напечатанные в Париже воспоминания, легла в постель и заявила, что свой долг выполнила и хочет «к Оське».

Оцените статью
Его единственная Надежда
Где моё золото?