Его обаяние магнетически действовало на самых красивых женщин, а он считал себя Квазимодо. Король французского шансона Серж Гензбур.
«Ну я и cвoлoчь!»
Однажды Гензбур, изрядно покривлявшись от робости, показал Арно свои сочинения. И вскоре патронесса вытолкнула его, ни живого ни мертвого от страха, на сцену «Милорда». Мало того, она еще и включила его песни в свой репертуар. И вот уже Жак Канетти, король французского шоу-бизнеса, спешит заключить с ним долгосрочный контракт.
Его приглашает в гости сам Ив Монтан. «Ну, выкладывай, парень, кем хочешь быть, — поэтом, певцом, композитором?» — снисходительно поинтересовался мэтр у новичка. Гензбур, который несколько месяцев рыскал в поисках исполнителя для своих песен, ляпнул: «Всем!» Красивое лицо Монтана окаменело.
Изобразив самую милую улыбку, на прощанье Гензбур добавил: «Мои тексты — не для вас. Я сам их спою».
Выбор сделан. Ему тридцать. Его экстраординарная внешность — находка для светских хроник: оказывается, у него физиономия коварного итальянца времен Возрождения, уши летающего слона, а рот — алая буквица. Его даже в кино приглашают — исключительно на роли злодеев: текст сводится к репликам вроде «Хватай- убивай!» и зловеще-фантамасовскому «ха-ха-ха».
Он обожает шашлыки, бурбон и Эдгара По. Он поет для своих ровесников — пресыщенных интеллектуалов, иначе говоря — для избранных. Какой из него, к черту, народный герой!
На обложке второго альбома Гензбур изображен с букетом роз и пистолетом, и надпись:
«Тем, кому понравятся мои песни, я посылаю розы, в противном случае — открываю огонь!»
Дня не проходит, чтобы его не обвинили в цинизме, мрачном пессимизме и женоненавистничестве. Соблазн по Гензбуру есть насилие, а все женщины подразделяются на две категории — «фpигидныe» и «послушные». Главное для женщины — будь красивой и молчи.
Детка, кто из нас ведет?
Вроде бы я. Так закрой свой рот!
Сигару? Там где-то осталось виски…
Пошарь в бардачке… Слышишь, киска?
Гензбур пояснял:
«Пусть я paзвpaтник, но это приводит меня в отчаяние. На самом деле в любви я сохранил веру в идеал. Мои героини — фея Мелюзина, Офелия, Ослиная Шкура и Вивьен Ли. Меня не в чем упрекнуть. Если бы я был paзвpaтником, разве было бы мне так тошно после каждого aкта?»
Приятельница и любoвница Гензбура Сильви Риве рассказывала, что ему ничего не стоило притащиться под утро с извинениями вроде: «Мне такая девчонка подвернулась — закачаешься! Ну я и cвoлoчь!» И это было так смешно, что ему все прощалось. Самым верным защитником Гензбура стал великий Борис Виан. Когда критики «линчевали» Сержа за чрезмерное увлечение темой супружеской неверности, он писал:
«Можно подумать, что это Гензбур изобрел aдюльтep. Получается, пока не появился этот мepзавец, мы все были непорочны, как агнцы?»
Любимица публики певица Жюльетт Греко, яркая брюнетка с волевым лицом, берет Гензбура «на поруки» и записывает пластинку с его песнями в своем исполнении.
Греко всерьез взялась за него и даже сумела-таки внушить, что лопоухость, которой он так стыдится – дар божий. Позже певица призналась:
«Я не могла понять, почему мои знакомые, все эти светские львы и тигрицы, называли Гензбура упырем. Я считала, что он самый прекрасный мужчина на земле».
«Вы еще будете драться из-за моих трусов»
В марте 1959 года Гензбур вместе с другими звездами отправляется в турне по Франции. Адские гастроли, скажет он впоследствии. Он так боится провинциальной публики, что умоляет осветителя во время его выхода врубить все прожектора — он готов ослепнуть, лишь бы не видеть «этих рож». К тому же все автографы и визги поклонниц достаются Жаку Брелю (который вдобавок отбил у него Сильви).
А чуть позже в Италии Гензбура ждет полный провал. Итальянская пресса исходит желчью в его адрес. Нечего было соваться в страну «бельканто» со снобистской манерой цедить сквозь зубы! Во время одного из светских раутов подвыпивший Гензбур скажет с ухмылкой:
«Ну ничего, не пройдет и двух лет, как вы будете драться из-за моих трусов!»
Грядут 60-е. Мир сотрясают волны «йе-йе». Вселенская битломания. Именитым мэтрам шансона приходится нелегко. Они должны либо ютиться на интеллектуальных «островках» вроде маленького театра Ля Юшетт, либо косить под тинейджеров. И Гензбур осыпает «сюсетками» («леденцами», как он называет бесхитростные песенки) беззубых «йейешек».
А потом в нем просыпается здоровое честолюбие:
«Негоже французской песне тащиться на прицепе у Америки. Нужно воспевать реалии современности – бетон, лифт, телефон, а не гундосить о том, что кто-то там кого-то бросил… Я поведу французскую песню за собой! Современная французская песня — это я. Новая волна — это тоже я!»
И он пробует себя во всех жанрах; танцует от африканских и кубинских ритмов, рэггирует, жонглирует словами и даже сочиняет на смеси двух языков – «франглийском». В этот опасный переломный период с 1964 по 1969 год им написано более 100 песен, музыка к нескольким кинофильмам, рок-мюзикл «Анна», военный марш для израильской армии…
Гензбур входит в моду. И если его порой и подмывает переметнуться во вражеский стан йе-йе, то это только потому, что он давно мечтает о собственном «роллс-ройсе».