Стоя на пороге церкви, он напряженно вглядывался в мрак улицы. Наконец, раздался долгожданный стук колес. Из подкатившей кареты показалась бледная как смерть девушка, протянувшая дрожащую ладонь. Вместе тайные влюбленные вошли под своды церкви, где седой священник провел тихую церемонию.
А после, обнявшись, сели в разные кареты и разъехались. Такова была свадьба одного из самых известных архитекторов екатерининской эпохи.
В семье сенатского обер-прокурора Алексея Афанасьевича Дьякова было пять дочерей и все они, без сомнения, могли рассчитывать на выгодные партии. Сестры, благодаря положению и связям отца, входили в высшее общество, где имели определенный успех.
Каждая из девушек обладала своим неповторимым шармом: одна отличалась красотой, другая — начитанностью, третья замечательно играла на арфе…Мария, появившаяся на свет в 1755 году, превосходно пела, а также обладала несомненным сценическим талантом. Гости Дьяковых, очарованные ее выступлениями, высоко ценили ее артистизм, утверждая, что она могла бы сравниться и с профессиональными певицами.
Оттого, возможно, и поклонников у прекрасной Маши было немало. Сватались к ней, в числе прочих, и граф Сегюр, и поэт Хемницер, но всех претендентов на ее руку и сердце Алексей Афанасьевич считал недостойными. Он был твердо убежден, что дочь заслуживает самого лучшего.
Неудача ждала и Николая Александровича Львова, будущего талантливого архитектора, приходившегося Маше троюродным братом. Молодые люди вместе принимали участие в любительских постановках и однажды поняли, что их связывает нечто большее, чем дружба или родственные чувства. Однако старшие Дьяковы, невзирая на мольбы дочери, согласия на брак не давали, а потом и вовсе отказали Николаю от дома.
По мнению Алексея Афанасьевича, причины для этого были достаточно вескими: юный Львов не отличался завидным положением. Он прибыл в столицу из деревни в Тверской губернии. И, хотя подавал большие надежды, все еще не имел ни существенного дохода, ни даже постоянного места жительства, квартируясь у более состоятельных друзей. Какой уж из него жених?
Тем временем, Маше исполнилось 23 года, а подходящей партии все не находилось. Родители девушки стали волноваться: на поиски достойного кандидата в мужья были брошены все силы, что приводило влюбленных в настоящее отчаяние. В конце концов, они решили действовать. На помощь несчастной паре пришел друг Николая, Василий Капнист, который был помолвлен с Александрой, младшей дочерью Дьяковых.
В ноябре 1780 года Василий вызвался сопроводить свою невесту вместе с ее сестрой на бал. Но вместо того, чтобы сразу поехать к дому, в котором намечалось торжество, карета отправилась к церкви Живоначальной Троицы на Васильевском острове, где уже ожидал Львов.
Тайный брак состоялся, но проблемы молодых не разрешились: Маша все так же продолжала жить в родительском доме, отсылая прочь всех кавалеров, а Львову запрещено было даже ее навещать. Виделись они украдкой, встречаясь лишь на приемах или в гостях у Капнистов. И с каждым днём положение становилось все более отчаянным: Николай понимал, что рано или поздно терпение Дьяковых закончится. Тогда Маше, под давлением обстоятельств, придется сообщить семье правду.
Однако скандал разразился совершенно по другому поводу. Алексей Афанасьевич был заподозрен в злоупотреблении служебным положением и предан суду. Положение Маши на брачном рынке оказалось совершенно незавидным, ведь репутации Дьяковых был нанесен страшный удар.
Львов от любимой не отказался. Напротив, он приложил все силы, чтобы достичь воссоединения с тайной женой. Не покладая рук архитектор трудился над проектами, превосходя порой и более опытных коллег: его имя вскоре стало известно, а число заказов возросло. За первой успешной работой — собором святого Иосифа в Могилёве, последовали и другие…
Благосостояние Николая Александровича увеличивалось, имя его было известно. Теперь он стал завидной партией, к которой приглядывались и хлопотливые маменьки, и деловитые отцы юных дочерей. Однако у Львова была на уме лишь одна девушка: он вновь просил руки своей Маши. На этот раз Алексей Афанасьевич, с которого все же сняли обвинения, препятствий чинить не стал.
По непонятной для непосвящённых родственников причине молодые настояли на том, чтобы венчаться в Риге. Там, в узком кругу близких людей, Николай Львов сделал заявление о том, что свадьба состоялась целых четыре года назад. Дьяков-старший, несмотря на опасения дочери, новоявленного зятя не осудил, предпочтя закрыть на историю глаза.
Брак этот оказался счастливым. Супруги обустроили родовую усадьбу — Никольское — и обзавелись пятью детьми. Увы, отмеренным им срок был недолог: Николая Александровича Львова не стало, когда ему едва исполнилось 50. Мария, очень горевавшая по мужу, угасла в 1807 году, пережив его лишь на четыре года.
