В средневековом доме часто бывало холодно, и зимой домочадцы предпочитали протапливать только одно помещение. Там и устраивались на ночлег: на самых удобных местах – хозяева, поодаль – дети. Поблизости размещалась и прислуга. Но прошли века и у супругов стало модным заводить разные спальни. Даже придумали объяснение, зачем это нужно и почему так важно.
Королева Франции Мария-Терезия, супруга Людовика Четырнадцатого, жаловалась на невнимательность мужа. Положа руку на сердце, она была права – государь предпочитал проводить время с другими. Но когда королева в очередной раз произнесла: «Доколе?», французский правитель ответил фразой, тщательно задокументированной историками:
«- Разве не в одних покоях мы находимся с вами после заката?
— Да, сир, — с удивлением отозвалась Мария-Терезия.
— Так чего же вам еще нужно?»
Пришлось согласиться – да, король выполнял все свои обязанности исправно. А что он делал в другое время, Марию-Терезию просили не беспокоиться.
В семнадцатом веке мужья и жены могли оказаться в разных опочивальнях только по одной причине – если нехорошо себя чувствовали или вообще находились за сотни миль друг от друга. Несколько иначе обстояло дело у правителей. Да, король и королева могли иметь собственные покои, но «навещать друг друга» было обязательным делом.
Кроме того, у государя имелся свой распорядок дня, был разработан церемониал пробуждения со всеми нюансами: кто подает туфли, кто рубашку, кто отвечает за сохранность парика. Такой же церемониал имелся и при утреннем туалете королевы. Две толпы придворных – свита короля и свита его супруги – в одних покоях бы просто не поместились!
Представители знати в своих домах разбредались по разным опочивальням только достигнув определенного возраста. Молодым супругам предписывалось находиться поблизости друг от друга: им нужно было обеспечить продолжение рода. Часто мои читатели удивляются: известно же, вот у этой пары были не самые лучшие отношения! И у них появилось столько детей! Да, потому что «долг превыше всего».
Яркий пример – герцог Филипп II Орлеанский. Его женили на мадмуазель де Блуа, незаконной дочери Людовика XIV. Высокородное семейство было оскорблено, но так хотел король. Супруги жили сложно. И все-таки стали родителями семерых отпрысков.
Еще в XIX веке мужья и жены редко оказывались порознь. В «Унесенных ветром» Скарлетт предлагает своему третьему мужу, Ретту Батлеру, нарушить традицию, и вскоре узнает, что общество Атланты буквально бурлит: разные опочивальни для того времени – немыслимое дело. Прослышав о нововведениях в семье Батлеров, рядовые американцы были потрясены.
А вот в конце позапрошлого столетия появились ученые, которые начали уверять: дыхание одного спящего может не лучшим образом повлиять на другого. Находились исследователи, всерьёз считавшие (как ни странно это звучит), что во сне силы одного человека могут перейти к другому. А британский натуралист Альфред Рассел Уоллес и вовсе заявил:
«Пока один будет расцветать, другой завянет».
Уоллес и его коллега Ричардсон свои теории расписывали в журналах, ссылались на исследования. С них все и началось. Прогрессивная публика бросилась покупать односпальные кровати, которые, по мнению ученых, были во всех смыслах лучше широких, предназначенных для двоих. Мода захватила всю Европу, перекинулась она и на США. Оборотистые производители мебели уверенно кивали головами: «Да-да, надо прислушиваться к мнению ученых!»
Для среднего класса это был еще и дополнительный повод для гордости: теперь-то и мы можем себе позволить! Раньше ютились в комнате все вместе, а теперь у каждого — по опочивальне. В английских домах конца XIX-начала XX века в порядке вещей было распланировать 5-6 крошечных спален. Зато каждый получал свой уголок.
В американских фильмах 1930-х годов действовал особенный «Кодекс Хейса», названный в честь президента Ассоциации производителей и прокатчиков фильмов. Уильям Хейс, из строгой пресвитерианской семьи, настаивал, чтобы кино очень аккуратно касалось темы отношений супругов. Кино того времени поддерживало теорию – у каждого своя кровать.
Так что разные спальни использовали короли, некоторые представители высшей знати, а все остальные поддались этому увлечению в конце XIX века. Сходить на нет оно стало только со второй половины двадцатого столетия.
