Высокий мужчина плотно закрыл шторы, и Маша попятилась назад. В следующее мгновение дверь закрылась, а после раздался звук запираемого замка. Она была в этой комнате, как в темнице. Растерянный ребенок уже собирался заплакать, но ласковый женский голос приободрил ее: «Ну же, Машенька, будь умницей!».
«Мадамы» — как называл гувернанток граф Разумовский – пытались вылепить из русских девочек настоящих светских француженок. Две дочери графа, Наташа и Лиза, даже говорили на родном языке с большим трудом. Зато как танцевали! Как грациозно держали в руках веера! А вот Аня была совсем из другого теста: обожала слушать нянюшкины сказки, подпевала сенным девушкам, когда те, за рукодельем, затягивали песню…
— Да ты у нас дикарка, — насмешливо говорила Наташа Разумовская про свою сестру. Она вообще свысока смотрела на остальных, поскольку пользовалась особой, исключительной любовью отца. «Сирена» — такое прозвище ей дали в доме – всегда поступала исключительно по своему разумению.
Эту фамилию при Дворе знали очень хорошо. Один из Разумовских занял при императрице Елизавете Петровне почетную должность фаворита. «Ночной император», шептались в столице, даже стал тайным мужем государыни. Утверждали, что Елизавета Петровна венчалась с Разумовским в подмосковном селе Перово. Милостям, которыми государыня осыпала своего любимца (а заодно и всю его семью), не было числа. Из бедных пастушков и певчих в церковном хоре они выбились в первостатейные вельможи. А сколько богатств они нажили!
При новой императрице, Екатерине II, Разумовским жилось также привольно. Всех дочек графа Кирилла пристроили во фрейлины. Правда, не одновременно. В ту пору ближайших к государыне девушек должно было оказаться не больше двенадцати. Поэтому Аня Разумовская получила фрейлинский шифр только, когда ее сестра Наташа вышла замуж. Фрейлины – это исключительно незамужние девушки!
— Да и ты замуж выйдешь быстро, — взбивая волосы, весело говорила Наташа. Она любовалась на свое отражение в зеркале. К свадьбе императрица щедро одарила ее роскошными бриллиантами, которые теперь блестели буквально везде – на запястьях, в ушках, в волосах… Долго Наташа выбирала женихов, но согласием ответила только человеку, к которому испытывала настоящую любовь. Выбрала себе скромного офицера Измайловского полка по фамилии Загряжский…
Слова сестры оказались пророческими. Едва Аня перебралась во дворец, как и ей нашлась партия – действительный камергер Василий Семенович Васильчиков посватался к девушке. Она не хотела, не собиралась идти под венец так рано…
Но брак благословила сама Екатерина Вторая! Дело в том, что другой Васильчиков в то время был ее собственным фаворитом… И, желая сделать ему приятное, указала семейству на очень богатую и очень хорошенькую невесту.
26 апреля 1773 года, в Царском Селе, в присутствии самой императрицы, сыграли свадьбу. Постоянным домом для молодоженов стал особняк на Миллионной, в двух шагах от резиденции Екатерины. Там же, в начале следующего года, Аня произвела на свет свою первую дочь, которую назвали в честь императрицы.
В сентябре 1776-го пришел черед порадоваться сыну, Алексею. А на следующий год семейство Васильчиковых пополнилось еще одним мальчиком, Александром. Но когда Аня была беременна четвертым ребенком, ее жизнь резко переменилась.
Васильчиковы разом потеряли все. Императрица отправила в отставку фаворита и теперь не желала видеть в Петербурге никого из его родни. Пришлось спешно продавать особняк и уезжать в Москву. Там-то, в сентябре 1779 года, и издала свой первый крик девочка Маша.
— Бедная ты, бедная, — скорбно повторяла Анина сестра, Наталья Загряжская. Она частенько теперь наведывалась в дом родни, играла с племянниками и непременно являлась туда с гостинцами – пряниками, засахаренными орешками, леденцами. Больше всего игрушек и сладостей доставалось маленькой Маше. О, с этой девочкой Наталья была готова возиться часами!
Усталая после многочисленных родов, Аня не возражала. Очень трудно далось ей рождение Маши, часто теперь болели то спина, то голова. Вдобавок, финансовые дела у Васильчиковых шли далеко не блестяще. А вот у Натальи, наоборот, скопились немалые средства. И ей… некому было их оставить.
В ранней юности Наташа Разумовская не блистала красотой, а с годами и вовсе подурнела. Вдобавок выяснилось, что имеется у нее природный недуг, который не позволяет ей стать матерью. Вот поэтому, глядя на малышей, которые окружали ее сестру, все чаще она погружалась в раздумья.
Маша обожала свою «тетеньку». Тянула к ней ручки, хохотала, когда Наталья сажала ее к себе на колени. Была совсем крохой, когда Загряжская однажды тихонько вывела ее во двор, а потом подвела к своему экипажу.
— Покатаемся в карете? – весело предложила она.
От мерного покачивания и цокота копыт, Маша быстро уснула. А когда очнулась, то уже лежала в уютной спаленке, среди подушек и пышных кружевных одеял. На резном комоде с мраморной крышкой выстроились в ряд фарфоровые куклы. Чего только не было в этой комнате!
— Погости у меня немного, ангел мой, — ласково говорила тетенька Наталья.
Маша не возражала. Она принялась играть, потом настало время обеда… Когда зазвонил дверной колокольчик, тетенька как-то странно дернулась. Велела Маше не выходить из комнаты, играть дальше. А потом Маша услышала голоса – взволнованные, торопливые. Мама! Там внизу явно была ее мама!
Ребенок бросился вниз, несмотря на тетушкин запрет. Но ее перехватил по дороге какой-то лакей, который и отвел Машу обратно. Плотно закрыл шторы, а потом и вовсе запер девочку на ключ. Когда Наталья вернулась к племяннице, та была сильно испугана.
— Будь умницей, — ласково произнесла она.
«Меня украли, когда я была ребенком», — позже вспоминала Марья Васильевна Васильчикова. Она не один раз спрашивала о матери, просила позволения увидеться с ней. Но тетушка сжимала губы и отвечала отказом. Однажды Маше показалось, что она слышит за окном тихий зов матери… Даже ссорилась с Загряжской из-за этого! Но Наталья оставалась непреклонна.
Ей пришлось смириться. Домой назад – не отпустят. Да и зачем идти? Чем больше проходило времени, тем дальше оставались воспоминания. Вот уже и матушкиного лица она бы не воспроизвела по памяти. А у тетушки Натальи было красиво, богато, все заботились о ней. Пылинки с нее сдували!
Васильчиковы еще не раз предприняли попытку вернуть свою дочь. Тогда состоялся откровенный разговор, и Загряжская прямо заявила: Машу не отдаст. Более того! У нее большие планы на ее будущее. Все свое имущество оставит ей! А коли Васильчиковы будут сопротивляться, то Маша ничего не получит.
— В нищету ее хотите отправить? – ехидно спрашивала Загряжская у сестры.
Сестры долго не разговаривали друг с другом. Наталья перестала навещать Аню, да и та не пустила бы ее на порог. Лишь много позже им удалось кое-как договориться друг с другом. Примириться с неизбежным.
Аня с той поры переменилась. Стала более набожной, даже мечтала уйти в монастырь. Муж отговорил в последний момент.
Маша выросла красавицей и умницей, а тетушка исполнила обещание – подписала завещание, в котором делала ее своей наследницей. Благодарная племянница целовала ей руки и поклялась назвать свою дочь в ее честь.
В сентябре 1799 года к очаровательной Маше внезапно посватался граф Виктор Кочубей. Великолепная партия, о которой мечтали многие девушки, составилась легко и быстро – уже два месяца спустя молодых обвенчали. Правда, после этого графу с женой пришлось очень быстро уехать из России. Выяснилось, что столь внезапное сватовство было практически бегством Кочубея: император Павел I планировал женить его на своей фаворитке, но тот отказался. Разъяренный государь жаждал мести за такое неповиновение.
Впрочем, за границей Маша с супругом прожили недолго. Уже после воцарения Александра I вернулись в Петербург, где их ждало блестящее будущее: великолепная карьера для графа (позже он удостоился княжеского титула), удел великосветской дамы для Маши. Тетушка Загряжская повсюду сопровождала эту семейную пару и была подле племянницы до самой своей смерти.
В браке у Кочубеев было тринадцать детей, из которых они оплакали восемь. Обещание Маша выполнила – ее первая дочь была названа Натальей, и ее считают юношеской любовью Александра Сергеевича Пушкина.
Маши не стало в 1844-м, она пережила своего мужа на десять лет. А историю похищения девочки современники несколько раз упоминали в своих мемуарах.
