-Что, хороша? — усмехнулся Иван Степанович, перехватив взгляд Прохора, брошенный им на девчонку, подавшую к столу закуски. — Так я тебе ее дарю! Владей во всех смыслах!
Прохор Иванович Жданов был дворянином. Только принадлежность к дворянскому сословию не всегда означала богатство и процветание. Единственным богатством Прохора было образование: он знал языки. Этим был вынужден и кормиться на первых порах.
Нанялся Прохор в семью помещика, отставного поручика Ивана Степановича Путяты: учить английскому его сынка-недоросля. Хорошо учил, истово. Родитель был доволен. А когда курс окончился и пришла пора расчета, пригласил Путята учителя откушать чем Бог послал.
Крепостных, которые прислуживали в доме, мало кто замечал. Как мебель, только живая. Суетятся, подают, прибирают. Молчаливые, опрятные. Попробуй, появись распустехой в доме барина, особенно если у того гости, сразу узнаешь, почем фунт лиха. На конюшне мигом вобьют науку через спинку и ниже.
Дашутка робела: в доме недавно, взяли ее из деревни, еще недавно она босоногой девчонкой по деревне бегала — гусят пасла. Пригожая, румяная, веселая всегда. Когда девчонку одели в платье, в котором надлежало появляться в господском доме, испугалась: разное ботали, а вдруг барин приставать начнет?
Может, начал бы, да попалась сенная девушка на глаза гостю, учителю юного барчука, а Иван Степанович, усмехнувшись, взял, да и присовокупил девку к жалованию учителя. А чтобы уж совсем щедрость выказать, подарил еще и паренька, Семку. Так вдвоем и поехали «подарки» на телеге в новый дом.
Новый Дашуткин хозяин был беден, но ласков. Прислуживала за столом, обихаживала гардероб нового господина. Его вскоре в Санкт-Петербург позвали, стал Прохор Иванович инспектором Морского шляхетного кадетского корпуса, жалование стали платить приличное.
Еще до отъезда к новому месту службы позвал молодой барин Дашутку «постель стелить». Что означала эта «работа» девушка знала: насмотрелась в доме помещика Путяты. Девушки после посещения спальни господина вели себя по-разному. Кто-то плакал навзрыд, не смея глаз поднять на подруг и матушку, если таковая жива была. А кто-то даже гордился особым положением при барине.
-Хоть час, да мой! — говорили бойкие.
Длился фавор недолго: сказывались последствия ласки барина и девушку, которая понесла, отправляли в деревню, иногда выдавали замуж за какого-нибудь вдовца, согласного принять чужой приплод, иногда девушки возвращались — малыша велено было определить «в дети» в другую крестьянскую семью, а ей — вернуться и служить по-прежнему.
Когда Дарьюшка поняла, что она будет матерью незаконного отпрыска Жданова, то страшно испугалась: куда ее теперь? Призналась барину, в ноги кинулась, умоляя не разлучать с ребенком. Барин проявил милость: выдал Дашу замуж за того самого Семена, с которым их вместе когда-то подарили. Жениться на крепостной, признать дитя Прохор Жданов и не думал.
-Это у них, богатых, есть такие причуды, — рассуждал дворянин. — Им вольнО крепостных в жены брать, а я жалованием живу. Жениться надобно выгодно. А так, чего гляди, карьера прахом пойдет.
Но Семен для Даши был мужем лишь номинальным. Прохор Иванович от себя ее не отпустил. В 1786-м появилась на свет девочка, назвали Катенькой, а через два года родила Дашутка еще одну дочь. Имя ей барин выбрал красивое, заковыристое — Нимфодора. Отчество девочки получили по официальному родителю, с которым матушка была законно в церкви обвенчана. И фамилию позже получили от него же. Семеновы, да еще и Семеновны.
Дальнейшая судьба Дарьюшки и Семена Семенова не прослеживается. Вероятно девочки Катя и Нимфодора получили от отца вольные грамоты. В 1800-м году, когда Прохор Иванович Жданов упокоился, его незаконнорожденные дочери учились в Санкт-Петербурге, в театральной школе известных некогда актеров и педагогов Рыкалова и Дмитриевского.
Куда еще было податься плодам незаконной связи, дочерям барина от дворовой? Замуж бы их, бесприданниц невнятного происхождения, не взяли, по крайней мере, в приличную семью. Оставить на волю судьбы — совестно. Ремесло актрисы в те времена не было почетным. Иногда его даже приличным не считали.
В «актерки», как презрительно называли блиставших на сцене дам женщины и мужчины высшего сословия, попадали иностранки или падшие девушки, ну и — такие, вот, байстрючки. Актрисам дарили цветы, им аплодировали, восторгались их талантом, но и предостерегали от них своих великовозрастных сынков: любить можно, жениться — не сметь.
А у Катеньки и Нимфодоры талант был! И внешность была выигрышная. Первой успеха добилась Екатерина, дебютировавшая в 1803-м на сцене знаменитой Александринки. Два года спустя ее зачислили в труппу этого театра. Роли давали главные, романтические. Зритель «на Семенову» повалил.
-Она прекрасна, посмотрите на ее профиль! Просто древняя камея! Тонкая, изящная красота, необыкновенная! Блистательная, — шептались поклонники.
Особенно удавались Екатерине роли в классических трагедиях и драмах. Правда, критики отмечали, что актерское образование Семеновой оставляет желать лучшего, для разработки ролей она пользовалась советами мастеров, многое копировала. В то время в Петербурге блистала другая служительница Мельпомены — француженка мадам Жорж. Город буквально разделился на два лагеря театралов: одни стояли за Семенову, другие за Жорж.
«Говоря об русской трагедии, говоришь о Семёновой — и, может быть, только об ней. Одарённая талантом, красотою, чувством живым и верным, она образовалась сама собою. Семёнова никогда не имела подлинника. Бездушная французская актриса Жорж и вечно восторженный поэт Гнедич могли только ей намекнуть о тайнах искусства, которое поняла она откровением души», — это Пушкин, дамы и господа!
Сама Жорж признавала, что ей остро не хватает напора и темперамента Семеновой. Катенька со временем стала капризной — успех избаловал. Еще бы! Ее портрет писал Карл Брюллов, ее благосклонности искал князь Иван Алексеевич Гагарин! 15 лет они прожили вместе душа в душу, Катенька еще и отказывалась от сделанного предложения руки и сердца, опасаясь, что это повредит ее карьере.
Три дочери и сын этой пары родились до венчания родителей и носили фамилию Стародубские. В 1826-м Семенова-старшая оставила сцену, через два года она стала Гагариной! Невероятная судьба: от незаконной дочери крепостной девушки до княгини!
Не менее удачно складывалась и судьба Нимфодоры Семеновой. После окончания театральной школы девушку зачислили в труппу Каменноостровского театра Санкт-Петербурга, а там капельмейстер обратил внимание на вокал актрисы. Нимфодора стала учиться петь, на слух, так как нотной грамоты не знала.
Нимфодора блистала в амплуа инженю, исполняла партии и в оперных постановках. Критики, конечно… критиковали, писали о слабом певческом таланте, но неизменно отмечали отличную актерскую игру и ослепительную красоту младшей дочери крепостной крестьянки Дарьи.
В 1828 году Нимфодора Семенова играла на сцене Большого театра в Москве. Она держала литературный салон, гостями которого были Грибоедов, Гнедич, Жуковский, Пушкин. Александр Сергеевич даже сделал актрисе стихотворное посвящение: «Желал бы быть твоим, Семенова, покровом». Нимфодора была, как бы мы сказали сейчас, в тренде. Сцену она оставила в 1831-м году.
Двадцать долгих лет Нимфодора прожила в гражданском браке с графом Василием Валентиновичем Мусиным-Пушкиным-Брюсом. Жениться граф на ней не мог, у него была жена, хотя супруги и не жили вместе. Три совместных дочери Нимфодоры и Мусина-Пушкина носили фамилию Темировы.
Нимфодора Семеновна была удивительно добрым человеком: не бедная, она активно помогала людям. Вместе с собственными дочерьми растила нескольких бедных девушек, не отказывалась пойти в крестные матери. Ее специально приглашали в надежде на щедрые подарки. И она их делала! В метрических книгах только одной церкви, насчитали более двухсот ее крестников и крестниц!
Было и темное пятно на светлом облике актрисы: параллельно с Мусиным-Пушкиным женщина состояла в связи с шефом третьего жандармского отделения Бенкендорфом.
Некоторые историки ставят под сомнение отцовство дочерей женщины. Загадка, разумеется, остается неразгаданной.
В 1836-м Мусина-Пушкина не стало, четыре года спустя Нимфодора вышла замуж за француза, писателя Ашилля Лестрелена. Жизнь в Париже не задалась: муж оказался игроком. Чтобы спасти свое состояние Нимфодора покинула мужа и вернулась в Россию.
Старшей из сестер Семеновых не стало в 1849-м, младшей — в 1876-м. Обе сейчас покоятся в Александро-Невской лавре, на территории Некрополя мастеров искусств. Их дети прилично устроились в жизни. Среди потомков Дашутки, крепостной девушки помещика Путяты есть жены генералов, сенаторов, губернаторов.
