Даже самые эксцентричные дамы, блиставшие на сценах парижских кафе, могут показаться бледными, если сравнивать их с жизнью Луизы Казати.
Она не просто вела себя иначе — она была другой. Настоящая роковая женщина своего времени, недосягаемая и неповторимая, она не имела соперниц и не признавала конкуренции. Другие хотели быть иконами. Луиза же стала иконой.
«Я хочу быть живым произведением искусства», — сказала она однажды.
Своё тело она воспринимала как статую, а лицо — как живую картину. Для выразительности подводила глаза густым бистром, делая свои глаза ещё более загадочным и колючим. У неё были длинные, изящные руки, и она щедро украшала пальцы массивными кольцами, чтобы привлекать к себе внимание.
Она была высокой, словно греческое изваяние. Но красавицей…по нашим меркам красавицей она не была, хотя мужчины были от неё без ума.
Даже речь её превратилась в тщательно отрепетированный монолог — жест, интонация, пауза. Всё как на сцене. Только это была сцена. Вся её жизнь была спектаклем, как и её необычный гардероб.
Она не стеснялась ни асимметричных черт, ни тонкого, угловатого тела, ни своих спутанных волос. Луиза играла свою роль — и не подстраивалась под чужие ожидания.
Вторая дочь богатого текстильного магната, Луиза росла в Милане — одинокой, но окружённой роскошью. Да и отец был не просто торговцем. За свой вклад в текстильную промышленность он получил титул графа.
Когда родители умерли, 15-летняя Луиза и её старшая сестра Франческа стали наследницами целого состояния. В 1900 году, в возрасте 19 лет, Луиза вышла замуж за маркиза Камилло Казати Стампа ди Сончино. Через год у них родилась дочь Кристина.
Но брачная жизнь не заладилась и супруги договорились жить раздельно. А после и вовсе подали на развод. Луиза стала одной из первых женщин в стране, которая получила официальное разрешение на расторжение брака без явных причин, как было в прошлых столетиях.
Что касается супруга — история оставила о нём мало следов. Он затерялся в тени той, кто сиял слишком ярко, чтобы ещё кого-то пускать рядом с собой на сцену жизни, даже мужа.
Габриеле д’Аннунцио, с которым у Луизы была романтическая связь, говорил: «Это единственная женщина, которая меня по-настоящему ошеломила».
Луиза обожала быть сенсацией. У неё был прирученный гепард, питон, которого она носила на шее, как ожерелье, чёрный попугай и даже левретка, выкрашенная в синий, в тон к шляпке.
Но в отличие от других женщин того времени, она не разрушала чужие судьбы. Никто не разорился из-за неё. Никто не застрелился у её ворот. Её возлюбленные были лишь мимолётным эпизодом в жизни.
Она была необычной, двойственной: рациональной и безумной, невинной и ветреной, простой и таинственной. Мужчины теряли головы, пытаясь понять, кто она. Но она лишь смеялась через свою маску. А вот какой она была настоящей так и осталось для всех загадкой.
Её маскарады были знамениты по всей Европе. Иногда она устраивала балы, которые превращали целые площади в театральные сцены — однажды это была сама площадь Сан-Марко в Венеции.
Она любила эпатаж. Ставила чёрные мессы, где слуги-молодцы были выкрашены золотой краской и ходили почти голыми.
Она путешествовала с леопардовыми чемоданами, возила с собой сырое мясо для гепардов и мышей для змей. У неё была восковая копия самой себя, сделанная скульптором, и на званых ужинах эта двойница сидела рядом с нею. Тоже одетая и тоже загримированная. Неудивительно, что в обществе её считали сумасшедшей.
Луиза тратила деньги, как будто они ей мешали. Купила заброшенный венецианский дворец Venier dei Leoni, где сегодня находится музей Пегги Гуггенхайм. Позже приобрела во Франции Palais Rose — замок своей мечты. Его она называла Дворцом Снов.
К 1930 году долги перевалили за 25 миллионов долларов. Всё, включая дворец, ушло с молотка. Один из лотов купила Коко Шанель. Луиза перебралась в Лондон, где жила её дочь Кристина — их отношения были сложными. Там же жила и её внучка.
Она умерла в 1957 году в возрасте 76 лет — бедной, как никогда. Луиза, маркиза ди Рома, стала лишь тенью той, кем когда-то была. Так, богатейшая наследница и жена маркиза закончила жизнь в бедности. Привыкшая жить в роскоши она совершенно не озаботилась своей пенсией.
Она похоронена в Лондоне, на кладбище Бромптон. На её надгробии слова Шекспира, выбранные внучкой: «Её разнообразию нет конца. Пред ней бессильны возраст и привычка». Так он описывал Клеопатру.
