Цепкие профессорские пальцы будто невзначай скользнули по её открытому плечу, и Оленька едва не скривилась, ощущая нахлынувшее раздражение. Профессор Цабель — тощий, словно цапля, — годился ей в деды. Однако не в её положении было выбирать!
Оленька появилась на свет в 1869 году в семье знаменитого ювелира Гирша Сегаловича. Прижимистый и хваткий делец на семью не скупился: отстроил дом в Стрельне под Петербургом, обучил сыновей своему непростому делу, а дочерям обеспечил прекрасное образование.
Однако было у старика Сегаловича твердое правило: не пускать в дом чужаков. Слишком боялся он за свою любимицу Олю. А ну как увлечется каким вертопрахом! Сломает свою судьбу!
Потому-то Оленька, выпустившись из пансиона, жила при отце и замуж не спешила. За одного из бравых красавцев-военных, пленявших девичье сердце, тятенька бы ей идти не позволил. А за купца-единоверца — не хотела сама.
Гирш Сегалович спохватился, когда дочери исполнилось 25! С солидным приданым его Оленька и в сорок была бы завидной невестой. Только сам Гирш рассчитывал еще понянчить внуков…и оттого заторопился.
Оглядевшись вокруг, Сегалович решил, что никого лучше, чем его старинный приятель, нередко захаживавший на огонек да все поглядывавший на Оленьку, не найти. Даром что тот старше Оли на 35 лет, зато мужчина вполне состоятельный, немалого достигший.
Альберта Генриховича Цабеля, композитора и гениального арфиста, знал в столице любой образованный человек. Слава Цабеля гремела по Европе! Профессор Санкт-Петербургской консерватории по классу арфы, он служил в Мариинском театре и знал все и вся.
Однако за карьерой личная жизнь отступила на второй план: раз овдовев, Цабель больше не женился. Сыновья его выросли: один стал врачом, другой занимал место в дирекции императорских театров, дочь успешно вышла замуж за инженера.
В большой петербургской квартире было сумрачно и тихо, и эта тишина не нравилась Цабелю. Молодая жена внесла бы в дом новые звуки — серебряным колокольчиком звенел ее смех, журчали переливы голоса, мягко шелестело платье. А ведь если Бог даст, то будут и дети: Цабель уже доказал, что к тому способен. И волнующие формы Оленьки Сегалович сулили быстрый успех.
Оленька шла к алтарю с Цабелем скрепя сердце. Ей говорили, что в прежние годы профессор был весьма хорош собой. Однако сухонький старик мало походил на темноусого красавца, пристально смотревшего на Ольгу с фотографии.
Два года госпожа Цабель терпела объятия пожилого мужа, не давая себе воли. А потом не стало старого Сегаловича, оставившего дочери немалое наследство. Опытный и повидавший жизнь Гирш Сегалович позаботился о том, чтобы Ольга получила все в личное — не семейное — владение.
Пусть собственные средства Оленьки теперь измерялись не миллионами, но сотнями тысяч, она была довольна. О такой свободе приходилось только мечтать! Оленька с размахом тратила оставшиеся от отца деньги и к тридцати годам имела не только 5 доходных домов, ежегодно приносивших круглую сумму, но и широкие связи в обществе.
Светские знакомые знали Ольгу Григорьевну Цабель как женщину великодушную и щедрую, немало тратившую на благотворительность. Поговаривали, что на этой почве она сошлась не только с Виктором фон Валем, бывшим петербургским градоначальником, но и с обер-прокурором Святейшего синода Константином Петровичем Победоносцевым, которого безмерно уважал сам государь!
Деньги и высокие знакомства укрепили положение Оленьки. У нее было почти все, о чем когда-то мечталось. Не хватало только одного — свободы! Ольга Григорьевна потребовала у старика-мужа развода. И, удивительное дело, в кратчайшие сроки развелась!
Нескольких месяцев не прошло, как теплым осенним днем 1902 года Оленька вновь пошла к алтарю. На сей раз со статским советником Георгием Федоровичем фон Штейном, занимавшим должность в Морском ведомстве.
Муж разделил страсть Оленьки к роскошной жизни. Семейные расходы четы фон Штейнов были огромны. Содержание дома и прислуги, визиты к портным и ювелирам, организация ужинов и приемов — все выливалось в грандиозные суммы. Зато Ольгу Григорьевну по-прежнему поддерживали в свете.
По Петербургу носились слухи, что своих высоких покровителей Оленька встречала в покоях, отделанных на манер «грота Венеры», где журчали фонтаны и витали ароматы редких цветов. Одетая в шелковый пеньюар с разрезами по бокам, она угощала игристым и конфетами…Кто осмелится отказать подобной женщине? Ей прощались любые штучки.
Долги Ольги Григорьевны уже превзошли все мыслимые размеры. И кредиторы уже стали осаждать ее особняк, не считаясь с репутацией и знакомствами фон Штейн. Гавриил Романович Свешников, весьма почтенный господин, нанятый Оленькой на должность личного секретаря и управляющего делами и домами, отдал хозяйке до 50 тысяч рублей из личных средств. Надворному советнику Семену Зелинскому Ольга Григорьевна должна была 9 тысяч. Мещанину Тимофею Иванову — 41 тысячу. Отставному полковнику Петру Арсеньеву — 4 тысячи…И этот список был огромен.
Аферы Оленьки исчислялись сотнями. Веря в ее высокие связи, к ней нередко обращались с просьбами, дополняя их существенными суммами. Деньги Ольга Григорьевна брала охотно, а вот ходатайствовать не спешила…Однако все могло бы сойти ей с рук, если бы фон Штейн не перешла черту.
В 1905 году Ольга Григорьевна арендовала особняк у Марсова поля, где открыла лазарет для раненых на Русско-японской войне. И дворяне, и купцы охотно жертвовали на помощь лазарету, не ощущая подвоха: все собранное оседало в бездонных карманах Оленьки. Однако толчком к расследованию против фон Штейн стали вовсе не подозрения в растратах.
Заведовать хозяйством лазарета Ольга наняла старика Григория Десятова, у которого, как и у многих других, обманом выманила последние сбережения. От расстройства Десятов заболел и вскоре умер. Провожать его собралось все Училище правоведения, при котором он служил несколько десятков лет, пока не был сманен посулами фон Штейн.
Правоведы оказались дружной и сплоченной братией: воспользовавшись грянувшими в октябре 1905 года реформами, растущей свободой прессы и отставкой Победоносцева, они начали работу над делом против Ольги Григорьевны.
В феврале 1906 года против Ольги фон Штейн возбудили уголовное дело. В августе она была арестована, но вскоре выпущена из тюрьмы — помогли старые связи. Однако правоведы не отступились: нашлось около 120 человек, готовых дать против Оленьки показания, и в 1907 году она вновь оказалась за решеткой.
Напрасно Ольга Григорьевна, вышедшая под залог в 10 тысяч рублей, нанимала лучших адвокатов и пыталась подкупить всех, причастных к процессу. Когда стало понятно, что оправдательного приговора не будет, Ольга бежала из страны.
Фон Штейн осела в Нью-Йорке, где разбогатевшие дельцы с восторгом встретили обаятельную русскую аристократку. Однако она тосковала: в далекой России остался молоденький инженер Женечка Шульц, который помог ей бежать и за это был арестован. Шульцу удалось тронуть сердце отпетой аферистки: чтобы он смог оплатить услуги адвокатов, Ольга Григорьевна выслала ему 500 долларов.
Перевод был отслежен петербургской полицией, и в США полетел запрос об экстрадиции! Братство правоведов не оставило попытки добраться до Оленьки фон Штейн.
4 декабря 1908 года Ольга Григорьевна, вывезенная в Россию, вновь предстала перед судом. За все свои преступления она была приговорена к лишению всех прав и тюремному заключению…сроком на 1 год и 4 месяца.
Отбыв заключение в Царскосельской женской тюрьме, Оленька оказалась на свободе. Разоренная, без медяка в кармане, она быстро нашла способ заработать: многие мечтали взглянуть на знаменитую мошенницу, и Ольга фон Штейн стала гастролировать, исполняя романсы. А затем — неожиданно для всех — вышла замуж за барона Остен-Сакена, который не побоялся дать ей свою фамилию. Под новым именем Оленька взялась за старые дела…
Разоблаченная, она вновь была арестована в 1915 году. На этот раз суд дал ей 5 лет. Правда, вскоре грянула революция, и Ольга Григорьевна оказалась на свободе. Вернувшись к прежней «карьере», она брала ценности у бывших аристократов и купцов, обещая обменять их на продукты, и исчезала.
В 1920 году Оленька снова оказалась за решеткой. И продолжила свои похождения, бежав из колонии вместе с начальником — Павлом Кротовым, потерявшим голову от немолодой уже аферистки. Говорят, когда в 1923 году на их след напали в Москве, Кротов до последнего «прикрывал» свою женщину, позволив ей ускользнуть.
В бурные 1920-е Ольга Григорьевна не пропала. Те из «бывших», кто уцелел в трудные революционные годы и остался в Петрограде, забредая на Сенной рынок, с изумлением узнавали в бойкой торговке квашеной капустой некогда блестящую красавицу Оленьку фон Штейн. Изрядно раздобревшая и огрубевшая, она зычным голосом зазывала покупателей.
Ходили слухи, что Оленька сошлась с дворником Тимохиным, которому в прежние беззаботные времена случалось придерживать дверь, когда она, стремясь втайне ускользнуть от кредиторов, выбегала на чёрную лестницу. Воспоминания о прошлом сроднили двух стариков. В отличие от Оленьки, Тимохин, как пролетарий, избежал пристального внимания новой власти. А в годы Гражданской даже сумел сколотить небольшой капитал…
В 1930-х следы Ольги фон Штейн окончательно затерялись. И кто знает, не пустилась ли она в новые авантюры?
