100 лет назад, 30 сентября 1925 года, родилась народная артистка СССР Вера Васильева (1925-2023)
*
*
Размышляя об истоках народной любви к актрисе Вере Васильевой, я подумал, что, возможно, секрет Веры Кузьминичны в том, что она никогда не играла, а просто жила — на сцене, в кадре. В ней вообще было мало актерского.
Ноль амбиций, ноль самолюбия и самолюбования. Зато — бездна человечности, чистоты, доброты, искренности, редкого природного обаяния. Которое, напомню, сходу оценил генералиссимус Сталин, спросив после премьеры «Сказания о земле Сибирской»: «Где вы нашли эту прелесть?»
Несколько лет назад, подписывая мне на память свою откровенную, похожую на исповедь книгу «Золушка с Чистых прудов», Вера Кузьминична призналась, что абсолютно счастлива. Но не благодаря успешной карьере, званиям.
«Мое счастье в том, что я никого не обидела, никого не обманула, пережила все и не озлобилась…»
Предлагаю самые яркие фрагменты интервью Веры Васильевой, взятое к ее 90-летию.
«ТИХАЯ СМЕШНАЯ МЕЧТАТЕЛЬНИЦА»
— Вера Кузьминична, ведь в вашей семье никто к театру не имел отношения. Откуда у вас появилось такое острое желание стать актрисой?
— Действительно мои родители были простые люди. Папа работал шофером, мама занималась хозяйством. Мы жили очень бедно, всемером в одной комнате в Гусятниковом переулке, в районе Мясницкой улицы. Мама с папой, три старшие сестры, брат и я.
Но однажды наша соседка Анна Юльевна повела меня в театр имени Станиславского и Немировича-Данченко на дневной спектакль оперы «Царская невеста». И когда я, восьмилетняя девочка, увидела эту сказочную красоту — бархат, люстры, услышала божественную музыку… Придя домой, я решила: или буду артисткой, или не буду жить. И с тех пор я ни о чем больше не мечтала, не думала — только о театре.
Не поверите! Каждый день, как только оставалась одна, наряжалась в какие-то диковинные самодельные костюмы, украшала голову то бумажными коронами, то шляпами и пела какие-то вымышленные арии. Потом пошла в драмкружок Дома пионеров, в хор, записалась в театральные библиотеки…
Чуть позже мы с моей любимой подругой детства Катей Розовской вместе мечтали о сцене, бегали в театры, копили деньги на билеты — на галерку. Иногда под впечатлением от спектакля рыдали в три ручья и клялись друг другу стать артистками.
— За что вас соседи дразнили «Шаляпиным»? За концерты во дворе?
— Сперва я подумала, что за шляпу, с которой я в детстве не расставалась. Обычно я садилась в этой шляпе чистить картошку и распевала арии, услышанные по радио. О том, что был такой великий певец Федор Иванович Шаляпин, я не знала. Потом оказалось, что прозвали меня так – за мое пение. А в концертах я тогда уже участвовала настоящих.
Хорошо помню, как хор нашего Дома пионеров выступал в Большом театре (говорили, в зале сидел сам Сталин). Знаменитый бас Марк Осипович Рейзен запевал «Широка страна моя родная», а четыре девочки, в том числе и я, подпевали ему: «Много в ней лесов, полей и рек». У меня был хороший слух и чистый голосок.
— Интересно, какая была Вера Васильева в детстве?
— Какая? На вид очень тихая, смешная мечтательница, с розовыми щеками с ямочками, романтичная, наивная. При этом в душе — упрямая, иногда даже чересчур.
Знаете, одно из самых ярких воспоминаний юности – глупость, которую я чуть не совершила в 14 лет. Однажды под впечатлением от какой-то прочитанной книги, я решила: лучше умереть молодой, чем жить и разочаровываться в жизни постепенно. Ведь я не верила, что сбудутся мои мечты о роскошных ролях, красивой любви….
Недолго думая, взяла бритву и дважды полоснула себе вену, потом опустила руку в таз с теплой водой в надежде, что тихо, красиво умру. К счастью, вовремя опомнилась! Но в память об этой детской глупости у меня на левой руке остались два маленьких шрама.
Кстати, узнав в 1943 году о наборе на актерский факультет Московского городского театрального училища, я особых надежд не питала. Просто решила попытать счастья. На экзамене прочитала монолог Липочки из пьесы Островского «Свои люди – сочтемся», стихотворение Ольги Берггольц «Кусок хлеба» о блокадном Ленинграде. И меня приняли.
*
«ПЫРЬЕВ БЫЛ ЛАСКОВ СО МНОЙ»
— На третьем курсе вы сыграли одну из главных ролей в музыкальной комедии Ивана Пырьева «Сказание о Земле Сибирской». Как вы туда попали?
— Совершенно случайно. Думаю, большую роль сыграла моя тогдашняя внешность. Я была полненькая, розовощекая… Мою добродушную рожицу в гардеробной нашего училища заприметили ассистентки с «Мосфильма». Они мне сказали, что знаменитый, талантливый режиссер Иван Александрович Пырьев собирается снимать цветной музыкальный фильм. И нужна молоденькая, никому не известная актриса с наивным лицом. Так и сказали: «Нужна здоровущая, упитанная девка – кровь молоком». Назначили мне на следующий день встречу на киностудии.
— А вы хотели сниматься?
— Очень! Помню, от волнения, что завтра решается моя судьба, я всю ночь не сомкнула глаз. Мы всей семьей думали-гадали, во что меня одеть перед просмотром. В итоге на «Мосфильм» я явилась в сестрином платье из синего шелка, перетянутая широким поясом, накрашенная и с невообразимо взбитыми кудрями.
— Вы знали, какая репутация была у Ивана Пырьева? Что его боялись, как огня, и даже прозвище у него было «Иван Грозный»?
— Да откуда? Ничего я не знала. Конечно, потом бывали моменты, когда я видела его «грозным», особенно когда он кого-то отчитывал за какой-нибудь пустяк. Но этого никогда не было по отношению ко мне. Когда начались съемки, Пырьев всегда был ласков со мной, чтобы я «не зажималась». «Ангелочек мой, крикни громко эту фразу, позови изо всех сил». Я это сделаю, слышу: «Умница, очень хорошо!»
А в тот первый день Пырьев, не сказав ни слова, отправил меня к гримерам. Первым делом расчесали мои кудри, заплели косички. Взглянула на себя в зеркало и ужаснулась: простейшее деревенское лицо с маленькими глазками. Рожица словно блин, как поросенок упитанная, косички тонкие. Не понравилась я себе ужасно!
Первая мысль: ну какая же это артистка? Никогда такую в кино не возьмут! А оказалось — именно это-то и надо было. Одели в костюм героини – Насти Гусенковой. Снова привели к Ивану Александровичу. Он так пристально на меня посмотрел и скомандовал: «Принесите два простых чулка».
Принесли. Пырьев их взял, скатал в два толстых комка. И ни капли не стесняясь, сунул в мое декольте по чулку в те места, где должна быть пышная грудь, которой у меня не было. «Ну, теперь все в порядке! А то фигура тощая, лицо толстое — не поймешь ничего». Я стала походить на пышногрудую бабу, которой прикрывают чайники. Но вот такой утвердили сразу.
*
*
«ПЫРЬЕВ СКАЗАЛ: «РАЗВЕ ТЫ НЕ ВИДИШЬ, ЧТО Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ?!»
— Ожидали, что картина станет событием тех лет, будет куплена 86-ю странами, а вы получите за свою работу Сталинскую премию?
— Честно вам скажу: триумф этой ленты я восприняла как чудо из чудес. Но оценивала я себя трезво: как совсем еще неопытную студентку. Поэтому я была в какой-то степени даже напугана, когда мне тоже дали Сталинскую премию. Ведь в первоначальном списке были Пырьев, оператор, сценаристы, композитор и звезды первой величины – Марина Ладынина, Борис Андреев, Владимир Дружников…. Моей фамилии там не было.
— Правда, что вас внес в него лично Сталин? Или это красивая легенда?
— Мне так потом рассказывали. Якобы Иосиф Виссарионович, которые всегда смотрел все картины, увидев меня, спросил: «Где нашли вот эту прелесть?» Ему ответили, что это всего лишь студентка третьего курса, поэтому к премии не представлена. Но он коротко сказал: «Она хорошо сыграла, надо ей премию дать». И меня мгновенно включили в список.
— Помните свои ощущения?
— Это произошло так неожиданно, что я даже не знаю, была ли я счастлива. Наверное, все-таки была. Хотя всегда считала, что и правительственная награда, и огромная слава «свалились» на мою молодую неопытную голову не совсем заслуженно. Я не создавала образ, а была именно такой – наивной, симпатичной, простодушной девочкой. Просто попала в хорошие руки Ивана Александровича Пырьева.
— Тем не менее, в своей книге вы впервые откровенно рассказали, что именно Пырьев не дал вам реализоваться в кино – по сути, сломал кинокарьеру. Почему вы столько лет это скрывали?
— Об том роковом «свидании» знала только моя ближайшая подруга – Катюша Розовская. Молчала я об этом, зная страсть нашей прессы ко всему запретному, пикантному. А когда писала книгу, подумала: мне уже столько лет — лучше рассказать все, как было на самом деле.
Когда картина «Сказание о земле Сибирской» вышла на экраны, и вслед за этим последовал ошеломляющий успех, Иван Александрович пригласил меня для беседы в гостиницу «Москва», где он, по его словам, снимал номер для деловых встреч. Я, ничего не подозревая, пошла – благодарная, счастливая, смущенная свалившейся на меня славой.
Помню, Иван Александрович попросил подойти к нему, придвинул меня к своим коленям. Говорит: «Что же ты не поблагодаришь меня?» Я начала лепетать: «Я вам очень благодарна, очень!» Он перебил: «Не так… Не так… Разве ты не видишь, что я люблю тебя… Иди сюда!» И стал приставать…
Пырьеву, вероятно, никогда не отказывали, и я ему казалась одной из тех дурочек, которая по глупости, от страха, из благодарности пойдет на все. Но я оказалась мечтательницей, верящей в любовь… С трудом вырвавшись, я побежала к двери и услышала вслед: «Ты больше никогда не будешь сниматься!»
— Сдержал свое обещание?
— Сдержал. Из рассказов я иногда слышала, что кто-то из режиссеров меня хотел попробовать на новую роль, но каждый раз потом все срывалось… Но я на Ивана Александровича не в обиде, давно все простила. Ведь все равно, как ни крути, Пырьев подарил мне не только роль — жизнь.
Если бы не встреча с ним, меня бы, возможно, отправили куда-нибудь к черту на кулички. Там бы я работала, вышла замуж, родила пятерых ребятишек. Жили бы в нищете. Муж бы пил, а потом изменил мне с другой артисткой. (Смеется.)
А так… Меня, вчерашнюю студентку, сразу же пригласили в Театр сатиры на главную роль — Лизаньки Синичкиной в водевиле «Лев Гурыч Синичкин». Представляете?
*
*
«Я ОЧЕНЬ ПО ВОЛОДЕ ТОСКУЮ»
— К театрам советской эпохи намертво прилип ярлык «террариум единомышленников». Как вас встретили великие, народные и «непризнанные гении»?
— К счастью, я сразу почувствовала себя своим человеком в театре, поскольку меня приняли очень по-доброму, все стали нежно опекать. Думаю, большую роль опять же сыграл мой кинодебют. Наверное, я ассоциировалась с этой наивной деревенской девочкой-героиней, которой надо помочь. (Смеется.)
— Следующий виток вашей карьеры связан со спектаклем «Свадьба с приданым», премьера которого состоялась 12 марта 1950 года.
— Да, успех «Свадьбы с приданым» был феноменальный! Спектакль прошел 900 раз, был удостоен Сталинской премии, экранизирован. И я получила свою вторую премию. А годков-то мне было всего 25. Но мое счастье было связано не столько с этим. С одной стороны, этот спектакль подарил мне встречу с режиссером Борисом Ивановичем Равенских — самую большую любовь в моей жизни, с другой, дал мне партнера по сцене и любящего мужа Володю Ушакова, с которым мы счастливо прожили более полувека.
— В своей книге вы признались: любовь к Равенских была такая, что вы готовы были, как декабристка идти за ним хоть «во глубину сибирских руд», хоть в тюрьму…
— Да, так я любила. Сильно. Почти семь лет я жила с полной готовностью отдать ему, если надо, свою жизнь, если бы он этого захотел. Но сначала он был женат на актрисе Лилии Гриценко, но даже когда остался один, никак не мог определиться, нужна ли я ему. Все мысли и воля Бориса Ивановича были направлены на свою судьбу, на свое творчество. Я мучилась страшно!
— Вы знали, что ваш партнер по «Свадьбе с приданым» Владимир Ушаков давно влюблен в вас?
— Конечно, я видела, но долго ничего не могла с собой поделать. Пока однажды в самый тяжелый для меня момент он не позвонил и не спросил в очередной раз, когда же я соглашусь быть его женой. И тогда я ответила: «Я согласна». Володя тут же счастливый примчался на машине, заваленной цветами… Это были не просто букеты — я утопала в цветах. Потом мы поехали в общежитие Театра сатиры на Малой Бронной, где кроме Володи, жили многие актеры нашего театра, и он всем объявил новость о нашей свадьбе.
— Свадьбу отмечали всей труппой?
— Нет, свадьбы как таковой не было. Помню, Толя Папанов принес пол-литра, другие вынесли еду на кухню, что у кого было. А в загсе мы расписались лет через семь. Никаких платьев и колец не было – просто зашли, поставили подписи.
— Не пожалели о сделанном шаге?
— Ни разу. За любовь принимают много чепухи. Но мне кажется, что с Володей я испытала настоящее чувство… Как только я вышла замуж, не помню случая, чтобы кто-то даже к руке моей прикоснулся греховно. И не было ни единого случая, что я глазами, мыслями, прикосновениями совершила что-то такое, за что может быть стыдно. Что это, если не любовь?!
Мы ни разу серьезно не поссорились. Володя настолько влюбленно, благодарно и нежно относился ко мне, что у меня было ощущение сплошной влюбленности. Это очень важно для актрисы, да и вообще для любой женщины. У меня самой за годы семейной жизни чувства к нему шли только по нарастающей. Бывало, отыграю спектакль, бегу как сумасшедшая домой.
Я его особенно полюбила последние годы, когда он болел. Три инфаркта, инсульт, слепота, ходить без помощи не мог. Но он так был благороден, никогда не ныл и не жаловался. Всегда искал повод посмеяться, порадоваться за меня. Я очень о нем тоскую…
СТРАШНАЯ СМЕРТЬ АНАТОЛИЯ ПАПАНОВА И АНДРЕЯ МИРОНОВА
— В театре вашими партнерами были Георгий Менглет, Анатолий Папанов, Андрей Миронов, Ольга Аросева, Татьяна Пельтцер, Михаил Державин с Александром Ширвиндтом… Вы с кем-нибудь особенно близко дружили?
— Я бы не сказала, что с кем-то у меня были близкие отношения. Но очень хорошие – со многими. С Георгием Павловичем Менглетом и его женой — прелестной актрисой Ниной Николаевной Архиповой — мы общались семьями. Я любила и люблю своих партнеров по сцене. И Сашу Ширвиндта, и Мишу Державина, и Валентина Гафта, который был моим первым «графом Альмавива» в самой первой постановке «Женитьбы Фигаро». А еще у меня был Юра Авшаров, которого я очень любила в «Священном чудовище».
Помню, с какой нежностью относился ко мне Толя Папанов. Я считала его потрясающим артистом. Когда я вышла замуж, мы жили вместе в театральном общежитии. И Толя Папанов со своей женой Надей Каратаевой жили там, и Татьяна Ивановна Пельтцер со своим отцом, Иваном Романовичем. Менялись кастрюлями, как в типично советские времена, можно было и пару луковиц взять взаймы, и угостить вкусненьким друг друга.
*
А вот с Андрюшей Мироновым мы, пожалуй, общались поближе. Он хорошо очень относился к моему мужу, и Володя его обожал. В театре они гримировались в одной комнате. И Андрюша с ним всегда откровенничал, даже рассказывал о своих романах.
Через него мы подружились с его знаменитыми родителями — Марией Владимировной Мироновой и Александром Семеновичем Менакером. Я знала немногих людей, которые были бы так влюблены в театр как Андрей.
Конечно, драматическое лето 1987 года забыть невозможно. Сначала Толя Папанов… Представляете, он снимался в кино, должен был прилететь со съемок, и мы со всей труппой ждали его в Риге, где гастролировал театр.
Он накануне отъезда пошел в душ, едва успел намылить голову и – смерть настигла его. Двое суток под струей холодной воды сидел он, мертвый, в ванне, одной рукой держась за ее край. Так и нашли его родные, когда вскрыли квартиру… А следом еще одна безумная трагедия — там же в Риге 16 августа не стало Андрюши.
«МОЙ СЕКРЕТ ХОРОШЕЙ ФОРМЫ – В ЛЮБВИ ЗРИТЕЛЕЙ»
— Интересно, чем вы занимаетесь в свободное время?
— Отдыхаю, читаю. Иногда путешествую. Никаких хобби у меня нет. Люблю просто гулять, если есть возможность. Но только не по городу, а на природе. Но это редко случается, у меня нет дачи. Иногда хожу в театр. Сейчас, правда, не часто.
— Вы прекрасно для своего возраста выглядите. Как вам это удается?
— Вы не поверите, но для меня самой это – загадка. Зарядку я никогда не делала – терпеть этого не могу. С детства не умела кататься на коньках, на лыжах. Абсолютно неспортивная. Диет у меня никаких нет.
Но я не позволяю себе поправляться — держусь в одном весе всю жизнь. Слежу за осанкой, именно осанка выдает возраст. Тем не менее, я ем все. После спектакля, а это практически на ночь, люблю побаловать себя чем-нибудь вкусненьким. Что нравится, то и делаю. (Смеется.) Возможно, вы удивитесь, я даже про лекарства ничегошеньки не знаю. И — слава Богу!
— Тогда в чем же секрет?
— Пожалуй, самое главное, что меня держит в форме, — это театр, мои роли, любовь зрителей. Понимаете, когда выходишь после спектакля совершенно счастливой, помолодевшей – это дорогого стоит!
