Из гроба показалась рука, и она сразу поняла — Володенька. «Прости, сыночек, прости за грех», — пролепетала графиня. И ей было за что молить вылезающего из гроба сына о прощении.
7 ноября 1770 года в семье графа Владимира Григорьевича Орлова и его жены Елизаветы Петровны Орловой урожденной Штакельберг случилось прибавление. Елизавета Петровна произвела на свет девочку, которая по праву рождения стала наследницей одного из богатейших состояний империи. Катенька — так назвали девочку, — еще не научилась ходить, а ее уже считали самой завидной невестой страны.
Граф Владимир Григорьевич был уверен, что в положенное время он выдаст дочь за жениха, равного по знатности и богатству, тем самым дав начало самому богатому и влиятельному роду России.
Но вышло все совсем иначе.
В возрасте 19 лет Катенька Орлова до безумия влюбилась в небогатого бригадира Дмитрия Александровича Новосильцева.
Дмитрий был частым гостем в доме Орловых, но родители Катеньки не видели в нем опасности. Свою ошибку граф и графиня осознали, когда дочь объявила, что влюблена и не может жить без Дмитрия Александровича.
Родители нежно любили Катеньку, и с горем пополам дали согласие на брак с бригадиром. Вскоре состоялась свадьба.
Увы, супружеская жизнь не заладилась. Брат Екатерины, граф Григорий Орлов, так отзывался о Дмитрии:
«Невозможно с ним ужиться никакому существу, хоть с ангельским характером».
Бригадир, и правда, был человеком крайне самолюбивым, заносчивым и вспыльчивым. Кроме того, Дмитрий был беспутником и не пропускал ни одной юбки.
Через год Екатерина, узнав об очередной измене мужа, отбыла к родителям и потребовала развода.
Трагедия в личной жизни отразилась на характере Екатерины. Молодая, очень красивая женщина полностью отказалась от выходов в свет. Теперь друзьями Екатерины стали католические пасторы и монахини. Другом мадам Новосильцевой стал граф Жозей де Местр, проповедник, философ-мистик и сторонник теории Божественного Провидения. В Российской империи де Местр находился в качестве посла Сардиии.
Однако главным смыслом жизни для Екатерины Владимировны стал ее сын Владимир. «Ладю», свою кровиночку, женщина обожала, души в нем не чаяла. Владимир был центром вселенной для мадам Новосильцевой, она замечала в нем черты гениальности и была убеждена, что этого мальчика ждет великое будущее.
«Ладя» отлично учился, был превосходным танцором, музицировал. В подростковом возрасте мальчик считался одним из лучших фехтовальщиков.
Мать трепетно относилась к достижениям сына в учении, но еще больше ей льстила очевидная всем красота Владимира — юноша был высок, строен, с изумительными чертами лица. С отрочества Новосильцев стал предметом воздыхания многих знатных дам.
Екатерина Владимировна, подобно ее собственным родителям, мечтала выдать сына за девушку из богатого, знатного и древнего рода.
Однако Владимир повторил судьбу своей матери.
Сердце молодого флигель-адъютанта покорила девушка небогатая из семьи неизвестной и незнатной.
Звали красавицу Катей, ей было всего шестнадцать лет. Отец красавицы, генерал-майор Пахом Кондратьевич Чернов, до отставки служил в армии под началом фельдмаршала В.Ф. фон дер Остен-Сакена. За долгую военную службу Чернов получил дворянство.
Конечно же, Катя по меркам того времени была совсем не ровня Владимиру. Тем не менее, молодой человек уже через четыре дня после знакомства просил у Пахома Кондратьевича руки его дочери. Чернов дал молодым свое отцовское благословение.
Екатерина Владимировна, узнав о произошедшем, лишилась чувств. О невесте мадам Новосильцева отозвалась крайне негативно:
«Могу ли я согласиться, чтобы мой сын женился на какой-нибудь Черновой, да к тому же Пахомовне: никогда этому не бывать. Не хочу иметь невесткой Чернову Пахомовну – экой срам!».
Владимиру мать заявила, что «на Пахомовне» он женится только через ее труп. Флигель-адъютант, хоть и считался человеком отважным, матушке перечить не стал и согласился отсрочить свадьбу «хоть на полгода».
Отсрочка по требованию жениха считалась для девушки огромным позором.
Но кто вступится за честь не родовитой барышни? Разве что брат… И брат вступился.
Константин Чернов, 21-летний подпоручик Семеновского полка, счел оскорбление настолько тяжким, что его необходимо было смыть кровью. Новосильцеву был отправлен вызов на дуэль. Константин писал:
«Стреляюсь на 3 шагах, как за дело семейственное».
Друг Константина и сосед по имению, молодой поэт Кондратий Рылеев, полностью поддержал товарища. Новосильцев в глазах будущего декабриста был бессердечным аристократом, который походя готов растоптать честь девушки.
О дуэли стало известно Екатерине Владимировне Новосильцевой. Мать немедленно добилась аудиенции у генерал-губернатора Москвы князя Голицына. Туда же были приглашены Владимир, Константин и Пахом Черновы.
Новосильцев в присутствии генерал-губернатора подтвердил, что от брака с Катей не отказывается. Константин принес Владимиру извинения, а Екатерина Васильевна дала Пахому Кондратьевичу письменное согласие на брак сына с его дочерью.
Прошло полгода, но свадьба так и не состоялась. Черновы восприняли этот факт как очередное оскорбление семьи. Тем более, Катя совершено потеряла голову от любви и готова была наложить на себя руки.
Константин отправил Владимиру второй вызов на дуэль. Пахом Кондратьевич благословил сына на месть:
“Если будешь убит, то следующий по старшинству брат твой будет стреляться с Новосильцевым, если и он будет убит – пойдет третий и так дальше, до самого младшего, пятого. Падёт последний – я сам пойду. Умру или отомщу за всех вас!”
Это было личное, тяжелое и кровавое дело.
Екатерина Владимировна, узнав о новом вызове на дуэль, отправилась к фельдмаршалу графу Остен-Сакену, главнокомандующему Москвы. Граф являлся непосредственным начальником Владимира Новосильцева, а также бывшим командиром Пахома Кондратьевича Чернова.
Остен-Сакен приказал отставному генерал-майору немедленно прекратить дело. Пахом Кондратьевич не посмел ослушаться и заявил, что он отказывает Новосильцеву в праве жениться на его дочери.
Разгоравшийся пожар начал угасать, но нашлись злые языки, распускавшие в свете слухи, что якобы Новосильцев оказался трусом и упросил матушку «спасти его от дуэли».
На этот раз была задета честь Владимира, и вскоре флигель-адъютант сам отправил поручику вызов на дуэль.
Константин, не желавший более поединка, отправил Новосильцеву письмо, в котором поклялся, что никакого отношения к оскорбительным слухам он не имеет, и считает дело решенным миром.
Владимир поверил Чернову и отозвал вызов.
И вот тогда-то на сцену снова вышел Кондратий Рылеев, но на этот раз для того, чтобы сыграть главную роль в грядущей драме.
Кондратий Федорович написал Новосильцеву письмо, в котором обращался к его нравственным чувствам и требовал взять в жены Екатерину Чернову, честь которой была затронута.
Ответа на свое послание поэт не получил, после чего Рылеев принялся убеждать Константина снова вызвать обидчика на дуэль.
Подпоручик не желал драться, но случай на балу 5 сентября 1825 года на балу в честь именин императрицы Елизаветы Алексеевны все решил.
Новосильцев внезапно пригласил Катю Чернову на мазурку. Девушка, станцевав с бывшим женихом лишь один круг, сказала: «Довольно».
Новосильцев проводил барышню до стула и попытался с ней объясниться, но к Владимиру подошел Константин Чернов и вызвал его на разговор тет-а-тет. Во время этой беседы Константин заявил, что Новосильцев «преступил все законы чести». После этих слов Чернов вызвал Владимира на дуэль «на смертельных условиях».
Стреляться было назначено 10 сентября на окраине Лесного парка в предместье Петербурга.
В ночь перед дуэлью Константин страшно нервничал и писал в дневнике:
“Пусть паду я, но пусть падет и он, в пример жалким гордецам, чтобы золото и знатный род не надсмехались над невинностью и благородством души”.
Они стрелялись на барьер с дистанции в восемь шагов, с расходом (приближением) до пяти шагов.
Секундантами Чернова были подпоручик Шипов и все тот же Кондратий Рылеев, сделавший дуэль важным общественным событием.
Условия дуэли были предельно жесткими, примирение было невозможно: Чернова и Новосильцев знали, что живыми из Лесного парка им, скорее всего, не уйти.
Грянули выстрелы. Чернов был ранен в голову, Новосильцев — в печень.
Константин, перед тем, как отдать Богу душу, промучился две недели, Владимир скончался через четверо суток.
Новосильцев наотрез отказался пустить к своей постели Екатерину Владимировну: умирающий попросил передать матери, что именно ее, и только ее он винит в произошедшем. Константина Чернова Владимир полностью простил и желал, чтобы тот выжил.
Так, из-за глупых предрассудков матери и подлого поведения вольнодумца, будущего декабриста Рылеева, погибли два молодых мужчины.
Кондратий Федорович воспользовался смертью Чернова и организовал его похороны как первую в империи массовую политическую манифестацию — фактически, похороны Константина стали репетицией выступления декабристов.
Вильгельм Кюхельбекер написал стихи, в которых, по сути дела, назвал убийцами Чернова весь правящий класс. Правда, на Смоленском кладбище эти строки не прозвучали — их вычеркнул испугавшийся репрессий Рылеев:
Клянёмся честью и Черновым:
Вражда и брань временщикам,
Царя трепещущим рабам,
Тиранам, нас угнесть готовым!
Судьба Кати Черновой, к счастью, сложилась благополучно. В возрасте 24 лет барышня вышла замуж за Николая Михайловича Лемана, будущего генерал-лейтенанта.
В семье было восемь детей — четыре девочки и четыре мальчика. Скончалась Екатерина Пахомовна в глубокой старости.
Екатерина Владимировна Новосильцева была потрясена и смертью сына, и тем, что он обвинил ее в своем столь трагическом и раннем уходе.
Мать металась, пыталась прорваться к сыну, наняла за 1000 рублей знаменитого доктора Арендта, но — тщетно.
17 сентября 1825 года Екатерина Владимировна похоронила сына, который теперь уже никогда не «женится на Пахомовне». Похоронила в одиночестве, без шумных общественных прощаний, как было в случае с похоронами Чернова.
После похорон Екатерине Владимировне стали сниться ужасные сны — Владимир вылезал из гроба, садился к столу, корил мать за свою смерть, за отнятую любовь. Мадам Новосильцева, еще совсем не старая, совершенно поседела.
Теперь Екатерина Владимировна появлялась на публике только в черном одеянии, напоминающем саван.
В руках женщина держала серебряный сосуд, в котором находилось забальзамированное сердце ее сына.
Екатерина Владимировна носила траур до конца жизни. Женщина ударилась в религию, занялась благотворительностью.
Около места дуэли сына Екатерина Владимировна построила на собственные средства церковь, названную в народе Новосильевской.
Помощь сирым и обездоленным была для Екатерины Владимировны главной целью в жизни. Большую часть своего времени женщина проводила в молитве, но душа ее все равно была неспокойна. Своему духовнику, митрополиту Филарету, Новосильцева говорила:
«Я убийца моего сына, помолитесь, владыко, чтобы я скорей умерла».
Но Бог не дал женщине скорой смерти.
В 1835 году скончался бывший супруг Екатерины Владимировны. Дмитрий Александрович Новосильцев считал первую жену виновной в смерти сына и проклинал ее.
После смерти Дмитрия Александровича двое его детей остались сиротами, и Екатерина Владимировна взяла их в свой дом, всячески о них заботилась.
Мадам Новосильцева очень скоро стала главным благотворителем страны: ни одна знатная дама столько не помогала бедным.
В Новосильцевской богадельне получали помощь сироты, матери-одиночки, больные люди.
Обездоленный, нищий, больной человек знал — «у Новосильцевых» ему помогут.
31 октября 1849 года Екатерина Владимировна Новосильцева скончалась в возрасте 78 лет.
Вымолила ли она прощение у Господа, а главное, у своего сына? Кто знает…
