Каждый раз, когда он с гордостью представлял ее «моя молодая жена», Людмиле Целиковской хотелось провалиться сквозь землю. Как и в первых двух браках, она снова убегала от любви…
*
Людмила Целиковская казалась воплощением легкости и беззаботности. Такой, какой зрители знали ее по экрану. Но за яркой улыбкой и лучезарным взглядом скрывалась история той самой «Попрыгуньи», которая умело прятала за актерской игрой свои настоящие переживания.
Каждый ее успех давался ценой внутренних сомнений, каждая любовь оборачивалась новым уроком. Тем, кому довелось знать Целиковскую близко, она виделась не только блистательной артисткой, но и глубоко чувствующей и даже несчастной женщиной.
ПЕРВЫЙ БРАК И ВТОРОЙ БРАК СТАЛИ ЕЕ ОШИБКОЙ
Людмила вступала в брак с легкостью, с какой другие девушки соглашаются на свидание. Ее первый муж, красавец-однокурсник Юрий Месхиев, казался идеальной партией: талантливый, перспективный.
— Почему бы и нет? — пожалуй, именно так она рассуждала, подписывая заявление в ЗАГСе.
Но брак двух творческих и темпераментных натур рассыпался как карточный домик. Они не смогли продержаться и года.
Однако актриса была не из тех, кто надолго впадает в уныние. Едва оправившись от первого развода, 20-летняя Людмила уже примеряла роль жены писателя Бориса Войтехова. На этот раз все было серьезно. Не год совместной жизни, а целых два.
Трагедия заключалась в том, что Войтехов искренне любил свою молодую жену, а она… просто играла роль счастливой супруги.
— Люся, ты сегодня опять задержишься на репетиции?- разливая свежезаваренный чай по фарфоровым чашкам, спросил Борис.
Его голос звучал ровно, но в уголках глаз пряталась тревога. Людмила, стоя у зеркала и нанося помаду, сделала паузу. Тени для век уже легли идеальными полумесяцами, как учил гример в театре.
— Да… «Соломенная шляпка», знаешь же. Андрей Петрович не отпускает ни на минуту. Она резко захлопнула пудреницу, и облачко рассыпалось в солнечном луче. — Не жди ужинать.
Муж молча поставил перед ней чашку с ромашковым чаем от бессонницы, о которой она вчера обмолвилась.
— Я купил билеты в Ленинград, — вдруг выдохнул он. — Как ты мечтала. Сходим на «Бориса Годунова»» в Мариинку…
— Ты что, не понимаешь?!- ее голос сорвался на шепот. Рука сама потянулась к его щеке, но замерла в сантиметре. — Прости. Я так не умею.
СТРАСТЬ
А уже через месяц на съемочной площадке «Воздушного извозчика» Целиковская повторила свою собственную историю: юная певица, взрослый летчик, запретная страсть. Только вместо кинокамер за актрисой и главным исполнителем мужской роли Михаилом Жаровым наблюдали десятки глаз. А вместо гримерки было тесное купе поезда Ленинград-Москва.
За окном мелькали огни неизвестных станций, бросая на их лица полосатые тени. Иногда, когда поезд входил в поворот, ее плечо на мгновение прижималось к его плечу, и оба задерживали дыхание. В коридоре слышались шаги, смех… Мир продолжал жить, не подозревая, что здесь, за тонкой перегородкой, разыгрывается настоящая драма.
— Люсьен, давай сбежим. Все к черту, театр, кино, эти дурацкие условности, — театрально прижимая ее ладонь к своему сердцу, прошептал Жаров.
— Куда? Ты же знаешь, нас везде узнают. Да и твоя Полянская…,- смеялась в ответ Целиковская.
— Черт возьми, мне почти сорок пять! Впервые за двадцать лет я чувствую себя мальчишкой, готовым на безумства. И все из-за тебя…,- не унимался Михаил.
Приехав в Москву, Людмила честно рассказала обо всем мужу. Но Войтехов, не желая отпускать жену, развязал грязную войну. Его ядовитые слухи расползлись по московским театральным кулуарам, отравляя даже отношения Целиковской со свекровью.
Каждый день приносил актрисе все новые унижения: анонимные звонки, телеграммы с угрозами, давление через партийные инстанции. Муж методично разрушал ее репутацию, словно мстил за те два года, когда она играла роль счастливой жены.
По другую сторону любовной драмы разворачивалась не менее горькая история. Жаров, существовавший в браке-пустыне, вдруг стал объектом бешеной ревности.
Людмила Полянская, много лет равнодушно наблюдавшая, как ее знаменитый муж сам гладит себе рубашки и разогревает на плите консервы после работы, теперь металась, как тигрица в клетке. Ее письма в творческие союзы, министерства и на студию напоминали бред. Женщина требовала «вернуть законного мужа», словно речь шла о потерянной вещи.
Этот вал безумия обрушился на Михаила с такой силой, что его сердце не выдержало. Инфаркт уложил актера на больничную койку, поставив жирную точку в этом любовном треугольнике. После всех испытаний, скандалов и сердечных мук Жаров и Целиковская, наконец соединили судьбы.
Казалось, сама судьба вознаградила их за страдания. Зрелый мужчина с уже посеребренными висками превратился в пылкого юношу. Жаров носил Людочку на руках, осыпал дорогими подарками, использовал все свои связи для ее карьеры.
Но пламя страсти, горевшее так ярко, быстро угасло. Целиковская, ради которой Михаил перевернул свою жизнь, вдруг осознала страшную правду. Она снова ошиблась…
Его обожание и забота стали казаться назойливыми. Подарки оставались нераспакованными на туалетном столике. А приглашения на съемки к лучшим режиссерам теперь принимались ею с легкой улыбкой, будто одолжение.
По вечерам, когда Михаил в сотый раз пересказывал анекдот из своего богатого репертуара, Люсенька ловила себя на том, что считает узоры на обоях. Его привычка целовать ее руки перед сном, прежде вызывавшая умиление, теперь раздражала.
Особенно невыносимы стали их выходы в свет. Каждый раз, когда он с гордостью представлял ее «моя молодая жена», ей хотелось провалиться сквозь землю. Как и в первых двух браках, Целиковская снова убегала от любви.
БОЛЬШАЯ ЛЮБОВЬ
Архитектора Каро Алабяна актриса встретила, еще будучи замужем. 51-летний мужчина при первом же знакомстве откровенно заявил, глядя ей прямо в глаза:
— Ты будешь моей женой.
В его голосе звучала такая уверенность, что даже у привыкшей к мужскому вниманию Целиковской перехватило дыхание.
Жаров, узнав о новом увлечении жены, устроил сцену. Бил кулаками в стену, кричал, что не отпустит. Но Людмила впервые не испытывала ни капли сомнений. Она смотрела на этого седовласого архитектора с орлиным профилем и понимала: здесь точно не будет прежних ошибок.
Его кавказская горячность не раздражала, а завораживала; его подарки не казались обязанностью, а воспринимались как естественное проявление любви. Когда Алабян впервые при всех назвал ее своей женой, она не сжалась внутри, как раньше, а улыбнулась.
Михаил еще долго звонил по ночам, писал письма, умолял одуматься и вернуться к нему. Но Людмила уже жила новой жизнью, где, наконец, не нужно было притворяться.
В тридцать лет Целиковская наконец познала и счастье материнства. Маленький Сашенька, завернутый в кружевные пеленки, сладко сопел у нее на руках. Привыкшая к овациям и блеску софитов артистка теперь с трепетом ловила первую улыбку сынишки, его неумелые попытки схватить ее за палец.
Актриса намеренно отказывалась от многих помощниц. Только так она могла почувствовать себя настоящей матерью. Ее руки, привыкшие к изящным театральным жестам, теперь ловко месили тесто для яблочных пирогов, которые так обожал Каро.
— Для моего мальчика, — шептала она, сдувая с локона мучную пыль.
По утрам, пока муж спал, она гладила его рубашки. Любила наблюдать, как складки ткани под утюгом превращаются в идеальные стрелки. Театр, съемки, репетиции — все это тоже оставалось. Но теперь, после спектаклей, она не задерживалась, а мчалась домой.
