-Дуэли не было, было убийство, — так выразился друг Михаила Юрьевича Лермонтова Руфин Дорохов, ставший впоследствии прототипом героя романа Толстого «Война и мир».
Дорохов был тем еще задирой и опытным дуэлянтом, наверное, ему можно верить, что трагедия в окрестностях Пятигорска очень мало была похожа на поединок чести. Очевидцы, точнее, свидетели вспоминали, что на место дуэли было привезено большое количество шампанского.
Что это означало? Только одно: все, кто был причастен, надеялись, что дело будет разрешено миром, а мир они скрепят бесшабашной офицерской пирушкой. Все, кроме одного.
-Я в этого дурака стрелять не буду, — якобы произнес Лермонтов, который должен был стрелять первым.
И не стрелял, по показаниям участников дуэли Васильчиков после происшествия разрядил пистолет Михаила Юрьевича — выстрел Лермонтовым так и не был сделан. Зато Николай Соломонович Мартынов свое право реализовал, выстрел произвел, подойдя к поэту на максимально возможное правилами поединка, расстояние. Не в упор, но почти. Шансов у поэта не было.
Мартынов потом продолжил жить и даже сравнительно легко отделался. Убийцу Пушкина Дантеса знают все. А фамилия Мартынова не на слуху. Ее знают, помнят, но далеко не массово.
Если подумать, то Лермонтов мог бы еще много чего гениального и интересного написать, ведь жить-то ему было отпущено всего 26 полных лет. И то, что составляет его литературное наследие, написано человеком очень молодым.
А сколько нам всего досталось! Каково же было жить человеку, погубившему того, кто мог бы, по мнению некоторых исследователей, сравниться с Пушкиным и даже превзойти его, если бы прожил жизнь долгую?
Николай Соломонович Мартынов родился в довольно состоятельной дворянской семье, отец его имел чин статского советника. Двоюродным братом Мартынова был автор исторических романов Н. М. Загоскин. Николай Мартынов тоже писал стихи, он вообще хорошее образование получил. Мартынов был, как бы мы сказали, «однокашником» своей будущей жертвы, оба учились в школе юнкеров и даже приятельствовали.
Юнкерами юноши были партнерами на занятиях по фехтованию, а познакомились еще в детстве, так как были соседями: рядом с имением бабушки Михаила Юрьевича Тарханы находилась у Нижнеломовского монастыря усадьба Мартыновых. Подмосковные имения их тоже располагались близко.
Впрочем, дружбы на равных не получилось, скорее это была дружба-соперничество, даже во времена участия в литературном журнале, выпускавшемся в юнкерской школе, Лермонтов и Мартынов шутили друг над другом. Но у Мишеля был легкий слог, изящный сарказм, а Мартынов отвечал тяжеловато — не дотягивал.
Но в то время юноши не враждовали, наоборот, был и такой эпизод: Мартынов был дежурным по эскадрону, но сорвался в госпиталь, чтобы навестить Мишеля, упавшего с лошади, то есть нарушил ради приятеля военную дисциплину и рисковал быть наказанным.
Николя был честолюбив, ему хотелось признания, литературоведы, исследуя его произведения, видят в них элементы самолюбования, нетерпимость к чужому мнению, жестокость характера. Не знаю, я не литературный критик. Было бы это написано, если бы Лермонтов не погиб от пули Мартынова? Кто бы вообще тогда исследовал его произведения и что бы в них искал?
Но то, что Николя мечтал сделать хорошую карьеру, дослужиться до генерала — было. И женщин мечтал покорять, непременно красавиц, это тоже было. Кто из юношей об этом не мечтал? Но таланта к писательству у Мартынова не было. Склонность, желание — да. До Мишеля ему было далеко.
Мартынова отправили служить на Кавказ, он отличился, заслужил награды, звание майора — на войне быстрее получали звания. Еще по пути к месту службы Мартынов останавливался на несколько дней в Москве, с Лермонтовым они виделись много раз: завтракали у «Яра», посещали балы и светские выезды на пикник, никакой вражды, ни намека!
После дуэли возникли попытки усмотреть причину ссоры Лермонтова и Мартынова в том, что Мишель взялся передать Мартынову посылку от родных Николая. Якобы, Лермонтов думал, что в содержимом есть компромат на него самого.
Письма поэт вскрыл, прочитал, нашел нелицеприятные о себе слова и сжег корреспонденцию. Мартынов же, опять же, якобы, пропажу посылки обнаружил. Вот только разговоры о посылке возникли после дуэли, а не до нее.
-В своем Грушницком он вывел меня! А в Мери я вижу мою сестру! — оскорблялся Николай Соломонович.
Усмотрев от Мишеля оскорбление себя и своей семьи Мартынов прекратил приятельские отношения. Но собственная его поэма «Герзель-аул» считается лишь подражанием «Валерику» Лермонтова, там даже шарж есть на Мишеля. В повести «Гуаша» Мартынов попытался дать Лермонтову ответ на его «Героя нашего времени».
Бывшие приятели отдалились. У них были разные места дислокации полков, разный круг общения. Никто не ожидал, что жизнь сведет этих двоих снова, да так, что мирно разойтись окажется невозможным.
Да, Лермонтов был «трудным» человеком. Отмечали его язвительность, мстительные наклонности, острый язык. В Пятигорске, когда бывшие приятели оказались там вместе, Мишель стал иронически отзываться о литературных трудах оппонента. Считается, что поэт написал несколько язвительных эпиграмм и экспромтов, достаточных для того, чтобы самолюбие Мартынова было задето.
-Он выставляет меня шутом, изводит насмешками, — считал Мартынов.
Это было правдой, Лермонтов изощрялся в острословии, находя бывшему другу обидные прозвища: маркиз де Шулерхофф, Аристократ-мартышка, Вышеносов. А видя, что Мартынов реагирует, насмешничал еще больше.
А потом случилась роковая случайная остановка музыки, в тишине окончание оскорбительной реплики стало отчетливо слышно всем, кто был в этот день на приеме у Верзилиных. На этот раз Лермонтов высмеивал Мартынова за пристрастие к черкесскому костюму.
Мартынов потребовал прекратить то, что мы сейчас назвали бы тролингом, Лермонтов ответил, что не боится дуэли, а Николя не пристало сыпать пустыми угрозами. Следующим утром Глебов, выбранный Мартыновым секундантом, привез поэту вызов. Вызов был принят.
15 июля 1841 года около 6-ти часов вечера участники поединка съехались у горы Машук в окрестностях Пятигорска. Для Лермонтова это была не первая дуэль. Шел дождь, грелось шампанское, привезенное друзьями поэта в надежде на мирное урегулирование конфликта.
Показания, данные после трагической развязки разнятся. Мартынов утверждал, что Лермонтов стрелял, но промахнулся, Дорохов говорил об отказе Лермонтова от выстрела.
-Надо же кончать, мы и так насквозь промокли, — сказал кто-то, когда началась гроза.
Мартынов подошел и прицельно выстрелил. И даже не приблизившись к поверженному сопернику поскакал в комендатуру — доложить о случившемся.
Я видела информацию, что делом об убийстве Лермонтова решил заняться Следственный комитет. Надеюсь, через столько лет удастся восстановить то, что произошло на самом деле, потому что подробности дуэли так и не были обнародованы полностью. Что-то не договаривали секунданты, что-то «мудрил» Мартынов. Нам известно лишь то, что было дальше. Официальное известие гласило:
«15 июля, около 5 часов вечера, разразилась ужасная буря с громом и молнией; в это самое время между горами Машуком и Бештау скончался лечившийся в Пятигорске М. Ю. Лермонтов».
По воспоминаниям Вяземского, написанным со слов флигель-адъютанта императора полковника Лужина, Николай Первый сказал: «Собаке — собачья смерть». Но позже, когда сестра укорила его, император изрек публично: «Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит».
Видимо явная неприязнь монарха к погибшему «неудобному» поэту Лермонтова и стала причиной того, что Николай Мартынов отделался сравнительно мягким наказанием.
А ведь за дуэль могли приговорить к казни! Но нет, военно-полевой суд постановил Мартынова разжаловать, лишить всех прав состояния, однако император приговор повелел смягчить: Николай Соломонович был приговорён к трёхмесячному аресту на гауптвахте и церковному покаянию. Каялся Мартынов в Киеве и завершено его наказание было досрочно.
После ареста и молитв предстояло же еще и жить! Мартынова узнавали, люди тыкали в него пальцем: «Убийца!» Какой-то студент однажды наградил Мартынова плевком в лицо. И все же Мартынов жил, деятельно работал над тем, чтобы оправдать себя и демонизировать образ погибшего соперника.
Во многом, слухи о невыносимом характере и заносчивости Лермонтова распространились из круга родственников Мартынова, поддержанных недругами поэта: «Если бы не его ужасный язык, был бы жив. Никто бы такого не вытерпел, Лермонтов был слишком дерзким!» То есть, сам виноват.
Пятном на «белых одеждах» Мартынова стала найденная в 1963-м году его эпиграмма, в которой обыгрывались любовные похождения Лермонтова. Рядом с текстом эпиграммы сохранилась надпись: «Подлец Мартышка». Видимо, ее сделал Лермонтов. Не таким уж страдальцем от острого языка Лермонтова был Николай Соломонович. Но он жил, а поэта у России не стало.
Николай Соломонович женился на Софье Проскур-Сущанской, брак оказался счастливым. Супруги сначала жили в Нижегородском имении, но там Мартынова едва не избили поклонники Лермонтова. Пришлось переезжать в Москву.
Мартынов стал отцом 11-ти детей. Жена скончалась раньше мужа. Николай Соломонович считал, что ранняя кончина супруги связана с проклятьем, которое пало на его род после роковой дуэли. Но он не бедствовал, был окружен детьми.
Мартынов пытался написать собственное воспоминания о дуэли — «Исповедь», которую так и не закончил. До наших дней дошло несколько абзацев, в них прослеживается мысль о невыносимости характера Лермонтова, автор намекает, что у него не было шансов избежать дуэли. И все, чего он хотел — чтобы Лермонтов прекратил над ним смеяться.
Поговаривали, что Николай Соломонович все же очень переживал, до конца собственной жизни заказывал панихиды по поэту, увлекался спиритическими сеансами, на которых просил прощения у своей жертвы. Мартынову было отмерено 60 лет.
За отсутствием возможности у народа выплеснуть гнев на Дантеса, погубившего Пушкина, изгоем стал Мартынов. Сколь велика была неродная неприязнь, можно увидеть на примере того, что в 1924-м году в национализированную усадьбу Мартынова переехала детская трудовая колония.
Бывшие беспризорники разорили фамильный склеп, где нашел упокоение Николай Соломонович, содержимое ребята утопили в ближайшем пруду — отомстили за поэта.
