«Вы здесь, только чтобы спать», — холодно произнес Некрасов. Вспыхнув, Прасковья принялась поспешно собирать вещи. Она кидала в саквояж свои кофточки и чулки, ленты и юбки. Схватила банку варенья, стоявшую на подоконнике, но та выскользнула из рук и упала на паркет.
Вишня в сиропе расползалась по полу, а молодая женщина тряслась от рыданий. Ей не было жаль варенья, она жалела себя. Уже давно ей не указывали так прямо, что она – дешевая покупка.
В Рижский «веселый дом» Прасковья попала от бедности. Дочь рядового, круглая сирота, она пыталась пристроиться к родным, но те быстро указали ей на дверь. Уж больно Прасковья была хорошенькая!
Но молода, хороша удивительно:
Словно рукой гениальной обточено
Смуглое личико. Всё в ней пленительно:
Тянут назад ее голову милую
Черные волосы, сеткою сжатые,
Дышат какою-то сдержанной силою
Ноздри красивые, вверх приподнятые.
Н. Некрасов «Дешевая покупка».
На Прасковью засматривался муж ее тетки, а потом и старший сын… Оттого девушка и оказалась на улице, а после – в «заведении».
Ей повезло, что посещали «веселый дом», в основном, солидные граждане. Это были обеспеченные купцы, дворяне, чиновники из разных управлений. Губернский механик Мейшен увидел ее один раз и пропал. Не мог думать ни о ком другом.
К Прасковье не успела прилипнуть грязь, она не стала вульгарной, а после нехитрого рассказа о своей судьбе, стала для механика еще милее. Спустя неделю тот явился к хозяйке дома и попросил руки Прасковьи.
— Она должна мне, — сразу заявила «мадам». – Пятнадцать рублей.
Дрожащими руками Мейшен отсчитал ассигнации.
— Дешевая у тебя вышла покупка, — хмыкнула хозяйка. – Забирай.
Брачные клятвы перед алтарем Прасковья повторяла от всей души. Сама не верила своему счастью – из казенных комнат попала в собственную квартирку. Стала замужней дамой, Прасковьей Николаевной Мейшен. Научилась обращаться с прислугой, переоделась в добротные платья по моде, на шее заблестела золотая цепочка…
Но счастье губернского механика продлилось недолго. В марте 1867 года он слег с лихорадкой и вскоре скончался. Двадцатидвухлетняя вдова узнала, что ей полагается наследство. Что в Ярославле есть дом, принадлежащий мужу.
— Значит, в Ярославль! – легко приняла решение Прасковья. В Риге она и сама не хотела оставаться. Если бы не умер Мейшен, все равно уговорила бы его переехать. Зачем жить там, где о ней знают слишком много?
В Ярославле она показалась во всей своей красе, и сразу привлекла внимание горожан – уж до чего красивая вдовушка! Дом, в который она въехала, не разочаровал. Солидный, удобно расположенный, оцененный в пятнадцать тысяч рублей. Да и город ей понравился. Можно было оставаться и жить припеваючи, сдавая часть комнат внаем.
Прасковья легко освоилась в Ярославле. Свела знакомство с несколькими добропорядочными семьями. Через них – с писателем Островским. Была она улыбчива, легка на подъем, хотя и не слишком образованна. Литературой не интересовалась, но умела поддерживать беседу, а главное – да, она была красива! Приглашали ее на обеды и ужины чаще всего потому, что при ее появлении у гостей дух захватывало.
Захватило дух и у Николая Некрасова. Вернувшись из-за границы, поэт проводил лето в Ярославле. Он только что пережил разрыв с Селиной Лефрен, французской актрисой, которая наотрез отказалась возвращаться в Россию. Отношения с ней складывались всегда непросто – Селина не скрывала, что позволяет себя любить.
И что подарки Некрасова ей куда больше по душе, чем он сам… Так что очаровательная брюнетка Прасковья Мейшен стала для него и утешением, и надеждой. Когда Некрасов в сентябре отправился в Петербург, он слал своей новой знакомой очень нежные письма в Ярославль. А весной 1868 года прямо предложил переехать. К нему.
На имя Прасковьи Мейшен в нескольких лавках сразу был открыт кредит – возлюбленная поэта могла заказывать себе шляпки, туфли и новые платья, отсылая счета на имя Некрасова. Она стала появляться в его театральной ложе.
Полюбила сладости, которые в Петербурге можно было купить почти на каждом шагу. А особенно – разные виды варенья. Ребенком ее мало баловали, в юности жила впроголодь, да и Мейшен, при всей любви к ней, был прижимист. А Николай Алексеевич на свою возлюбленную денег не жалел.
— Красавица с вами, Николай Алексеевич, — говорили поэту с уважением и заметной завистью, — никак, дело к свадьбе идет?
Он пожимал плечами, но и впрямь думал жениться. Эффектные женщины были слабостью поэта, а вдовушка среди всех его пассий явно оказывалась на первом месте… Но как-то Прасковья, по легкомыслию своему, рассказала ему о рижском прошлом, и Некрасов слегка притормозил.
Это у Мейшена история девушки вызывала слезы умиления. А вот поэт, столичная знаменитость, таких эмоций не проявлял. Дешевая покупка? Для него? Но зачем?
Поняв, что попала впросак, Прасковья принялась с удвоенной силой расточать ласку и нежности. Но перемена, произошедшая в Некрасове, ее злила. Похолодел, явно же!
Зимой ей полюбился каток. Кружась на льду, Прасковья как-то познакомилась с господином Котельниковым. На этот раз говорила о себе скупо: вдова из Ярославля. Живет в Петербурге у знакомых. Где они могут встретиться? Например, в театре! Она завтра будет там.
Котельников приходил в ложу Прасковьи, которая могла общаться с ним совершенно спокойно – знала, что поэт пропустит спектакль. Встречи в театре стали регулярными, и кто-то, по всей видимости, сообщил об этом Некрасову. Однажды вечером, в квартире, он упомянул об этом – что Прасковья привечает некоего господина.
— Я свободна, — не моргнув, произнесла вдова. – Или вы все-таки собираетесь на мне жениться?
— На вас? – воскликнул Некрасов. – Вы здесь, чтобы спать. Когда мне хочется.
Она вспыхнула. Это было оскорбительно. В тот же вечер Прасковья покидала вещи в саквояж и отправилась в гостиницу. А наутро сняла квартиру на улице Бассейной.
«Удивительно, как некоторые женщины не понимают, что им пора удалиться», — писал поэт в письме к своей сестре, Анне Буткевич.
Летом он уехал в Париж, где снова сблизился с Селиной. А когда наступила осень, признавался в посланиях все той же Буткевич:
«Вставляю двойные рамы и подумываю о том, как бы найти друга на зиму, но такого, который согревал бы меня в это суровое время года, а что будет весной и летом — увидим».
«Зимний друг» вскоре был найден.
А Прасковья? Она вернулась в Ярославль. С Некрасовым они несколько раз переписывались по деловым вопросам – вдова улаживала наследственные дела, поскольку объявились родственники ее покойного мужа. Поэт давал советы, помогал со знакомствами — например, рекомендовал Прасковье хорошего адвоката.
Известно, что красавица еще дважды выходила замуж, сменив фамилию на Волкову, а потом на Вишнякову. Поддерживала отношения с Островскими и частенько гостила у них.
Дом Мейшена она сдавала, а сама обосновалась в Щелыково. С удовольствием занималась садом и огородом, а покинула этот мир в 1921-м году. По всей видимости, «дешевой покупкой» ее больше не попрекали…